Георгий Жуков: Последний довод короля - Алексей Исаев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На стратегическом уровне Директива № 34 радикально меняла обстановку предписанием к переходу к обороне на московском направлении. Решение о переходе к обороне на московском направлении было принято не сразу. Первым этапом стала Директива № 33 от [215] 19 июля 1941 г., в которой был впервые обозначен поворот на юг:
«Полный разгром 5-й армии противника может быть быстрее всего осуществлен посредством наступления в тесном взаимодействии войск южного фланга группы армий «Центр» и северного фланга группы армий «Юг»{81}.
В Директиве № 33 на московском направлении вместо решительного прорыва вперед танковых групп предписывалось медленно продвигаться вперед пехотой:
«После уничтожения многочисленных окруженных частей противника и разрешения проблемы снабжения задача войск группы армий «Центр» будет заключаться в том, чтобы, осуществляя дальнейшее наступление на Москву силами пехотных соединений, подвижными соединениями, которые не будут участвовать в наступлении на юго-восток за линию Днепра, перерезать коммуникационную линию Москва – Ленинград и тем самым прикрыть правый фланг группы армий «Север», наступающей на Ленинград»{82}.
Это решение Гитлера вызвало неприятие со стороны армейского руководства – отказ от захвата казавшейся близкой Москвы в пользу флангов советско-германского фронта далеко не у всех вызвал понимание. Начальник штаба ОКВ Кейтель написал дополнение к директиве, в которой ставилась задача прорыва к Москве пехотой:
«После улучшения обстановки в районе Смоленска и на южном фланге группа армий «Центр» силами достаточно мощных пехотных соединений обеих входящих в ее состав армий должна разгромить противника, продолжающего находиться в районе между Смоленском и [216] Москвой, продвинуться своим левым флангом по возможности дальше на восток и захватить Москву»{83}.
Точку в спорах поставила Директива № 34, в которой группе армий «Центр» фюрером недвусмысленно приказывалось обороняться, без полумер в виде наступлений на советскую столицу пехотными соединениями. Появление этой директивы означало констатацию двух фактов. Во-первых, признавалась неспособность групп армий «Север» и «Юг» решить поставленные в «Барбароссе» задачи самостоятельно. Во-вторых, усилившееся сопротивление на московском направлении не благоприятствовало проведению наступления на Москву имеющимися силами. Смоленское сражение заставило немецкое верховное командование сменить стратегию «Барбароссы» и повернуться в сторону флангов. Это стало первым шагом на пути к крушению «блицкрига». В августе 1941 г., когда фронт на дальних подступах к Москве оставался стабильным, началось формирование и подготовка соединений, которые в конце ноября 1941 г. станут непреодолимым препятствием на пути к Москве, а затем образуют ядро советского контрнаступления. Выигрыш времени на организационно-мобилизационные мероприятия августа – сентября 1941 г. был в значительной мере обеспечен решительными контратаками по подписанным Жуковым директивам в июле под Смоленском. [217]
Впереди Ельня, позади Москва
Прежде чем приступать к освещению роли в событиях 1941 г. Ельнинской операции, необходимо разобраться с «предсказанием» Жукова, за которое он якобы был смещен Сталиным и отправился руководить Резервным фронтом под Ельню. Канонический вариант легенды звучит следующим образом: «Жуков предвидел окружение Юго-Западного фронта и предупреждал Сталина, но диктатор не желал слушать о сдаче Киева. Жуков был вынужден уйти с поста начальника Генерального штаба и занялся Ельней». Одной из проблем потомков является апостериорное знание, накладывающееся на предшествующие события. Мы знаем о результате Ельнинской операции и крушении Юго-Западного фронта, но ни Сталин, ни Жуков в конце июля 1941 г. еще не знали ни о том, ни о другом событии. При ближайшем рассмотрении вышеизложенная легенда выглядит довольно странно. Жуков в ней как сумасшедший ученый из американского фильма, который весь погружен в интересный эксперимент с наступлением под Ельней и между делом сообщает руководителю страны о грядущей катастрофе под Киевом. Соответственно, диктатор безуспешно пытается достучаться до своего сумасшедшего ученого в должности начальника Генерального штаба. На самом деле причинно-следственные связи нарушены.
