Чекисты рассказывают... - Владимир Листов

— Смотри, какой неженка? Снимай!

Щербаков не стал спорить. Маркин подоткнул сапоги голенищами под пояс, приказал сделать то же Щербакову, и они побежали дальше по дну речки.

Вскоре они остановились под огромной сосной, протянувшей толстые ветки над водой. Вокруг толпились молодые березки и еще какая-то густая поросль, уже одевшаяся густой листвой. Маркин осмотрелся по сторонам, подпрыгнул, ухватился за толстый сук, подтянулся на руках и, сделав рывок, через секунду лежал животом на ветке.

— Давай сюда.

Щербаков повесил автомат на грудь, схватился за ту же ветку, прыгнул, рванулся... и шумно свалился в воду.

— За спину автомат, шляпа! Это тебе не на ринге руками размахивать!

Щербаков перевесил автомат, изловчился и вскоре был рядом с Маркиным.

— Подумаешь, гимнаст, — ворчал он, собираясь выжимать гимнастерку.

Маркин дернул его за руку.

— Отставить! Ты что!.. Не лей воду на землю, следы оставишь.

— Тьфу! Вот влезли тебе в башку эти следы! Какие ж следы от воды?

— Все равно. Не смей!

Щербаков развел руками.

— Что ж, я так и буду сидеть мокрый?

— Ничего, не раскиснешь. Лучше быть мокрым, чем... Сиди смирно, надо потерпеть, — уже мягче сказал Маркин.

Лай собак приближался. Партизаны поднялись к самой вершине дерева, откуда земля и вода едва виднелись.

— Ну, Сергей, — похлопал Маркин Щербакова по мокрой спине, — теперь держись. Если бог есть, то отсидимся.

У Щербакова зубы стучали от волнения, усталости и холода. Он сказал, зябко вздрагивая:

— Нет, Пашка, не выйдет. Безбожники мы с тобой с самого рождения.

— Это верно. Ну ничего, хрен с ним. Ты вот что, Сергей, когда фрицы подойдут к нам близко, так ты смотри вверх, а не на землю, понял?

— Зачем? Богу, что ли, будем молиться?

— Я не шучу. Понимаешь, если смотреть человеку в спину из-за какого-нибудь укрытия, то он обязательно почувствует и обернется.

Щербаков хмыкнул.

— И ты веришь этим басням?

— Дубина! Это не басни. Это животный магнетизм. Ясно? Ну, хватит болтать, замолчи!

— Ладно, черт с тобой. Вверх так вверх.

Вскоре стало слышно поскуливание собак, треск сучьев, донеслись приглушенные человеческие голоса. Внизу замелькали серо-зеленые фигуры. Ребята сразу забыли о животном магнетизме и во все глаза смотрели не вверх, как договорились, а вниз. Дыхание их останавливалось, сердца, казалось, бились так, что вот-вот готовы были выпрыгнуть наружу.

Фашисты ходили под сосной. Лай собак то удалялся от речки, то возвращался. