Уставшая от любви - Анна Дубчак

Это был Вадик Сажин. Я открыла. Он смотрел на меня испуганно. Весь его вид словно спрашивал меня: может, я не вовремя? Можно к тебе?

– Проходи, Вадим.

– Это ничего, что я так поздно?

– Я не одна, – сказала я.

Он оторопело посмотрел на меня.

– У меня подруга, Оля.

Он вздохнул с облегчением, слишком уж явно, что меня покоробило. Он стоял передо мной, как пес, ждущий команды хозяина. Новый летний светлый костюм, голубая рубашка, коричневые сандалии. Волосы аккуратно зачесаны, видимо, гребешок у него в кармане брюк и расчесался он за минуту до того, как позвонил в дверь.

– Мне пора! – Оля буквально вылетела из кухни, чуть не сбив меня с ног. Решила, что помешала свиданию. – Я и так засиделась…

– Оля, постой, ты что? На улице ночь! Вадим, – я шепнула ему на ухо, – у нее проблемы, ее нельзя оставлять одну, проводи, будь другом. Завтра увидимся, хорошо?

Я чмокнула его в щеку, словно заранее благодаря за услугу. И он, нисколько не расстроившись, а снова, словно испытав облегчение, как человек, которому отменили экзамен, засуетился, бросился к Оле, схватил ее за локоть, словно она под тяжестью своих проблем могла упасть!

Вот, от одного жениха избавилась. А сейчас мне бы тишину и покой – ведь меня ждет интереснейшая ночь с флешкой Фимы.

Думаю, что до того момента, как я оживила ее в своем ноутбуке, я не до конца понимала, чем все это для меня может обернуться. А что, если все мои знакомые мужчины – оборотни! Что, если ни один из них не любит меня и каждому от меня что-то нужно?

Сидя за столом и глядя на экран с табличкой, предлагающей мне запустить флешку, я вдруг почувствовала себя не очень-то уютно.

К тому времени я успела принять душ, на мне был халат, я была, в сущности, готова ко сну. А что, если я поторопилась и вместо того, чтобы спать, мне придется ехать к одному из своих мужчин, чтобы посмотреть в глаза (держа наготове заряженный пистолет за спиной)?

«А.Б.В.» – так назывался первый видеофайл. Александр Борисович Воронков.

Уж не знаю, как удалось Фиме закрепить камеру в районе письменного стола в кабинете антиквара, возможно, на лампе, но обзор был неплохой. Должно быть, навестив его там под видом какого-нибудь коллекционера (или послав кого-то из своих людей), он решил начать слежку за ним на его рабочем месте. Что ж, это правильно, все-таки он находится там практически весь день.

В основном Воронков занимался текущими делами салона, вел переговоры с теми, кто продавал или собирался купить ту или иную вещь. Разговаривал свободно на французском с кем-то по телефону (смысл разговора мне, конечно, не удалось выяснить), я слышала только имя или фамилию «Боннер». Должно быть, тоже один из рабочих звонков. Вышел на скайп с человеком, с которым говорил уже на английском. Мне было приятно, что я знакома с этим специалистом, мне даже в какой-то степени льстило, что он, отлично разбирающийся в искусстве, во всем прекрасном и живущий, по словам Саши Паравиной, в гармонии, увидел во мне тоже красивую женщину. Иначе он ни за что бы не приблизился ко мне, и уж тем более не влюбился, и не стал дарить мне старинные кораллы. Так не хотелось думать, что и ему что-то нужно от меня.

Утомленная просмотром малоинтересных сюжетов из жизни московского антиквара, я была разбужена внезапно зазвучавшим женским голосом. Показавшимся мне знакомым. Ну конечно, Лиза! Пришла к папочке на работу.

Я увидела, как она обнимает отца за голову, целует в макушку.

– Привет, па.

Вот ни за что не скажешь, что она с прибабахом. Нормальная девушка. Очень даже симпатичная, в воздушном голубом платье. Стройная, грациозная, как балерина.

– Па, не могу дома одна. Так тяжело.

– Все будет нормально. – Воронков оторвался от своих бумаг, поднял голову и посмотрел на дочь долгим взглядом человека, медленно возвращающегося из своих раздумий в реальность. – Ты голодна?

– Да не хочу я есть! Я же только о нем и думаю… Не знаю, как все это случилось…

– Мы выкрутимся, я же с тобой.

– Па, ты веришь мне, что я очень его любила? Я не хотела причинить ему зла.

– Что было, то прошло, Лиза. Ты мое мнение знаешь. Он был женатым человеком. Сколько раз я тебе говорил, что до добра это не доведет. Понимаю, любовь и все такое. Но, повторяю, у него была жена.

– Он не любил ее.

– Это уже не твое дело.

– Он был счастлив со мной.