Если просто вчитаться в предложение Жукова, версия о его способностях в качестве Нострадамуса сразу [218] отпадает: «Юго-Западный фронт уже сейчас необходимо целиком отвести за Днепр. За стыком Центрального и Юго-Западного фронтов сосредоточить резервы не менее пяти усиленных дивизий»{84}. Отвод за Днепр никак не мог предотвратить катастрофу Юго-Западного фронта: клещи двух танковых групп замкнулись намного восточнее среднего течения Днепра. Для ухода от поворота Гудериана на юг требовалось отходить за Псел. Киев находился в дальнем углу «Днепровской дуги», на которую опирался Юго-Западный фронт, и его сдача лишь выравнивала фронт этой дуги точно по линии реки. Сдача КиУРа лишь высвобождала часть войск, занятых на обороне Киева. Более того, как показало дальнейшее развитие событий, удержание Киева [219] потребовало ввода в бой двух свежесформированных дивизий в начале августа 1941 г.
План Жукова, который стоил ему должности начальника Генерального штаба Красной армии, заключался в усилении Центрального фронта за счет двух направлений. Фронт оказался под ударом крупной массы немецкой пехоты и требовал немедленной накачки резервами. В случае реализации жуковского плана, во-первых, высвобождались силы за счет ликвидации ельнинского плацдарма и сопутствующего ликвидации сокращения протяженности линии фронта. Во-вторых, необходимые для усиления Центрального фронта соединения высвобождались за счет эвакуации плацдарма на правом берегу Днепра, т.е. сдачи Киева. Политическое руководство СССР в лице И. В. Сталина признало такой вариант решения проблем Центрального фронта недопустимым, и Г. К. Жуков был сменен на Б. М. Шапошникова. Кризис в отношениях между военным и политическим руководством летом 1941 г. имел место не только в Германии, но и в СССР. Г. К. Жуков стал жертвой этого кризиса. Он был понижен в должности до командующего фронтом.
Ельнинский выступ был не просто выдающейся на восток частью советско-германского фронта. Во-первых, в районе Ельни немцами был образован плацдарм на левом берегу Десны. Рубеж любой крупной реки является удобной позицией для построения устойчивого фронта. Плацдарм на занимаемом обороняющемся берегу реки изначально является брешью в линии обороны. Поэтому постоянно повторяющимся сценарием ведения боевых действий во время Второй мировой войны была борьба за плацдармы. Наступающий стремился решительным рывком вперед захватить плацдарм и тем самым не дать обороняющемуся полностью удержать за собой рубеж водной преграды. Понятно, [220] что после сбора на этом рубеже резервов обороняющегося захватывать плацдарм будет вдесятеро труднее. Даже находившийся не в лучшем состоянии вермахт отметился упорной борьбой за Кюстринский плацдарм в феврале – марте 1945 г. Немцы тогда из последних сил провели целый ряд наступлений против захваченных войсками 5-й ударной и 8-й гвардейской армиями плацдармов на западном берегу Одера. Плацдарм, в отличие от полностью сохраненного рубежа реки, поглощает больше сил обороняющегося. Чем он больше и чем длиннее его периметр, тем больше сил на нем можно накопить и тем больше сил нужно для предотвращения его «вскрытия» и дальнейшего наступления с него. Поэтому ликвидация плацдармов наступательными действиями была общим правилом для обоих противником. Во-вторых, Ельня была узлом коммуникаций, что делало ее привлекательной в качестве плацдарма для наступления. С точки зрения обороняющегося, удержание за собой Ельни означало удержание проходящей параллельно фронту рокады.
Отрицание В. Суворовым положительного эффекта от действий Жукова под Ельней идет в двух плоскостях. Первая – это возражения тактического характера: «Но в Ельнинском выступе поначалу была не только пехота, там находилась танковая группа Гудериана, а это – четверть германской танковой мощи. Нет ничего более страшного и глупого, чем бросать пехоту на врытые в землю танки. Танк в обороне – несокрушимая мощь. Над землей возвышается только башня с пушкой и пулеметами. Башня замаскирована. Но даже если маскировка и сорвана, попасть в башню не так просто. И не всякое попадание означает пробоину. Экипаж врытого в землю танка имеет мощное вооружение, хорошую оптику, он прикрыт броней. Бегущая в поле пехота Жукова, – лакомая цель. И наступающий танк для врытого в [221] землю танка – желанная и легкая цель»{85}. Вся танковая группа Гудериана в Ельнинском выступе – это просто ненаучная фантастика. На ельнинском плацдарме первоначально находился в лучшем случае один XXXXVI моторизованный корпус 2-й танковой группы. Так что под Ельней было в лучшем случае 10% «германской танковой мощи» в расчете на дивизии и всего одна танковая дивизия – 10-я. Позднее подвижные соединения Гудериана были заменены подошедшей с запада пехотой, и к моменту решительного штурма Ельнинского выступа там были только пехотные дивизии.