Правда против лжи. О Великой Отечественной войне - Александр Огнев

Кардину нравится, что «в современной Америке медаль «За плен» — одна из высших боевых наград». Не всё, что хорошо для США, приемлемо для нас. Жизнь показала бывают разные пленные, заслуживавшие разного отношения. Попавшие в плен генералы Д. Карбышев и М. Лукин были удостоены высшей воинской награды — звания Героя Советского Союза Летчик М. Девятаев, попав в 1944 г. в плен, в феврале 1945 г. с девятью советскими заключенными совершил побег на немецком бомбардировщике из лагеря Пенемюнде. Он стал Героем СССР. Иная судьба у предателя Власова 29.06.1941 г. совместным приказом НКГБ, НКВД и Генерального прокурора сдавшиеся в плен объявлялись изменниками родины, но на практике он бездумно не применялся. По официальным немецким данным, в плен попало 5,27 млн. наших воинов. Немцы объявляли пленными и тех советских людей, которые не служили в Красной Армии. Гудериан 11.05.43 г. отдал приказ по 2-й танковой группе: «При занятии населенных пунктов нужно немедленно захватить мужчин в возрасте от 15 до 65 лет и объявить им, что они впредь будут считаться военнопленными, а при попытке к бегству будут расстреливаться». В «Великой Отечественной…» отмечено, что в плену оказалось наших граждан: «в 1941 г. — 2 млн. (49 %), в 1942 г. — 1 млн. 339 (33 %), в 1943 г. — 487 тыс. (12 %), в 1944–203 тыс. (5 %), в 1945 -40,6 тыс. (1 %) (189). В «Русской литературе XX века» под ред. Кременцова написано: «Не домой, а в лагеря, в ссылку отправлялись бывшие военнопленные и граждане, угнанные на работу в Германию». Но более 1 млн. человек вернувшихся из плена направили «для прохождения службы в Красной Армии, 600 тыс. — для работы в промышленности в составе рабочих батальонов и 339 тыс, в том числе и часть гражданских лиц, — в лагеря НКВД» (Т.4. С.189). Значит, «в лагеря и ссылку» отправили менее пятой части советских военнопленных и сотрудничавших с врагом граждан СССР. В. Литвиненко: «В течение Великой Отечественной войны в фашистский плен попало, по разным оценкам, от 4,6 дo 5,7 миллионов советских солдат, из них погибло 2,8–3,9 миллиона человек (56–68 %). Советская Армия в годы войны пленила около 3,6 миллиона немецких солдат, из которых умерло чуть больше 440 тысяч человек (12 %)» (СР.26.11.1998). Солдатов лгал, заявив, что «в советском плену умерло…до 1 млн. немцев» (Л. Р. 3.09.1993). По последним данным, во время войны наши войска захватили в плен 3 777 300 человек, в том числе немцев и австрийцев — 2 546 200, венгров — 51 380, румын — 201 800, итальянцев — 48 900, финнов — 2400, другие национальности — 464 100.

Чтобы раскрыть правду о войне, автору необходимо не только доскональное знание души воюющего солдата, подробностей фронтового быта, но и глубокое постижение центрального нерва войны, соотнесенности отдельного эпизода с общим ходом событий. Здесь определяющую роль играют идейно-эстетические позиции писателя, его представления о добре и зле, важно, куда он зовет, что для него дорого, а что отрицает. Астафьев писал; "Правда войны — это правда и А. Платонова, и В. Некрасова, и К. Воробьева, и В. Кондратьева, и В. Курочкина, и Е. Носова, и В. Быкова, и, смею верить, моя тоже". Он не назвал здесь Шолохова, Симонова и Бондарева, видимо, из-за идеологических пристрастий. Он не раз возвращался к мысли о том, что нужна полная правда о войне, справедливо не верил, например, тому, что солдат-пехотинец мог дойти невредимым от Москвы до Берлина. Однако, читая его высказывания о литературе, приходишь к выводу, что вопрос о художественной правде и правдоподобии представлялся ему порой слишком простым; «есть вещи бесспорные: правда — это правда, неправда — это неправда» (Лг.11.12.1985). Но где границы между правдой и неправдой? Астафьев писал о том, как 92-я бригада с честью выдержала «пять часов немыслимо трудного боя. Из 48 орудий осталось полтора (одно без колеса). Противник потерял более восьмидесяти танков, тучу пехоты…» (Пр.25.11. 1985). Для писателя это было правдой, но позже выяснилось, что «92-я бригада тремя дивизионами уничтожила 20 танков» (Лг.7.10.1987). В одном из интервью он сказал: «В 1942 году, когда враг был в Кунцево, под Москвой…» (АР.7.12.2001). Не были немцы в Кунцеве, тем более в 1942 г., когда их отбросили от столицы. Как видим, даже при полной устремленности к сущей правде можно и ошибиться.

