Брусиловский прорыв. 1916 год - Максим Викторович Оськин

в военных действиях. Как показано выше, Юго-Западный фронт имел несколько вариантов достижения подобной победы. Одним из таких вариантов мог стать и перенос наступательных усилий войск 9-й армии на северо-запад, чтобы начать сминать весь австрийский фронт с южного фаса. То есть этим маневром заодно достигалось и взаимодействие 9-й армии с частями 11-й и 7-й армий.

Первые итоги

Значение майского Луцкого прорыва на русском Юго-Западном фронте было чрезвычайно велико и значимо для дальнейшего хода всей войны. Поражение австро-венгерских вооруженных сил в ходе первых 10 дней русского прорыва армий Юго-Западного фронта было прямо-таки глобальным. 4-я и 7-я австрийские армии были фактически уничтожены (кто не был убит или ранен, тот попал в плен), а прочие потерпели тяжелейшее поражение. Если вспомнить, что перед началом русского наступления в рядах австро-германских войск напротив русского Юго-Западного фронта насчитывалось около 470 тыс. чел., то видно, что за три недели русские вывели в расход только в качестве военнопленных 40 % исходной неприятельской группировки.

Прошлые успехи померкли перед величием той грандиозной операции, что смяла армии Австро-Венгерской монархии: «25 мая армии Юго-Западного фронта подарили России победу, какой в Мировую войну мы еще не одерживали»[127]. Трофеи русских армий с 22 мая по 10 июня включительно составили около 200 тыс. пленных, 219 орудий и 644 пулемета. За следующие 20 дней было взято еще 65 тыс. пленных, 110 орудий и почти 300 пулеметов[128]. Отчет штаба фронта дает следующие цифры: пленные офицеры – 5690, солдаты – 259 111, орудия – 330, пулеметы – 937, бомбометы и минометы – 293, зарядные ящики – 278, конная железная дорога – 187 верст, вагонов – 106, вагонеток – 450 и масса другого имущества[129].

Несомненно, что пулеметов (как правило, тотчас же оставляемых в наступавших русских частях, без доклада «наверх») было взято больше. А. А. Свечин впоследствии писал: «Летом 1916 г. в полку было уже 32 известных мне и неопределенное количество неофициальных пулеметов»[130]. Из приведенных выше цифр относительно австрийских пулеметов (примерно 2500) видно, что за месяц неприятель потерял как минимум треть своих пулеметов.

Но главным огневым средством на поле боя является, все-таки, артиллерия. Вот орудий противник потерял, к сожалению, очень мало для поражения такого масштаба, сохранив технический костяк для своих резервов и организации жесткой обороны, так как на эластичную оборону людей уже не хватало. Действительно, что это такое – 219 орудий для масштабов фронтовой операции? Даже меньше, чем артиллерия двух армейских корпусов предвоенной численности (австрийский армейский корпус накануне Первой мировой войны имел в своем составе 132 орудия различных калибров). За месяц же боев, как показывают цифры (если считать австрийскую артиллерию равной, примерно, также 2500 стволов), неприятель потерял всего-навсего 329 орудий – 13 % своего орудийного парка (правда, с учетом уничтоженных пушек это число, наверное, следует увеличить).

Главной же русской победой стали не столько трофеи, сколько моральный дух: столь блестящая победа после почти года поражений. В свое время К. фон Клаузевиц писал: «Во все времена, по справедливости, смотрели на орудия и пленных как на подлинные трофеи победы и как на ее мерило, ибо в их количестве отражаются с полной несомненностью размеры победы. Даже степень морального превосходства гораздо лучше выясняется из этого, чем из какого-либо другого соотношения, особенно если сравнить с этими трофеями число убитых и раненых; здесь проявляется новая степень воздействия моральных сил». В этом отношении победа русских армий Юго-Западного фронта была выдающейся для того времени.

Располагая перед началом операции несущественным (русским предстояло прорвать укрепленную линию, создававшуюся не менее семи месяцев) превосходством в 150 тыс. штыков и сабель на 480-километровом фронте, за три недели прорыва русские вывели из строя более ½ неприятельских солдат и офицеров противостоящей им австро-венгерской группировки. В войсках рассчитывали и надеялись на скорую победу в войне. Так, в письме супруге от 16 июня А. А. Снесарев полагал, что «после разгрома, какой вынесли австрийцы, голову поднять наши враги будут не в силах, и к осени дело будет ликвидировано»[131].

Свой первый итог Брусиловскому прорыву подвел и император. В приказ от 7 июня Николай II отмечал: «Минуло две недели непрерывного, тяжелого, но славного для наших армий боя. Я неоднократно благодарил доблестные войска за их подвиги. В данную минуту я останавливаю свое внимание на 11-й армии. Окончив твердый и неблагоприятный период обороны, она молодецким порывом смела противостоящего противника. Я с гордостью слежу за доблестной борьбой частей 7-й армии, отбивающих настойчивые контратаки свежих вражеских сил. Вспоминая деяния первых дней операции храброй 8-й армии, призываю Божье благоволение за грядущие для нее труды, она должна исполнить подвиг. Господь да увенчает успехом храбрые полки ее. Всех сердечно благодарю». Добавление Брусилова: «Твердо верю, что храбрая 8-я армия выполнит подвиг, а прочие армии фронта своими энергичными действиями помогут ей»[132].

Потрясающая воображение победа требовала своего дальнейшего развития, однако главкоюз не сумел использовать многочисленную кавалерию фронта. Этот факт стал одной из главных ошибок командования Юго-Западного фронта в развитии операции. По мысли самого главкоюза и его ближайших сотрудников, огромная масса русской конницы (два кавалерийских корпуса – 4-й и 5-й) должна была самостоятельно прорвать неприятельскую оборону и, вырвавшись на оперативный простор, с ходу ворваться в Ковель.

Этот взгляд был донельзя ошибочным, что и подтвердили действия русских кавалеристов, пытавшихся преодолеть неразрушенные проволочные заграждения под огнем пулеметов. Конница должна была быть введена в прорыв (то есть – действовать на луцком направлении, развивая успех, достигнутый на направлении главного удара 8-й армии), но никак не свершать прорыв самостоятельно. Но занять оголившиеся бы в случае перевода кавалерии на острие главного удара окопы было бы некем – Брусилов не имел для этого резервов.

Не имея достаточных резервов, и в отсутствие возможности к организации сопротивления имеющимися войсками, разгромленными в тактической зоне русского прорыва, австрийское командование перешло к очаговой обороне. В этом союзникам своевременно помогли немцы, сумевшие спустя полторы недели после начала русского наступления прикрыть все наиболее важные участки обороняемого фронта – прежде всего, коммуникационные узлы. Такая оборона взламывается наступающей стороной через промежутки между занятыми очагами сопротивления.

К сожалению, командование Юго-Западного фронта в начале наступления не имело резервов, и потому было вынуждено ввязываться в борьбу за отстаиваемые австро-германцами очаги, что приводило к большим потерям, а следовательно, и к быстрому выдыханию прорыва. Помимо того, армейские прорывы не были увязаны между собой, так как целью наступления являлась демонстрация – облегчение предстоящей атаки Западного фронта. Приказы Брусилова «ограничивались указаниями овладеть укрепленными позициями противника.