Легенды и мифы Невского проспекта - Наум Александрович Синдаловский

до неприличия ярко. Правда, это обнаруживалось не сразу. Для этого нужен был конкретный ракурс. Но говорили, что именно в этом и состояла необыкновенная тонкость мести – знать должны были только посвященные. Легендой не принималось в расчет даже то, что Барклай де Толли скончался в 1818 году, а Орловский начал работать над памятником ему только в 1832-м.

Генерал-фельдмаршал князь Михаил Богданович Барклай де Толли происходил из древнего шотландского рода. В XVII веке предки полководца, будучи ревностными сторонниками Стюартов, подвергаются преследованиям на родине и вынуждены эмигрировать в Лифляндию. Известно, что дед Барклая стал бургомистром Риги, а отец начинал воинскую службу поручиком русской армии. Любопытно происхождение русского варианта отчества Михаила Богдановича. Отца будущего полководца звали Вейнгольд Готтард Барклай де Толли. «Готтард» переводится с немецкого как «Богом данный», откуда и произошло отчество Богданович. Самому Барклаю уже в детстве предсказывали славное будущее. Сохранилась легенда о том, как однажды родная тетка трехлетнего Миши прогуливалась с ним по Петербургу в карете. Мальчик прижался к дверце кареты, которая неожиданно распахнулась. Барклай выпал. В это время мимо проезжал граф Потемкин. Он остановился, вышел из экипажа, поднял мальчика и, «найдя его совершенно невредимым», передал испуганной тетке, будто бы сказав при этом: «Этот ребенок будет великим мужем».

В 1810 году Барклай де Толли занял должность военного министра. В июле 1812 года на него возложили обязанности главнокомандующего всеми действующими русскими армиями, противостоящими французскому нашествию. Однако план военных действий, предложенный Барклаем де Толли и состоявший в том, чтобы, «завлекши неприятеля в недра самого Отечества, заставить его ценою крови приобретать каждый шаг… и, истощив силы его с меньшим пролитием своей крови, нанести ему удар решительнейший», не был понят. В Петербурге не уставали говорить о медлительности полководца в военных действиях и о сомнительной, с точки зрения обывателя, «отступательной тактике и завлекательном маневре». Раздавались даже прямые обвинения в измене. Это привело к замене его на должности главнокомандующего М.И. Кутузовым.

В этом и состояла личная драма Барклая де Толли, фамильным девизом которого было: «Верность и терпение». Хранимый судьбой на полях сражений, а известно, что в боях были убиты почти все его адъютанты и пали пять лошадей под ним самим, он не смог уберечься от интриг, которые беспощадно его преследовали. Русское общество, потрясенное вторжением Наполеона в Россию, именно на него взвалило всю ответственность за отступление армии под натиском наполеоновских войск, а благодаря стараниям салонных остроумцев благородная шотландская фамилия Михаила Богдановича, представители которой с XVII века верой и правдой служили России, превратилась в оскорбительное прозвище: «Болтай-да-и-только».

Однако, как мы знаем, история по достоинству оценила личный вклад Барклая де Толли в разгром Наполеона. Неслучайно, посетив однажды мастерскую скульптора Орловского, Пушкин, глядя на почти готовые памятники великим полководцам Отечественной войны, воскликнул: «Се зачинатель Барклай, а се завершитель Кутузов».

С памятниками полководцам связано героическое поверье времен Великой Отечественной войны. Главный архитектор того времени Н.В. Баранов вспоминает, что «среди горожан существовало нечто вроде суеверия. Говорили, что, пока бомба или снаряд не заденет неукрытые памятники русским полководцам Суворову, Кутузову и Барклаю, врагу не бывать в городе». И действительно, памятники полководцам всю блокаду простояли открытыми, и ни один осколок снаряда их не коснулся.

Я иду, сверяя путеводный вектор,

Сквозь мороз и ветер, сквозь туман

                                          и мглу

По гранитным плитам

                        Невского проспекта,

Глядя на Кораблик и его Иглу.

Мне уйти на Невском просто

                                        от погони,

Вырваться мне просто из оков-тисков.

На мосту дежурят клодтовские кони

В вечном ожиданье редких седоков.

Окна старых зданий прячут

                                 чьи-то жесты.

Гаснут пересуды за моей спиной.

И Екатерина подтверждает жезлом

Точность направленья,

                             выбранного мной.

Исчезают в прошлом горькие детали.

Время заметает пятна и следы.

Михаил Кутузов и Барклай де Толли

Охраняют Невский от какой беды. ***

От канала Грибоедова до Фонтанки

1

В непосредственной близости к восточному крылу Казанского собора Невский проспект пересекается с каналом Грибоедова. Руслом канала, проложенного в XVIII веке в центре Петербурга, стал проток, известный на старинных картах как Глухая, или Черная, речка. Она была такой извилистой и эфемерной, то исчезая в болоте, то вновь появляясь на поверхности, что в Петербурге середины XVIII века ее название чаще всего произносилось во множественном числе – Кривуши. Вскоре болото, из которого она вытекала, осушили, а саму Глухую речку соединили с Мойкой и на участке от Конюшенной площади до Невского проспекта, насколько это было возможно, выпрямили. С 1767 года река стала называться каналом, которому дали официальное имя – Екатерининский. Впрочем, в народе вот уже более двухсот лет его называют «Канавой», «Екатерининской канавой» или «Катькиной канавой». К этим микротопонимам добавилось современное жаргонное название «Климат». Так на молодежном сленге называют набережную у станции метро «Канал Грибоедова».

В 1923 году каналу присвоили имя писателя Грибоедова. Именно так. Вероятно, для большей убедительности. В то время поговаривали о некоем революционере Грибоедове, павшем в боях за светлое будущее всего человечества, за что якобы и обессмертили его имя в городской топонимике. Бытует в Петербурге еще одна легенда. Будто канал назван в честь однофамильца писателя Александра Сергеевича Грибоедова – Константина Грибоедова, много сделавшего не только для благоустройства Екатерининского канала, но и для реконструкции инженерных сооружений всего города. Надо сказать, эта легенда родилась не без серьезных оснований. В начале XX века Константин Дмитриевич Грибоедов был хорошо известным, авторитетным специалистом в сфере канализации, «активным борцом за чистоту и здоровье города». Он служил главным инженером управления Императорского кабинета, был автором проектов очистных сооружений в Петербурге, Царском Селе и во многих других городах России. В научных кругах известны его работы о канализации. Так что уточнение профессиональной принадлежности автора «Горя от ума» рядом с топонимом «Канал Грибоедова» в то время могло оказаться вовсе не лишним. К имени военного инженера Константина Дмитриевича Грибоедова мы еще вернемся в третьей части этой книги.

Кроме так называемого «трехколенного» Театрального моста, который в равной степени принадлежит как Екатерининскому каналу, так и реке Мойке, через Екатерининский канал переброшено еще 20 мостов. Среди них особой известностью пользуются два однотипных пешеходных, так называемых подвесных мостика, известных в народе как «Мосты на ниточках». Один из них – Львиный, – украшен скульптурами четырех попарно сидящих на береговых устоях моста