Это надо иметь в виду при разговоре о романе Астафьева «Прокляты и убиты» (первые две книги напечатаны в 1992 и 1994 гг.), получившем премию «Триумф». К нему можно отнести слова В. Распутина: «Теперь нашлись баталисты, которые и ратную службу в Великую Отечественную описывают как службу рабскую. Люди прекрасно понимали, что за Россию, за свою Россию, можно заплатить и чрезмерную цену» (СР.27.02.1997). Б. Никитин утверждал, что очевидное и бесспорное достоинство «Проклятых и убитых» — полное «читательское доверие к каждому слову писателя» (Дн.1993. № 7). Затем, противореча себе, он заявил, что Астафьев пошел «труднейшим, во многом неблагодарным путем. Этого не поймут даже те, кто кормил вшей на нарах рядом с Астафьевым, гнил в медсанбатах, голодал в окопах. Просто забыли. Победа заслонила все». Выходит, не все будут доверять Астафьеву. Но стоит ли считаться с теми, кто не мог даже понять, каким «необъяснимым вихрем» они были захвачены в военное время. Среди них был и я, пришедший в армию в январе 1943 г., то есть тогда, когда герои романа Астафьева еще не уехали на фронт. Спасибо Никитину, который помог мне своей рецензией осознать, что моя жизнь тогда не отличалась «от жизни своих современников в сталинских лагерях». Ведь в армии «все устроено так, чтобы превратить новобранца в скоточеловека, в нерассуждаюшее двуногое существо». Мы и не подозревали, что стали существами, лишенными человеческого облика «По своей деревенской темноте», как он выразился, мы думали, что тяготы военной жизни надо стойко переносить, что воюем за независимость и благополучие нашего народа, за светлое завтра своей родины и всего человечества Мы не предполагали, что наступит время, когда нам будут говорить, что самое ценное — индивидуальная свобода человека, его шкурнические интересы, а победа над врагом, судьба родины — дело третьестепенное.

А. Михайлов бросил: «…кто теперь скажет или доскажет всю правду о войне?! Ушло наше поколение. А обозники получили возможность плести о ней небылицы». Не довелось мне быть обозником, воевал в пехоте, командуя стрелковым отделением, был ранен и контужен. Объявив, что Виктор Петрович — его старый и верный друг, Михайлов подчеркнул, что не по дружбе, а по своему знанию и пониманию художественной правды в его романе «Прокляты и убиты» он защищает от односторонней критики это произведение: «Речь идет о романе, акцент в котором сделан на теневой стороне войны, на том, что все-таки недостаточно было показано, — в силу цензурных возможностей! — нашей замечательной и богатой талантами прозе о войне. В ней преобладало героическое начало, но критики романа меня удивляют тем, что они не замечают, не хотят заметить это героическое в романе Астафьева. Да, там никто не кидается на амбразуру, не водружает флаг над высоткой — там не видные на миру подвиги совершают солдаты и офицеры, и эти страницы прекрасны! Но этого не хотят видеть, а видят только грязь, кровь, трупы, бездарное командование — что тоже было на войне в обилии! — но о чем не хотят вспоминать наши генералы и привыкшие к шаблонному восприятию войны критики» (Дл.2002.№ 1). Он предложил отодвинуть в сторону политику, тут у него «с Виктором не все и не всегда было в согласии». Но дело в том, что при анализе этого романа невозможно обойтись без политики, ибо она обусловила ею идейную концепцию. Нельзя верить словам Астафьева о том, что он «политикой не занимается абсолютное (Тр. ЗО.05.1997). После расстрела Белого Дома газета «Известия» напечатала обращение, которое и он подписал вместе с Нуйкиным, Граниным, Баклановым, Окуджавой, Приставкиным и другими литераторами. В нем они призывали правительство закрыть оппозиционные газеты и общественные партии. Астафьев подписал письмо Ельцину против объединения России с Белоруссией, не хотел вставать при исполнении нового гимна. Много несуразного он сказал о русском народе, который стал для него «маразматиком", а о бывших фронтовиках, шедших с красными знаменами к могиле Неизвестного солдата, заявил: "Мало били. Надо было разогнать толпу этих бездельников.

Мне кажется, что при написании, романа Астафьев испытывал сомнения в правильности своих позиций, в том, полностью ли соответствует изображенное им самой жизни, и потому предупреждает. «Автор хорошо и давно знает, в какой стране он живет и с каким читателем встретится, какой отклик его ждет, в первую голову от военных людей, поэтому посчитал нужным назвать точное место действия первой книги романа «Прокляты и убиты», номера частей и военного округа». Перед этим он заверил читателей; «Я лично выдумывать и врать не хочу… ни одной лживой строки, ни одного неверного слова не напишу». Если писатель говорит о документальной точности своего произведения, то можно проверить его самой жизнью, чтобы выяснить, все ли в нем истинно. И тут нас подстерегают неприятные сюрпризы. Одна из героинь романа оказалась медалисткой уже в 1943 г., хотя медали за отличное окончание школы стали выдавать значительно позже. В книге сообщается, что 3.01.1943 г. солдатам выдали погоны, через некоторое время младший лейтенант Щусь «просмотрел газеты, послушал радио: «Сталинград изнемогал, но держался; на других фронтах кое-где остановили и даже чуть попятили немца». После этого солдаты две неделя пробыли на зимней уборке хлеба, формируется маршевая рота, и в это время, «к сожалению, там под Сталинградом, Воронежем, на центральном направлении свежие части прямо с колес гонят в бой, чтобы хоть день, хоть два продержаться в Сталинграде, провисеть на клочке волжского берега». Диву даешься, как мог забыть Астафьев то, что 19.11 Л 942 г. началось наше наступление в районе Сталинграда, немецкие войска были окружены, 2 февраля их остатки сдались. О боях в марте 1943 г. южнее Харькова он пишет. «Замкнув кольцо, немцы разом заневодили косяк высшего офицерского состава, взяв в плен сразу двадцать штук советских генералов и вместо одной шестой армии Паулюса, погибшей под Сталинградом в жидких весенних снегах, шесть советских армий…» На этом участке фронта были только шестая армия и первая гвардейская и группа генерала Бобкина. А 27-я армия, во-первых, не была, как уверяет Астафьев, гвардейской и, во-вторых, не «залезала в мешок». Всего там погибло и попало в плен до 240 000 наших солдат и офицеров.