Печать Сумрака - Сергей Лукьяненко

— Расследование проводил ты, — мягко сказал шеф. — Именно ты решал, кого привлекать, а кого нет. Я лишь ставил подписи.

Я сбился, не зная, как выразить обуревавшие меня чувства. Шеф смотрел на меня с одобрением.

— Но ведь вам тоже было нужно! — почти выкрикнул я. — Наше совместное расследование. Зачем?

— Ты отказываешь мне в праве предоставлять сотруднику Ночного Дозора свободу действий? Считаешь, что я должен стоять у каждого за спиной и одобрительно кивать, подтверждая каждый шаг?

Теперь шеф откровенно веселился. Я почувствовал, что почва окончательно уходит из-под ног, и выкинул последний козырь.

— Юрий Юрьевич сказал, что Дозоры не работают вместе. Что совместная работа — ваших рук дело. А когда я спросил, зачем бы вам это понадобилось, он посоветовал адресовать вопрос вам. Он сказал, что мы, Светлые, друг другу не соврем.

Некоторое время шеф молчал. Веселые искорки в его глазах погасли, уступив место странной тоске. Мне стало стыдно. Последняя фраза прозвучала явным укором. Не стоило так говорить.

— Как он тебе? — не глядя на меня, спросил шеф.

— Не знаю, — промямлил я. — Он такой… сложный человек.

— Иной.

— Пусть Иной! Не знаю. Мне кажется, он, если захочет, может армию в бой повести. И они пойдут. Люди, Иные, без разницы. Но ему словно ничего не нужно. Вся его сила какая-то странная. Словно он не знает, что с ней делать…

— А ты бы пошел? — Шеф принялся рассеянно копаться в верхнем ящике стола. — Под его знамена?

— Что? — Я растерянно посмотрел на шефа. — Не знаю… Нет, наверное. Все-таки он Темный…

— А если бы речь шла о спасении… ну, пусть не мира, города? Небольшого такого города на полтора миллиона человек?

— Тогда, наверное, пошел бы. — Я никак не мог понять, куда клонит шеф. — Видите ли, я все понимаю. Что он Темный, а мы Светлые. Что он работает в конкурирующей организации. Я только не понимаю, почему его так боятся. Пусть даже он крутой маг. Найдутся же и покруче. Тот же Гесер. Вон Максим Максимович рассказывал, как они с Гесером однажды в горы ходили и нарвались там на лавину… Но я не о том! Крутой, не крутой — не так важно. Он же не маньяк, чтобы на людей кидаться. Кровь не сосет, человечину не ест. Он так же точно связан Договором, как все мы. Тогда откуда такой страх? И такая ненависть? Костя — классный парень, но когда о Юрии Юрьевиче речь заходит, в него словно бес вселяется. Рядом стоять страшно. В глазах — красная пелена, в голосе яд, разве что слюна с клыков не капает. А ведь он в Дозоре недавно, при нем с Темными и стычек-то серьезных не было, я специально проверял. Тогда почему?

Шеф улыбнулся. Сумрачно. Совершенно безрадостно.

— Потому, курсант Романов, что иначе он бы стал солдатом армии Юрия. Знаешь, в чем беда российских Дозоров? У них нет лидеров. Есть только умные, сильные, всезнающие маги. Перед ними преклоняются, их уважают, их боятся. Но нет никого, кто смог бы залезть на броневик и повести за собой толпу. Нам такой status rerum дает огромное преимущество. Если понадобится, мы все равно пойдем. За Гесером, за Ольгой, за любым Великим магом. Потому что есть долг, есть ответственность, есть вера. Темным куда хуже. Их ничто не объединяет, кроме вопроса выживания, и пока такой вопрос не стоит на повестке дня, им не поднять свои легионы. Даже Завулону. Не поднять, пока не появится Темный на броневике. Именно поэтому на Юрия обратила внимание Москва. Именно поэтому его сместили с поста главы Дневного Дозора. Дело не в силе: несмотря на прошлые победы, Юрий не сравнится с Великими. Дело в том, что он мог бы стать лидером. Настоящим. Способным повести за собой Иных. И вот это стало бы настоящей катастрофой для Света. Нас спасает то, что это катастрофа и для правящей верхушки Темных. И пока у власти клика Завулона, они не допустят настоящего лидера к настоящей власти. Ибо тогда наступит конец и для них.

— Но при чем тут…

— Страх? Да очень просто, Леша. Только страх служит надежной защитой. Даже Максим, проживший три сотни лет, считает Юрия равным, что говорить о молодежи. Они могут сколько угодно твердить, что он Темный, только слова к делу не пришьешь. Потому что они видят перед собой широкоплечего красавца. Умного, сильного, способного ответить на любой вопрос, решить любую проблему. Нужно испытывать очень сильные чувства, чтобы не попасть под его обаяние. Бояться Юрия словно чумы, как Инга, или ненавидеть, как Костя. Каждый вырабатывает иммунитет своим способом. Но уж лучше так, чем признать в нем возможного лидера. Пусть даже в глубине души.

— Тогда зачем вы послали меня работать с Юрием?

— Чтобы ты понял, Леша. Чтобы на своей шкуре ощутил — Темные не такие же, как мы. Они могут быть умными, красивыми, обаятельными, но они все равно останутся Темными.

Я криво усмехнулся.

— Видимо, иммунитет не выработался, раз я продолжаю задавать вопросы, вместо того чтобы скопом внести всех Темных в свой Светлый черный список.

— В вопросах нет вреда, если ты способен извлечь пользу из ответов.

Мне стоило большого труда промолчать. Не потому, что нечего было сказать, как раз наоборот. Я вдруг подумал, что собираюсь и дальше спорить, искать в логике шефа противоречия, доказывать право Темных на нормальную жизнь. Не это ли первый признак того, что со мной что-то не так? Разве правильно искать в словах союзника несоответствия, чтобы обелить врага? Ну, пусть не врага, но уж не друга точно. Однако признавать себя побежденным тоже не хотелось. Тем более что я чувствовал в сказанном изъяны, хоть режьте.

— Не слишком ли много мы о них думаем? Кем бы они могли стать, что бы они могли натворить? — Я наконец нашел безопасный способ увести разговор в сторону. — В конце концов, есть презумпция невиновности. Да и вообще… Сколько Юрию Юрьевичу лет? Сто, двести? Хотел бы залезть на броневик под черными знаменами, залез бы уже давно. А раз не лезет, значит, ему не нужно.

— Или ему не дают, — добавил шеф с таким видом, будто счел меня безнадежно упертым. — Как думаешь, если в Дневном Дозоре возникнет двоевластие, кого негласно поддержит Ночной? Юрия или нынешнего шефа?

— Наверняка шефа! Даже если Юрий Юрьевич будет выступать «за», а не «против» спасения небольшого города на полтора миллиона человек, — не удержавшись, съязвил я. — Одного не пойму: если он так опасен, почему его до сих пор не убрали? Уж за сто-то лет могла подвернуться возможность. Как говорил писатель Рыбаков: нет человека — нет проблемы.

— Сталин. Это говорил Сталин.

— Не-ет, — блеснул я эрудицией. — Фразу придумал именно Рыбаков в «Детях Арбата» и приписал ее Сталину. Тоже хотел демонизировать. Он потом сам признавался.