Без борьбы нет победы - Манфред фон Браухич

Ох, как же я разозлился!

На запасной машине я проехал еще несколько кругов и при каждом спуске в долину тщетно искал свою ненаглядную. Подумать только — она поддалась первому же искушению, предпочтя веселую компанию и ресторан напряженной обстановке на линии старта и финиша. Покончив с тренировкой, я в одиночестве поехал в отель, где у меня было достаточно времени, чтобы поразмыслить над этим горьким разочарованием.

Наше знакомство окончилось бурным объяснением, мало чем уступавшим сваре в семействе Нуволари, после чего я вновь безраздельно отдался своей главной привязанности — любимой машине. Взвесив все, я не стал горевать. Кто знает, от скольких огорчений я избавился таким образом!..

Когда в ожидании старта, уже сидя в машине, я посмотрел на своего коллегу Германа Ланга, я вдруг почувствовал себя действительно свободным. В последние минуты перед стартом его чернокудрая Лидия что-то энергично втолковывала ему, а он терпеливо слушал. Она была, безусловно, очень мила и прекрасно относилась к мужу. Но перед стартом всякому гонщику необходимо собраться с мыслями, сосредоточиться. Кому здесь нужны всякие наставления и поучения!

Однажды она так громко кричала ему в ухо, что даже сквозь шум мотора я расслышал каждое слово: "Герман, дорогой мой, ты главное дело — газуй, слышишь? Газуй и не притормаживай! У меня еще нет меховой шубки, а у других есть уже по две!"

Бедный Герман Ланг!

И все-таки, когда руководитель нацистского автомотокорпуса Гюнляйн решительно потребовал отказаться от предстартовых прощаний с прекрасными дамами, мы восприняли это как вызов.

"Германский мужчина не целуется публично", — гласила мотивировка этого требования. По мнению Гюнляйна, нам следовало "поменьше предаваться интимностям" и побольше "сосредоточиваться на предстоящей борьбе".

Когда на другой день после этого "руководящего указания" мы увидели Гюнляйна на трибуне, все как по команде вылезли из машин, быстро подбежали к боксам и каждый демонстративно поцеловал первую попавшуюся женщину. В восторге от этого "гимна любви" зрители бурно захлопали, а Гюнляйн в бешенстве отвернулся...

На мои представления о настоящей спутнице жизни огромное влияние оказала жена моего друга Рудольфа Караччиолы. Долгое время мне по-настоящему не нравилась ни одна другая женщина. Алиса Караччиола, в миру Бэби, отличалась подкупающей доброжелательностью и обаянием, которые вызывали во мне самое искреннее восхищение и все сильнее привлекали меня к ней. Шведка по рождению, она недолго была замужем за крупным швейцарским фабрикантом свечей для зажигания. Из любви к автоспорту и по рекламным соображениям он содержал собственную гоночную "конюшню", которой руководила Алиса. После развода она несколько лет прожила в Париже, где была связана большой дружбой с французом Луи Широном. Она покровительствовала ему и сделала из него гонщика международного класса. Лишь в 1936 году эта женщина обрела счастье и покой в браке с Рудольфом Караччиолой. Стройная, с отличной спортивной фигурой, она уже чисто внешне как нельзя лучше подходила к нему. Алиса отличалась и внешней привлекательностью, и умом. В "третьей империи" супругам Караччиола было не по себе, и они уехали в Швейцарию. В 1936 году они поселились в небольшом коттедже у подножия горы Монте-Брэ, откуда открывался вид на расположенное южнее озеро Лугано.

Решение построить этот домик было принято не без влияния Менгерса, друга и доверенного лица Руди. Этот широко образованный и бывалый коммерсант из Берлина еще в 1928 году, предвидя опасное развитие событий в Германии, обосновался в Лугано-Кастаньоле. Уже тогда он чувствовал, что немецкий народ будет втянут в новую войну. Поэтому он посоветовал Караччиоле покинуть нацистскую Германию и переехать в нейтральную Швейцарию. Что касается Алисы, то вид чернорубашечников, бесконечные маршировки штурмовиков под флагами со свастикой производили на нее гнетущее впечатление.

И все-таки Караччиола не мог сжечь все мосты, не хотел окончательно порвать свои связи с фирмой "Мерседес". Поэтому он выбрал именно такой выход из положения, т. е. "швейцарский вариант", и, будучи человеком состоятельным, не навлек на себя никаких особых подозрений. Правда, поначалу переезд Караччиолы несколько удивил нацистов. Но, продолжая использовать его имя в интересах автомобильного спорта "Великой Германии", они быстро примирились с этим, поверив, что после аварии, которую он перенес в Монте-Карло, ему действительно необходим теплый и сухой климат Тессина, прогретый солнцем воздух южных альпийских склонов. Они даже выплачивали ему часть премий за победы в швейцарских франках. Это были очень хорошие деньги. В то годы Караччиола котировался высоко. Он завоевывал одну победу за другой — правда, не для нейтральной Швейцарии, а для гитлеровской свастики. Когда он поднимался на пьедестал почета, оркестр играл "Дойчланд, Дойчланд юбер алес"! Но тут он ничего не мог поделать.

Вплоть до начала войны я довольно часто посещал его гостеприимный дом. В перерывах между гонками я там отлично отдыхал, иногда по нескольку недель подряд, поневоле наблюдая жизнь и хлопоты его жены. Она была отличной хозяйкой, превосходно готовила, с тонким вкусом отделывала свое жилье, каждый день пекла пирожные, гладила рубашки своего мужа и по-матерински заботилась обо всех своих гостях. Человек с большим чувством юмора, Алиса умело поддерживала любой разговор, в совершенстве владела четырьмя языками. Вдобавок она представляла мужа на деловых переговорах и вела всю соответствующую переписку. А во время соревнований, когда вся команда жила при боксах, Алиса была необходима всем. Никто, кроме нее, не умел с помощью двух секундомеров одновременно и абсолютно точно замерять время четырех водителей. Мне она постепенно стала казаться каким-то идеалом жены автогонщика, и я начал сравнивать с ней всех женщин, с которыми мне доводилось знакомиться. Но, как говорят, мой фонарь не светил достаточно ярко, чтобы найти для себя подобную женщину для брака. Видимо, поэтому все долгие годы моей спортивной жизни я прожил холостяком. А Бэби как была, так и осталась моим идеалом...

Была у нее, между прочим, мексиканская обезьянка по кличке Анатоль. Этот красивый ухоженный зверек сопровождал ее повсюду. Он был чуть поменьше белки, и Бэби носила его в специальной сумке, укутанного в шерстяной платок, а в холодную погоду надевала на него один из нескольких пестрых пуловеров собственного изготовления. Анатоль был своего рода живым талисманом. Мы (вообще любили всякие символы удачи. Например, Герман Ланг пристрастился к подковам. Поэтому его жена Лидия приколотила такую железяку над входом в его бокс.