Империя. На последнем краю - Владимир Викторович Бабкин

Кроме того, все указанные страны страстно желали округлить свои собственные владения за счет присоединения земель почившей (как они надеялись) Двуединой монархии.

В общем, все красиво и все довольны. В теории.

Однако…

Во-первых, мнение одних наших союзников далеко не всегда совпадало с мнением других наших же союзников относительно вопроса, как именно делить Австро-Венгрию и какие куски кому должны отойти. А противоречия эти вполне могли похоронить не только наш союзнический проект, но и стать причиной новой Балканской войны.

Во-вторых, распад Дунайской империи неизбежно приведет к тому или иному варианту аншлюса Австрии со стороны Германии, что резко усилит мощь этой державы, и мы не могли этого не учитывать.

В-третьих, был фактор Венгрии, которая сама по себе могла стать источником немалых проблем, вплоть до войны с соседями и попытками силой подавить любые движения на Землях короны святого Иштвана.

В-четвертых, неизбежно вставал вопрос Трансильвании, которую страстно хочет получить Румыния, а ободренный (точнее – окрыленный и ослепленный) наличием союзнических обязательств в рамках Новоримского Союза и уверенный, что мы все впряжемся в случае чего, мой царственный румынский коллега вполне может и влезть в авантюру, потянув и нас следом. И вопрос брака с Ольгой тут не мог быть вырван из контекста сложных переговоров о смысле бытия.

Нет, разумеется, наш Генштаб прорабатывал всякие варианты, и пусть у нас сильно сокращена армия, несколько готовых армейских корпусов у нас было в запасе. Готовых в том числе и к такому сценарию, при котором им из нашей Галиции, из Румынии и Сербии придется выдвигаться «на защиту славянского населения». Еще пару армейских корпусов держала в готовности и Римская империя.

Да и Сербия с Румынией не дремали, находясь в томительном ожидании того часа, когда можно будет двинуть вперед свои дивизии.

ГРУ и Генштаб докладывали о том, что и немецкие корпуса стоят в приграничных районах, готовые «защитить германские народы».

Разумеется, обо всем этом знали и в Австро-Венгрии, но, похоже, что там противоречия уже дошли до предела, а власть императора Карла I ослабла настолько, что он уже не в состоянии удерживать свою империю от развала.

Новый «больной человек Европы» был настолько плох, что уже даже начинал пованивать.

И кайзер решил, что пришло время сорвать банк.

Должен признать, момент он выбрал мастерски.

Понятно же, что о намеченном референдуме мой чудный кузен узнал не вчера. Более того, у меня были обоснованные подозрения насчет того, что основные «провокации» и «преследования» немцев в Австро-Венгрии были во многом инспирированы и организованы из Берлина. Слишком уж своевременно.

И конечно же Вильгельм II в курсе моих собственных проблем с выборами и прочим, что требует моего безусловного присутствия в Москве. И такое «приглашение» на встречу скорее напоминало «не говори потом, что я не предлагал договориться».

Знал он и о моем нежелании быть втянутым в войну именно сейчас. Возможно, стратеги в Берлине даже убедили его, что я предпочту не вмешиваться. По крайней мере, сразу не вмешиваться. Давая тем самым Германии полный карт-бланш.

А может, кайзер еще и понадеялся на возникновение разногласий среди членов Новоримского Союза, что неизбежно ослабит позиции НРС на переговорах по разделу сфер влияния. А то и вовсе приведет к распаду Союза и новой Балканской войне, в которой Германия тоже может найти свой интерес.

Что ж, время он действительно выбрал правильно.

Ах, как не вовремя.

Что ж, фигуры на шахматной доске расставлены и теперь моя задача состояла в том, чтобы цейтнот не перерос для нас в цугцванг.

* * *

Империя Единства. Россия. Москва. Воробьевы горы. Шуховская башня. 5 октября 1918 года

Ветер. Ветер. Резкий и злой.

Ветер гонит облака. Ветер жалит и кусает.

Какой злой здесь ветер. Почему в небе он добрый и веселый?

Ветер, несущий крылья там, и, ветер, который клыками пронизывает здесь.

Ветер. Во всех его ипостасях.

Порывы, вихри и движения воздушных масс…

Ветрено.

Холодно.

Ольга запахнула поплотнее свою кожанку. Но никакая кожанка не спасет от ветра на башне. Стылого, ледяного и тягучего. Голодного, мрачного и алчного. Резкого, голодного и испивающего.

Клубы облаков спешили мимо них, обтекая башню.

Лишь трое стоят плотной группой.

Лишь дрожь. Мелкая дрожь.

Не видно ни зги.

Как же холодно.

Выстрел.

– Не расходуйте зря патроны, Любовь Александровна. Это ничего не даст.

Галанчикова пожала плечами.

– Ну, надо же что-то делать, как-то дать сигнал о том, что мы здесь. Вдруг они не нашли те гайки с записками?

Шухов лишь вздохнул.

– Ваша стрельба точно ничего к этому не добавит. В тумане облаков звук выстрела глушится и становится неверным. Вспомните неясные гудки пароходов в тумане. Да и ветер относит звуки.

Люба не нашла что возразить и лишь спрятала наган в кобуру.

И вновь лишь ветер нарушал их «идиллию».

Как же холодно!

Ольга даже начала подпрыгивать, пытаясь хоть как-то согреться.

– Милейший Владимир Григорьевич, у вас в портфеле случайно нет печки и трех парашютов РК-3 системы Котельникова?

Шухов сумрачно покачал головой.

– Увы, милая Ольга Кирилловна, там ничего, кроме скучных бумаг, уже не осталось. Нет даже шоколада.

Услышав такое, Галанчикова, в свою очередь, плотоядно улыбнулась.

– Ну, в крайнем случае ваши бумаги можно сжечь.

Инженер покосился на госпожу подполковника и уточнил:

– А у вас, милые дамы, есть при себе спички?

Обе переглянулись и покачали головой. На что Шухов ответил вздохом:

– Вот и у меня – нет. Можно, конечно, попытаться высечь искру и попытаться воспламенить порох из ваших патронов, но это мало что даст, ибо бумаг в портфеле мало. Да и ветер на дал бы нам разжечь костер, даже если мы будем прикрывать пламя своими телами.

Люба не сдавалась, выдав идею:

– Можем разжечь ваши бумаги прямо в вашем портфеле.

– Мысль, конечно, оригинальная, признаю. Двухминутный костер устроить сможем. Но я предпочел бы оставить это на крайний случай. Тут нужна бочка, керосин и дрова. Которых у нас, увы, нет.

– Как и всего остального. – Ольга, продолжая подпрыгивать, пошутила: – В таком случае предлагаю открыть сегодняшний бал. Дамы приглашают кавалеров.

И она подхватила опешившего инженера и начала с ним кружить по площадке, начитывая ритм:

– Раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три…

Люба усмехнулась, глядя на «танцующих».

– Боюсь, господин Шухов, уж теперь-то живым мы вас не отпустим!

* * *

Империя Единства. Россия. Москва. Ворота Петровского Путевого дворца. 5 октября 1918 года

– Ваше сиятельство! Ваше сиятельство! Два слова о сложившейся ситуации вокруг башни!

Граф Суворин замедлил ход, окруженный толпой репортеров. Тут же последовали вспышки фотоаппаратов и застрекотали