Сын повелителя сирот - Адам Джонсон

На тумбочке возле кровати лежала Библия. Она протянула ее ему.

– Ванда права – вы совсем не сволочь, – сказала она. – Уверена, вы переживаете за свою жену. Я просто чужая ей женщина, которую она никогда не видела, с другого конца света, но не могли бы вы передать ей это от меня? Эти слова всегда приносят мне утешение. Писание всегда открыто для нее, даже если перед ней захлопнутся все двери.

Чон До взял книгу, почувствовав ее мягкий переплет.

– Я могла бы почитать немного с вами, – предложила она. – Вы знаете о Христе?

– Меня проинформировали о нем, – кивнул Чон До.

В ее взгляде мелькнула боль, но она все же кивнула ему.

– Извините, – вернул книгу Чон До. – Эта книга запрещена в моей стране. За ее хранение грозит серьезное наказание.

– Вы даже не представляете, как мне грустно это слышать, – вздохнула она, направляясь к двери, где висела белая гуаябера[14]. – Помойте руку горячей водой, слышите? И наденьте эту рубашку вечером.

Когда она вышла, собака снова прыгнула на кровать.

Он снял свою рубашку и оглядел гостевую комнату. Здесь были собраны памятные вещи сенатора – фотографии с известными людьми, золотые и бронзовые дощечки. Тут стоял небольшой письменный стол, а сверху – восседал телефон на белой книге. Чон До поднял трубку, прислушался к монотонному гулу. Он достал из-под телефона книгу и пролистал ее. Там были тысячи имен. Он не сразу понял, что здесь записаны телефоны всех жителей центрального Техаса, с их именами, фамилиями и адресами. Ему с трудом верилось, что можно найти любого человека, а для того, чтобы доказать, что ты не сирота, надо всего лишь открыть книгу и показать пальцем на фамилию своих родителей. Непостижимо, что где-то существует неразрывная связь с матерями и отцами и бывшими супругами, что они навсегда запечатлены в книге. Он снова пролистал страницы. Доналдсон, Хименес, Смит – всего-то нужна книга, небольшая книга, которая может избавить от многолетних сомнений и догадок. Внезапно он возненавидел свою крохотную, замшелую родину, страну тайн, привидений и лживых людей. Он вырвал лист с конца книги и написал: «Живы и здоровы в Северной Корее». А ниже перечислил имена всех людей, которых похитил. Рядом с именем Майюми Нота, девушки с пирса, он нарисовал звезду.

В ванной Чон До нашел корзинку с новыми бритвами, маленькими тюбиками зубной пасты и мылом в индивидуальной упаковке. Он не дотронулся до них. Вместо этого он уставился в зеркало и увидел себя таким, каким видела его жена Сенатора. Он дотронулся до своих ран, сломанной ключицы, ожогов, одиннадцатого ребра. Потом – до лица Сан Мун, прекрасной женщины посреди стольких ранений.

Он подошел к унитазу и нагнулся. Через мгновенье все вышло – мясо, в три приема, и желудок снова очистился. Он почувствовал слабость.

В душе он включил горячую воду и подставил рану под струю. Казалось, будто рука его горит пламенем. Как только он закрыл глаза, ему почудилось, будто жена второго помощника снова ухаживает за ним, как тогда, когда у него не открывались опухшие глаза, а она была для него всего лишь запахом женщины, звуками, которые обычно сопровождают женщину, и у него был жар, и он не знал, где находится, и представлял себе лицо той, которая спасет его.

Когда спустились сумерки, Чон До надел белую рубашку с жестким воротником и нарядной вышивкой. Через окно он видел, как доктор Сон и министр выходят из блестящего черного передвижного дома-фургона, где они беседовали с Сенатором после обеда. Собака встала и подошла к краю кровати. На шее у нее висел ошейник. Грустное зрелище – собака без вольера. Где-то заиграл оркестр, пели, видимо, по-испански. Когда Чон До повернулся, чтобы выйти из комнаты, собака последовала за ним.

В коридоре висели фотографии семьи Сенатора с неизменными улыбками. Пока он шел к кухне, ему казалось, что он возвращается назад во времени, – фотографии с выпускного, со спортивных мероприятий, потом клуб скаутов, косички, дни рождения и, наконец, фотографии малышей. Неужели это и есть семья, которая растет – прямо и естественно, как детские зубы? Конечно, здесь была и рука в гипсе, и дедушки с бабушками, которые со временем исчезали с фотографий. Обстоятельства менялись, как и собаки. Но это была семья, от начала до конца, без войн, голода и политических тюрем, без чужих людей, которые приходят в город, чтобы утопить твою дочь.