– Ты не должна была приходить к нему. А что, если его телефон, тот самый, по которому он тебе звонил, всплывет и выяснится, что ты была последним человеком, который разговаривал с ним?

– Не всплывет.

– Откуда такая уверенность? Ты же не знаешь, где он.

– Если до этого времени не всплыл, то чего бы ему появиться сейчас? Нет-нет, я надеюсь, что этого не случится.

– Вот ты позвонила ему ночью. Он был дома, с женой, спал. На что ты надеялась?

– Па, я знала, что она уехала. Я сама, своими глазами видела, как она вышла из дома, села на машину и укатила. Это было очень поздно… И только после этого я позвонила ему. Я разбудила его, но он не злился на меня, нет. Вернее, сначала разозлился, спросил, зачем я ему звоню так поздно…

– Скажи мне, ты стояла у него под окнами? Иначе как бы ты узнала, что его жена уехала?

– Да, ну и что? Я же любила его, па.

Она, эта большая девочка, села к отцу на колени и обняла его за шею. Она так горько плакала, а Воронков так нежно гладил ее по голове, что я в какой-то момент забыла, что она моя соперница и что это именно с ней мой муж проводил время, украденное у меня. Я увидела в ней брошенную матерью девочку, любимицу отца, который, однако, при всей своей заботе и нежности к ней не сумел помешать развивающейся внутри ее болезни и теперь чувствовал себя виновным в том, что все случилось так, как случилось.

Кто знает, как чувствует себя ребенок, которого бросает мать?

Но эта моя внезапно вспыхнувшая жалость к Лизе отхлынула сразу же, как только сработал мой механизм самосохранения: до меня вдруг дошло, что на экране ноутбука, в облаке голубого шелка, сидит на коленях отца убийца моего мужа! Да-да, и это не я убила его, вспоров пуховую подушку беззвучным смертельным выстрелом, а она, эта маленькая тварь, которая, охваченная безумием ли, страстью, стояла в ту ночь перед нашим домом в надежде увидеть Сергея или просто глядя в наши окна. Как мазохистка.

– И что было потом?

– Я не хочу вспоминать.

– Хорошо. Ты лекарства принимаешь?

– Принимаю.

– Па, что теперь будет?

– Я сделаю все, чтобы тебе было хорошо. А ты должна успокоиться. У тебя же есть я.

– А ты правда никому не расскажешь про меня?

– Нет, конечно. Я все сохраню в секрете.

«А твоя разведка не доложила, кто его убил?» «Конечно, донесла! Лиза Воронкова. – Я словно услышала звонкий голос Саши Паравиной. – Да только ее не посадят и даже дела на нее не заведут. У нее папа – Александр Борисович Воронков».

И вот теперь я своими ушами слышу, как всемогущий папа, окруженный могущественными покровителями, успокаивает свое чадо, мол, не переживай, дочка, я сохраню все в секрете, никому не расскажу о том, как ты вломилась ночью в квартиру добропорядочных граждан, как пристрелила, как собаку, человека, как прибралась кое-как, прибрав за собой пух и подушку да подтерев слегка полы от крови, после чего позвонила консьержке и отправила ее с заранее приготовленным чемоданом на вокзал… Хитроумный план для такой девочки. Действительно, кто знает, как устроен мозг шизофренички? Спланировала убийство. Вот только как она могла догадаться, что именно в ту ночь Машка устроит пикник в Улитине и что Катя уговорит меня отправиться туда? Никак. Значит, дата для Лизы не играла вообще никакой роли. Она была готова совершить это в любой день. А чемодан… Где она взяла чемодан?

Я поставила запись на паузу и отправилась в кладовку, осмотрела все свои чемоданы. Ну да, точно, одного, рыжего, не хватает. Я хранила в нем карнавальный костюм Коломбины. Получается, что Лиза, убив моего мужа, прибралась, открыла кладовку, взяла самый легкий чемодан, позвонила Марине (предварительно каким-то образом узнав ее номер телефона), отправила ее на Павелецкий вокзал, после чего, вероятно, обмотав грудь простыней, чтобы крови было поменьше, вытащила тело на лестницу, перевалила через перила. Бух! Труп шмякнулся о плиточный пол. Лиза быстро, едва касаясь ступеней, слетела по лестнице вниз, подтащила труп к выходу, где уже стояла ее машина, уложила его в багажник. После этого достала из кармана приготовленную заранее влажную тряпку и вытерла кровь с плиток пола. Села в машину…

Стоп. Какую машину? Может, она села все-таки не в свою машину, а в мою? Но откуда она взялась, кто пригнал ее из гаража? Кто ей помогал? Чтобы взять мою машину, нужно, во-первых, разжиться ключами от гаража и машины. Второе – иметь как минимум доверенность, чтобы управлять ею.

Нет-нет, что-то здесь не так. Если только сам Сережа не взял ее, чтобы, скажем, в мое отсутствие прокатиться с Лизой по городу.