Рюрик. Полёт сокола - Валентин Гнатюк

— Знаешь, брат, лишние хлопоты матери твоей, давай в следующий раз, — он с тоской глянул на отдалённые домишки, словно силясь разглядеть подножье холма, поросшего сосняком, где стоял тот самый дом, где живёт зеленоглазая непокорная «камышовая кошка». — Тут уже до Ладоги рукой подать, — молвил Рарог, — там отдохнём и тебя с двумя лодьями подождём. Заодно узнаю у ладожского воеводы, как там наши свеи, не балуют ли… А матери и всем домашним, — он выразительно глянул на Ольга, — от нас с Трувором поклон сердечный, скажи, что угощение её до сих пор помним, нигде такого не пробовали, давай, брат! — И Рарог пошёл отдавать приказ каравану сниматься с якорей.

— Сыне мой, вернулся! — шептала мать, обнимая Ольга. — А я уж не знала, что и думать, лодьи-то с пленниками, коих вы освободили, ещё прошлым летом пришли, а тебя нет, сказывали, к Рарогу опять нанялся, а когда ждать — неведомо, — причитала она сквозь непокорные слёзы, что текли и текли из очей. — А я, вишь, без отца-то не справляюсь совсем, рук не хватает. С племянницей Златкой живём, и соседка Милена одна осталась, Глобы, храни их Свентовид, всей семьёй помогают. Ворочайся домой, сынок, тяжко мне. Женился бы да невестку в дом привёл, вот была бы радость! — частила Русава.

— Не знаю, мамо, — взял её за руку Ольг, — пусто у меня на душе. А где Ефанда? Я вам гостинцев привёз.

— Ох, Ольгушка, Ефанда-то наша… — взмахнула руками Русава.

— Что с ней? — вскинулся Ольг.

— Да нет, с ней всё ладно, жива-здорова, только не живёт она дома… Отшельницей стала, в лесу обретается, на нашей старой заимке. Молвит, что коль у человека жизнь отняла, ну, у насильника того, нурмана, теперь перед матерью Бригит вину свою загладить должна верной ей службой…

— Что ж она там делает?

— Людей лечит, дар ей открылся, видно, бабушкин. Травы собирает, грибы, ягоды, нити сучит льняные да конопляные, мне приносит, а я уже полотно тку…

— Пойдём, мамо, сходим к отцу на курган, хочу поговорить с ним. Я ведь теперь у Рарога воеводой назначен, за всё войско ответ несу….

Из Ладоги в Нов-град и окрестные поселения полетела на невидимых крыльях весть о приходе князей ободритских Рарога, Трувора и Синеуса, да не одних, а со своею сильною дружиной.

— Рарожичи уже в подпорожье Волхова стоят, аккурат к Перунову дню тут будут! — кричал возбуждённый отрок-гонец, пробегая по улицам огнищанской веси на Ильмень-озере.

Волхв Древослав по дороге в Нов-град на праздник Перуна, забрёл на волховскую заимку своего давнего знакомца отца Хорыги.

— Ты что же, брат, решил на новое место переселиться? — удивлённо спросил изборский кудесник, входя в избушку друга и видя уложенные в дорогу деревянные и пергаментные книги.

— Да, подалее, пока в Киев, а потом погляжу, как оно станет, моя-то земля Сурожская, — невесело молвил хозяин заимки. И добавил: — Ты же ведаешь, Древослав, что я против призвания варягов. Новая власть новых волхвов с собой приведёт, а коли ещё и меж кудесниками согласия не будет, то совсем худо!

Они замолчали, но разговор не прекратился. Когда нужно многое сказать, то обычная людская речь слишком длинна и несовершенна. Они обменивались образами, своими и теми, что ведали от своих учителей, и теми, что были записаны в волховских книгах.

— Может, ты и прав, брат Хорыга, — наконец промолвил изборский волхв, — спор сей только боги да жизнь рассудят.

— Прощай, брат, да хранят тебя боги светлые! — ответил Хорыга.

И они крепко обнялись, потому как оба понимали, что, может, видятся в последний раз.

Накануне славного праздника Перуна узрели жители Новагра да необычное. По Волхову-реке шли многие лодьи и нурманские драккары, на парусах драккаров красовался белый сокол воинов Ререга, а впереди шла большая ободритская насада с алым парусом. Корабли, заполненные сильными воинами в железной броне, приставали к берегу, и не только к правому, городскому, а и проплывали чуть дальше. Воины вытаскивали лодьи на левый берег Волхова и шли пешком к священной Перыни, где в этот день было людно. Стекались сюда купцы да бояре в добротной заморской одежде, рукомысленники: кузнецы, кожевники, стеклодувы и портновского дела мастера, а ещё селяне-пахари да скотоводы, солевары, рыбаки, охотники, бортники и те, кто проводкой судов по своенравному Волхову занимался. Кроме праздника, многим хотелось увидеть вблизи нового молодого князя да ощутить мощь его железной дружины. Старший из волхвов новгородских, Богумил, перед тем, как завершить с помощниками последние приготовления к великому празднику, встретился тут же, подле святилища, с князем Рарогом, его братьями и воеводой Ольгом.

