Брусиловский прорыв. 1916 год - Максим Викторович Оськин

Какова дальнейшая цель действий армий, никто не знал. Это обстоятельство, несомненно, повлияло на то, что при выборе армиями районов прорыва не учитывалась необходимость согласования действий ударных групп соседних армий»[133].

Масса тыловых промежуточных позиций позволила австрийскому командованию отвести уцелевшие войска, прикрывшись сильными арьергардами из лучших подразделений, отчаянно дравшихся на каждом естественном или фортификационном рубеже с разрозненно вступавшими в бои русскими войсками. Тем не менее и свежие части, вводимые в бой по мере подхода к полям боев, как правило, оказывались в свою очередь разгромленными и уничтоженными победоносными русскими войсками Юго-Западного фронта. Так, именно в ходе Брусиловского прорыва на Русском фронте впервые появились сформированные в 1915 г. и ранее воевавшие в Сербии австрийские 53-я (генерал Понграц) и 70-я (генерал Гольдбах) пехотные дивизии.

Бросаемые на отражение русских атак резервы, как правило, также втягивались в общее отступление: теперь и для австрийцев повторилась русская ситуация 1915 г. Русскими генштабистами в августе отмечалось, что «с конца мая стало наблюдаться появление в боевой линии почти совсем не обученных маршевых батальонов и рот, нередко целиком попадавших в плен. Вообще, влитие 22-х, 23-х и 24-х маршевых батальонов [в пехотные дивизии] было несколько ускорено, что не могло не отразиться на качестве пополнений»[134].

Но если в 1915 г. русским некому было помочь, то у австро-венгров были свои надежные союзники, не бросившие их в беде, подобно тому, как англо-французы в 1915 г. наблюдали за катастрофой на Восточном фронте. Подходившие из глубины германские дивизии немедленно вводились в бой на наиболее опасных направлениях, цементируя оборону и останавливая бегущих австрийцев. Здесь немцы, не имевшие достаточного количества резервов, для того, чтобы создать в Галиции новый, уже германский фронт (ожидалось русское наступление севернее Полесья, плюс Сомма, плюс Верден), были вынуждены применить систему частных поддержек. То есть немцы бросали свои войска на наиболее опасные направления, останавливая порыв выдыхавшихся русских войск и заставляя австрийцев останавливать отход и драться.

В то же время главнокомандование Юго-Западного фронта не сумело превратить тактический успех в оперативный. Не имея сильных резервов, А. А. Брусилов не имел и возможности для развития прорыва хотя бы даже на одном лишь луцком направлении, не говоря уже о том, чтобы развить все четыре армейских прорыва неприятельской обороны на Юго-Западном фронте. Помимо того, командармы в своих действиях зависели от директив штаба фронта. Справедливо, что «существенным недостатком русской армии являлось отсутствие инициативы командиров армейского звена»[135].

Между тем сложившаяся к концу первой декады июня обстановка как нельзя более способствовала этому развитию – развитию тактической победы в оперативный прорыв – ведь тот незначительный перевес в силах, что имели армии Юго-Западного фронта перед началом операции, теперь стал более велик, вследствие понесенных австрийцами громадных потерь. Сам А. А. Брусилов прекрасно понимал, что прорыв только начинается – 12 июня он писал супруге, что для выигрыша операции «нужно дать другое сражение и взять Ковель – Владимир-Волынский – Львов – Миколаев – Стрый. Если дойду до этой линии, то могу тогда сказать, что выиграл полную операцию, которая должна иметь серьезнейшие последствия, а пока ничего чрезвычайного не сделано»[136].

Теперь соотношение сил сторон стало явно в пользу русских: все-таки только пленными австрийцы потеряли под 200 тыс. чел. Очевидно, что высшие русские штабы и сами не рассчитывали на успех такого масштаба, а потому и не имели резервов под рукой. Однако же, если к австрийцам на помощь спешили германцы, то для русских резервов не было: все они отправлялись на Западный фронт, долженствовавший наносить главный удар (Алексеев обещал только полтора корпуса).

Иначе говоря, Юго-Западный фронт не только выполнил, но и перевыполнил поставленную перед ним задачу. Теперь все те германские войска, что стояли южнее Полесья и могли быть переброшены на виленское направление, где должен был наступать русский Западный фронт, были брошены против армий Юго-Западного фронта. Таким образом, германское Главное командование на востоке – фельдмаршал П. фон Гинденбург и его начальник штаба Э. Людендорф – в ходе отражения готовившегося русского удара могли рассчитывать только на свои собственные ресурсы, либо на переброски из Франции.

Действительно, в этот момент, когда, казалось бы, союзники по Антанте должны были бы общими силами навалиться на Германию и ее союзников, дабы сковать все германские резервы, прорвать фронт и броситься вперед, Французский фронт не мог перейти в наступление. Сами французы были скованы встречными изматывающими боями под Верденом. Англичане еще не были готовы к наступлению на Сомме. Итальянцы еще не успели оправиться после австрийских атак начала мая.

Следовательно, русские должны были наступать в одиночестве не менее месяца (готовность англичан), что в перспективе угрожало остановкой наступления, так как боеприпасов и тяжелой артиллерии не хватало. Интересно, что Брусиловым заранее не были созданы трофейные команды для использования брошенного на полях сражений и трофейного вооружения. В середине июня генерал-инспектор артиллерии великий князь Сергей Михайлович, посетив места боев 22 мая – 1 июня, отмечал: «1). В наших окопах осталось огромное количество ружейных патронов частью в патронных сумках убитых и раненых, частью же в пачках и коробках. 2). Некоторые из вполне исправных неприятельских орудий, захваченных вместе с патронами и могущие быть использованными, были оставлены без всякого наблюдения и покрыты ржавчиной до такой степени, что нельзя было открыть затвора». Великий князь требовал собирать ружья и патроны, считая, что «все пригодные к дальнейшему употреблению [трофейные] предметы должны быть охраняемы и сберегаемы также, как и собственное артиллерийское имущество»[137].

Более того, союзники (по меньшей мере – французы) отказались от мысли проведения широкомасштабных маневренных операций даже и в случае успеха во Франции. Русский военный представитель при союзном командовании Я. Г. Жилинский 25 мая (третий день Луцкого прорыва!) доносил М. В. Алексееву, что союзники высказываются за изнурение Центральных держав. Причина тому – исчерпание людских резервов в Германии – всего около 560 тыс. чел., не призванных в вооруженные силы, несмотря на могучие материальные средства, выставленные немцами. Жилинский сообщал: «Это мнение… подчеркивает возможность развития наступательных операций на французском фронте путем лишь постепенного захвата рубежей с большим расходом снарядов и боеприпасов и возможной бережливости в людях»[138].

На самом же Юго-Западном фронте резервов не хватало, чтобы сразу же достичь оперативного успеха, а для перегруппировки требовалось не только время, но и перенос направления главного удара – с ковельского на рава-русское направление. «Недостаток резервов в первый период операции, а затем постепенное введение их в бой небольшими пачками было основной причиной замедления темпов, а, в конце концов, и затухания операции. Масштабы операции требовали маневра из глубины армейскими соединениями, но