Зеленая терапия. Как прополоть сорняки в голове и взрастить свое счастье - Сью Стюарт-Смит

это источник личной гордости. Дескола описывает, что растения в садах «располагаются в соответствии с их родственным сходством, на грядках, отделенных одна от другой маленькими песчаными дорожками, тщательно разровненными граблями, как в японском саду».

Ачуары также верят в земледельческую магию[156]. Чтобы быть хорошим садовником, необходимо выучить огромное количество магических песен, известных как аненты. Они неизменно сопровождают все действия по обработке почвы, и женщины тихо напевают их во время работы. Многие из этих песнопений адресованы духу садов Нункуи, которая, согласно мифологии ачуар, является матерью всех культурных растений и, как полагают, обитает непосредственно в верхних слоях почвы. Несмотря на то что они разграничены, сад и джунгли рассматриваются как части единого непрерывного пространства. Для ачуар дикие растения, растущие в чаще леса, представляют собой часть другого сада, за которым ухаживает брат Нункуи – Шакаим.

Считается, что отдельные растения обладают чем-то, что можно уподобить душе, а разнообразные сорта обладают различными характерами. Выращивание маниока (или корня юкки) сильно ритуализировано, поскольку, в отличие от других растений в саду, ему приписывают зловещие качества. Его культивирование включает в себя конкретный договор, согласно которому «маниок позволяет людям есть себя при условии, что они берут на себя ответственность за обеспечение его дальнейшего распространения». Когда женщины поют растениям, они объединяются с плодоносными силами Нункуи, как об этом поется в песне-мольбе к маниоку: «Как женщина Нункуи, я взываю к жизни нашу пищу». Как пишет об этом Дескола, садоводство женщин-ачуар «можно рассматривать как ежедневное повторение акта творения, которым Нункуи однажды вызвал к жизни все культурные растения».

Это «садоводческое материнство»[157], как называет его Дескола, работает на взаимной основе, поскольку в святилище сада женщины находят своего рода материнскую заботу и для себя. Среди ачуаров публичное проявление эмоций не приветствуется, но в садах женщины могут безопасно выражать свое горе и страдания, а также свою радость. Они уходят туда и в тот момент, когда им приходит время рожать. Сад – это то место, где новая жизнь входит в мир и где ее можно защищать и питать. Более того, женщин укрепляет вера в то, что здесь, в саду, они могут прибегнуть к созидательным силам Нункуи.

* * *

Мы думаем, что социальный мир ограничен миром людей, но для охотников-собирателей он гораздо шире. Социальное, природное и духовное – это не отдельные, обособленные сферы, а части единого мира. В своей работе, посвященной эволюции человеческого сознания, психолог Николас Хамфри утверждает, что именно социальный интеллект homo sapiens оказал наибольшее влияние на развитие нашего вида. Он утверждает, что мы предрасположены к тому, чтобы вписывать «несоциальное в социальное», и это сильно повлияло на начало культивирования растений. Уход за растениями предполагает определенный уровень соответствия их потребностям по мере их роста и развития. Это включает в себя процесс отдачи и принятия, что Хамфри определяет как «простые социальные отношения»[158].

Человеческий мозг настроен на близость с природой – это часть нашего наследия, воспринятая нами от охотников и собирателей. Мы вряд ли можем утверждать, что садоводство заложено в нашей ДНК, но некая врожденная связь с растениями в нас, несомненно, есть, поскольку от этого зависело выживание наших далеких предков, – отсюда и глубокая человеческая близость к природе, и наша склонность развивать понимание привычек и свойств растений. Практика земледелия и культивирования растений по мере ее развития опиралась на эти навыки, сочетая их с человеческим инстинктом заботы. Наша способность заботиться – одна из тех особенностей, которая отличает нас как вид, и мы выделяемся среди приматов в той степени, в какой способны делиться пищей и ухаживать за больными. Однако все рассказы о нашей доисторической эпохе, как правило, сосредоточены на достижениях, которые свидетельствовали о превосходном человеческом интеллекте и техническом мастерстве. Но, по всей вероятности, именно изменение роли заботы сформировало ранние отношения человека с растениями.

Антрополог Тим Ингольд подчеркивает, что мы не можем «создавать» или производить плоды земли, мы можем только обеспечить условия для их роста. Верования охотников-собирателей, утверждает он, отражают эту реальность. Выращивание растений и разведение животных не так уж сильно отличается от воспитания детей. «Забота об окружающей среде, – пишет он, – подобна заботе о людях: она требует глубокого, личного и нежного участия, участия не только ума или тела, но и всего нашего существа в его нераздельности»[159]. В противоположность этому западная культура, напротив, отдает приоритет идеям о господстве человека над природой.

* * *

Наше колониальное прошлое изобилует контактами и взаимодействиями, в которых участвовали поселенцы, прибывшие в отдаленные земли, вооруженные идеями о покорении природы и господстве над ней, неспособные осознать ценность гораздо более древнего способа отношения к земле. Один из таких примеров случился в 1843 году, когда исследователь британского происхождения Джеймс Дуглас[160] сошел на берег на южной стороне острова Ванкувер, расположенный у северо-западного побережья Северной Америки. Дуглас работал в компании Гудзонова залива[161], и ему было поручено найти участок под сельскохозяйственные угодья, рядом с которыми можно было бы создать новую факторию. В отличие от окружающей остров береговой линии – «унылой дикой природы» и густых негостеприимных хвойных лесов, – это место в его южной части, как он писал, было «идеальным раем». Это были луга, где из моря голубых цветов поднимались древние дубы Гарри[162], а воздух трепетал от миллионов бабочек. На лугах росли самые разнообразные цветы, в том числе несколько видов лилий, но именно густота цветов камассии обыкновенной (Camassia quamash) и камассии большой (Camassia leichtlinii) делала зрелище этого места таким удивительным.

Дуглас ошибался, думая, что это был нетронутый «Эдем», поскольку на самом деле это был дом племени леквунгенов из группы индейских народов салиши, живущих на побережье Британской Колумбии, которые занимались охотой и собирательством в этих местах в течение тысяч лет. Народ леквунгенов летом жил в сезонных лагерях, а зимой – в постоянных деревнях, питаясь лососем, кореньями и ягодами. Мужчины охотились и ловили рыбу, в то время как женщины собирали самые разнообразные растения, включая хвощ, папоротник, пастернак и клевер. Они также собирали фрукты и орехи, выкорчевывали съедобные луковицы цветущих растений, таких как камассия и лилия. Глядя на этот пейзаж глазами старателя, Дуглас рассматривал их кормовые угодья как «необработанные, пропадающие зря земли».

Более ранние путешественники познакомили леквунгенов с картофелем, который они выращивали ниже лугов с камассией, где почва была достаточно влажной, чтобы он мог давать щедрый урожай. Глядя на эти участки, довольно легко было понять, что они обрабатываются, но Дугласу