Они сами подошли к старшему кудеснику.

— Отче Богумил, — обратился с почтением князь к старейшине волхвов, — просим нашим дружинникам, кои из разных краёв Руси Варяжской прибыли, поведать о земле сей, чтоб каждый воин знал, какова она есть, чем славна. Может, кто из волхвов местных нам о том расскажет, пока праздник готовится.

— Добре, княже, отец Древослав обо всём скажет. — И старший волхв кликнул изборского кудесника.

— Воины доблестной дружины варяжской, вам нынче предстоит с князьями вашими присягнуть на верность земле Новгородской, — молвил перед дружиной, что окружила его великим ровным коло, проникновенным гласом Древослав. — Так вот, откуда есть пошла Новгородчина. Как вам уже ведомо, в далёкие времена достославные пришли на эти земли два брата с родами своими. Один именем Рус, а другой Словен. Рус с народом своим поставил град Русу у соляных источников с той стороны Ильмер-озера. А в сих местах, — волхв обвёл рукою окрест, — второй брат поставил град именем Словенск. Кроме сих двух градов, знамо дело, и другие срубили. Само озеро прозвали по имени дочери Словена — Иломеры. А река, что из Ильмерского озера в Нево течёт, — Древослав указал на реку, — в ту пору называлась Мутною, но в честь старшего сына Словенова, что был добрым волхвом и кудесником, реку Волховом звать стали. Словен с сыновьями и поставил здесь, на левом берегу, у самого истока Волхова из озера, капище Перуново. А возле древнего Словенска, на поприще ниже, потом возник Нов-град. С тех пор и стала Словенщина Новгородской. — Волхв взглянул на вершину холма у Священной рощи и велел Рарогу: — Княже, ставь дружину вон там, отец Богумил праздник начинать будет.

Когда все собрались в коло, волхв обратился к ним с приветственной речью.

— Возблагодарим, новгородцы и жители окрестных весей да сёл, гости торговые из стран дальних и ближних, в сей день могучих богов наших: отца-Сварога, Деда всех богов, Источник Рода Рождающего, за щедрые дары; бога Свентовида за свет и солнце; бога Перуна за добрые дожди, что питали посевы, которые Громовержец вызывает, рассекая тучи своим небесным огненным мечом. Кузнецы исстари славили Перуна как небесного отца и покровителя. Воины же по праву почитают Перуна своим богом, ибо он куёт волшебным молотом оружие для них, а коли нужно защитить землю, то и сам берёт в руки вместо мирного молота воинский меч, становится во главе небесной рати и приходит к нам на помощь в трудную годину. Восславим же Отца Нашего Небесного, неустанно вращающего колёса Яви, а с нею и всю жизнь земную приводящего в движение, без коего смерть наступит всему миру. — Волхв остановился, и служитель подал ему большой факел, зажжённый от живого Вечного огня, непрестанно пылавшего на холме. Старец прошёл поочерёдно посолонь к каждому из восьми малых кострищ, что по колу были сложены вокруг большого жертвенного костра как лепестки огромного цветка, и возжёг каждый. Потом поднялся к главному жертвенному огнищу и возжёг его с четырёх сторон перед деревянным кумиром.

— Слава Перуну Огнекудрому! — воскликнул старец.

— Слава! Слава! Слава! — троекратно прокатилось над святилищем. Воины с бритыми бородами и стрижеными волосами на головах стояли стройными блестящими рядами с одной стороны у священных кострищ. Только новгородская нурманская тьма под предводительством Свена и его помощника Дана выделялась длинными волосами и бородами, которые Рарог разрешил сохранить.

Волхв Богумил, стоя у главного костра, громко и торжественно молвил:

— Сегодня в торжественный Перунов день принимают священную клятву на верность Новгородчине князь наш новый Рарог с братьями Трувором и Синеусом, внуки почившего мудрого и славного князя Гостомысла, и его верная дружина.

Рарог твёрдым шагом ступил к кострищу и произнёс также громко и торжественно:

— Клянусь с братьями моими и дружиной служить славной земле Новгородской Словенской и всему люду, на этой земле проживающему. Защищать его от всяческих супостатов, живота не жалеючи, блюсти Лад и Ряд, хранить честь воинскую, служить Правде Русской. Перед дедом Гостомыслом, чьему праху я нынче поклонился на Болотовом кургане, перед вами, люди словенские, перед вами, кривичи, весь, меря и чудь, перед вами, люди всех иных языков, проживающие на сей земле северской, а также перед ликом Перуна Всемогущего, коий есть высший Суд и Честь, присягаю на верность! Клянусь на этом мече Болотном, потому как нет для воина-руса ничего более святого. — Князь вынул свой меч из ножен и поднёс к устам. Дружина следом за ним обнажила свои клинки и, повторив действие своего предводителя, трижды мощно рыкнула, вздымая мечи: «Клянёмся! Клянёмся! Клянемся!»