Во дворе воздух был сухой и прохладный, пахло кактусами и алюминиевыми чанами. Звезды дрожали на небосводе, провожая жаркий день. Чон До пошел на звуки мексиканской песни и гулу голосов к беседке, где мужчины сидели в белых рубашках, а женщины – в разноцветных шалях. В треноге горело пламя, освещая лица людей. Как это прекрасно – собраться и весело провести время, сидя в темноте у костра. В мерцающих отсветах пламени Сенатор пел песню «Желтая роза Техаса», аккомпанируя себе на скрипке.

Ванда набрала столько лаймов, что ей пришлось прижимать их к груди, чтобы не уронить. Когда Чон До остановился, собака тоже остановилась, ее шерсть в отблесках огня казалась оранжево-черной.

– Хорошо, собака, – произнес Чон До и холодно погладил ее по голове, подражая американцам.

Ванда давила сок деревянной палкой, а Пилар заливала ликер в блендер. Ванда нажимала на кнопки в такт музыке, затем Пилар ловко наполнила ряд желтых пластиковых стаканчиков. Заметив Чон До, она принесла ему напиток.

Он уставился на посыпанный солью обод стакана.

– Что это? – спросил он.

– Попробуйте, – предложила она. – Пора немного развлечься. Знаете, что Саддам прятал в самой глубокой комнате своего бункера? То есть под укрепленным командным пунктом и центром управления. Компьютерную приставку Xbox с видеоиграми и только одним джойстиком.

Он посмотрел на нее удивленно.

– Всем нужно иногда развлекаться, – улыбнулась она.

Чон До выпил – терпко и сухо, по вкусу сама жажда.

– Я проверила вашего друга, – сказала Ванда. – У японцев и южнокорейцев нет никого, подходящего под описание. Если он переплыл Ялуцзян и попал в Китай, то я ничем не смогу помочь. А, может, он назвался новым именем. Подождите, может, он найдется. Иногда они добираются до Таиланда.

Чон До раскрыл сложенный листок из телефонного справочника и протянул его Ванде.

– Можете передать это сообщение?

– «Живы и здоровы в Северной Корее», – прочитала она. – Что это?

– Это список похищенных японцев.

– Про эти похищения писали в газетах, – возразила Ванда. – Любой мог составить такой список. Это ничего не доказывает.

– Доказывать? – удивился Чон До. – Я не хочу ничего доказывать. Я пытаюсь сказать вам то, чего не знает больше никто: ни один из этих людей не пропал бесследно, они все выжили, с ними все хорошо. Не знать – это самое страшное. Этот список не для вас – это послание от меня их семьям, для их душевного спокойствия. Больше мне нечего им дать.

– Все они живы и здоровы, – повторила она. – Кроме той, что со звездой?

Чон До заставил себя произнести ее имя.

– Майюми, – сказал он.

Она отпила глоток и посмотрела на него искоса.

– Вы говорите по-японски?

– Достаточно хорошо, – сказал он. – «Ватаси но неко га маиго ни наримасита?».

– Что это значит?

– Помогите, пожалуйста, найти моего котенка.

Ванда взглянула на него, а затем сунула лист бумаги в задний карман.

Только на ужине Чон До смог приглядеться к доктору Сону. Он старался угадать, как прошли переговоры, по тому, как тот наливал дамам «Маргариту» и одобрительно кивал, наблюдая за зажигательной сальсой. Стол был круглый, на восемь человек, Пилар приносила новые блюда и уносила пустые тарелки. Она произносила название каждого блюда, которое ставила на вращающийся поднос в центре стола, включая флаутас, моле, релленос и тако: тут были теплые тортильи и блюда с кориандром, луком, ломтиками помидоров, шинкованной капустой, мексиканской сметаной, черными бобами и мясом тигра.

Когда доктор Сон попробовал своего тигра, в глазах у него мелькнуло ликование.

– Скажите, разве это не вкуснейший тигр, какого вам доводилось пробовать? – спросил он. – Разве американский тигр сравнится с этим? Корейский тигр такой свежий, питательный.

Пилар принесла еще тарелку с мясом.

– Bueno, – сказала она. – Жаль, что нет мексиканского тигра.

– Ты превзошла себя, Пилар, – похвалила ее жена Сенатора. – Ничего вкуснее я еще не ела.

Доктор Сон посмотрел на них с подозрением.

Министр поднял свой тако, произнеся по-английски «Да».

Томми ел тако и одобрительно кивал.

– Вкуснее я пробовал только с приятелями в одном ресторанчике, – вспоминал он. – Мы нахваливали ужин и наелись до отвала. Мы так восхищались этим блюдом, что к нам привели шеф-повара, который предлагал нам приготовить еще мяса – с собой, что это не проблема, потому что у него осталась еще одна собака на заднем дворе.