Мне отмщение - Ксения Медведевич

   Манат тихо, но страшно хихикнула:

   - В комнате сидят еще двое. Убей их - и не забудь меня поблагодарить. Все они - твои враги.

   - Миледи, я задал вопрос и желаю получить на него ответ.

   - Я - Хозяйка Судьбы! - полыхнула яростью черная фигура.

   Псина вызверилась с угрожающим ворчанием.

   Тарег сжал кулаки:

   - За что - я - должен - убить - этого человека.

   Алое, как над пожарищем, сияние приугасло.

   - Найдешь ответ в подполе садового сарая.

   С этими словами и Манат, и гончая исчезли, словно бы их и не было.

   Тарег плюнул и подошел к садовой калитке, забранной кривой, рассохшейся дверью. Огляделся - никого.

   И с силой наподдал по дверке ногой.

   ...В подполе его долго тошнило.

   Даже запах гнилой воды из давно растаявшей ледниковой ямы не мог забить застарелый смрад - нечистот, умирающего, разлагающегося заживо тела. Отгороженная жердями клетушка в полчеловеческого роста источала немыслимую вонь - и для первых, и для вторых чувств. Сбитая рваная циновка в бурых пятнах. И царапины на суковатых палках - длинные, отчаянные, бесполезные. В некоторых застряли обломки ногтей. На одном обломке сохранились остатки красного лака.

   Выпроставшись из сдвинутого набок деревянного люка, Тарег уткнулся лбом в землю и принялся дышать.

   Сквозь свист воздуха в легких он расслышал стук ворот и громкие голоса:

   - Рафик! Назир! Ханиф! Сюда! Быстрее, быстрее, о сыны незадачи, они разделились! Кот пропал!

   Какой кот, что за бред...

   Придушенные проклятия, топот ног, деревянный грохот ворот. Все, сбежал Рафик. Сбежал.

   Пошатываясь, Тарег выбрел к калитке.

   Там его встретила прозрачная, колышущаяся в зное псина.

   - Догоняй, - с невыразимым презрением прошипело сзади. - Догоняй.

   Тарег замер, чувствуя взгляд, как царапающее спину копье.

   За спиной снова зашипело:

   - Или беги спасай своего дурачка-бедуина - он как раз встретился не с тем, с кем надо. Побежишь - еще одно дело прибавлю к уговору.

   Нерегиль развернулся и оказался лицом к лицу с ощеренной, капающей слюной мордой Псоглавой.

   Челюсти раздвинулись, показывая желтые клычищи и черно-фиолетовый испод губ:

   - А я прибавлю, ррррр...

   "Сочтешься с моей псоглавой сестрицей, останешься жив - тогда и поговорим...".

   Останешься жив... Вот они, ключевые слова. Сестры помогут - если ты останешься жив. А помрешь, делая что-не-знаю-что для Манат - вот и нет уговора, хи-хи-хи...

   Псоглавая щерилась, роняя вязкие нити слюны, всем видом источая насмешливое презрение: ты все правильно понял, сумеречный дурачок. Я - справедливость. А что ты по справедливости заслужил?.. Видишь, маленький сумеречник, мы друг друга поняли...

   - Где Антара? - холодно спросил он огромную, усаженную зубищами в палец величиной пасть.

   - У рабского рынка. Тебя проводят, - щелкнули челюсти, и Манат исчезла.

   Антара споро шагал вверх по улочке, то и дело почему-то налетая на торчащие соломенной оплеткой или осколками кирпича стены - узко, не развернешься, вон сколько царапин от вьюков и кувшинов на гляняной обмазке.

   Вдруг из-за спины послышалось:

   - Господин?..

   Мягкий женский голос заставил его поперхнуться слюной.

   - Не соблаговолите ли выслушать ничтожную служанку прекраснейшей в мире госпожи? - снова прожурчало за спиной, и Антара обернулся.

   И чуть не осел наземь.

   Перед ним стояла женщина, подобная луне в четырнадцатую ночь. О такой сказал поэт:

   Луна, по серости заспорив, кто красивей,   Поблекла и со зла распалась спозаранок.   А если этот стан сравнил бы кто-то с ивой,   То ива рядом с ним - как хворост из вязанок. 12

   Густо подведенные глаза девушки влажно блестели, россыпь драгоценных камешков в складках затейливо собранного головного платка слепила глаз, а уста кокетливо закрывала приподнятая ткань хиджаба. Черный прозрачный газ с золотой каймой отдувался ветерком, а полные карминовые губы улыбались, улыбались...

   Антаре пришлось упереться ладонью в стену. Прикосновение щербатых кирпичей привело его в чувство, и он горделиво выпрямился:

   - Чем может помочь ничтожный поэт госпоже, сражающей разум своей красотой?

   Огромные, черные, как ночное небо, глаза прикрылись и открылись, взмахнув насурьмленными ресницами:

   - Я лишь ничтожная невольница своей госпожи, послана с вестью для молодого господина...

   И девушка опустила покрывало, открывая полуоткрытые полные губы, и ямочки на щеках, и округлый нежный подбородок.

   - Госпожа слышала, как молодой господин читал свои стихи. Вот эти:

   Когда я сражаюсь, враги мои не улыбаются,   Лишь скалятся злобно - в бою неуместен смешок.   Хожу в одеянии тонком и в мягких сандалиях,   Я строен, как дерево, и так же, как древо, высок...

   Читая, девушка подходила все ближе и ближе. Дыхание оставило Антару, когда она запрокинула лицо. А когда рука ее легла на сокровенную часть, Антара умер.

   - Моя госпожа хотела бы знать, так ли силен молодой господин в любовном сражении, как в писании стихов и в мечном бою...

   Пальчики заперебирали вверх, маня за собою, поглаживая, надавливая, ластясь к самому кончику - а потом резко скользнули вниз, нежно обхватив все у самого основания...

   - В-веди меня к ней... - выдохнул Антара.

   Яркие влажные губы раздвинулись, глаза девушки заволоклись, как туманом. Не помня себя, Антара поднял дрожащую руку - и положил на выпуклую большую грудь под тонкой, податливой тканью. А шаловливая ладошка снова скользнула вверх и нырнула ему под завязку штанов...

   - Антара! Назад!..

   Громкий отвратительный голос звякнул где-то на другом конце мира.

   - Назад! Назад, говорю! А ну прочь, сука!!!

   Сильная жесткая рука дернула Антару за плечо:

   - Назад!!!..

   Женщина шарахнулась назад, горбясь и морща лицо.

   Получив мощного тычка в плечо, Антара со всей дури впечатался в стену:

   - Ты что, Стрелок, рехнулся?!

   Рами стоял перед отступающей женщиной - точь-в-точь как гончая-салуга с оскаленными зубами:

   - Прр-рочь! - прорычал сумеречник.

   - Оставь меня в покое! - прорвало, наконец, юношу.

   Попытавшись оттолкнуть Рами, Антара вдруг понял, что не может двинуть правой рукой - сумеречник намертво обхватил его предплечье. И вдруг плюнул на свободную ладонь и мазнул ему по глазам.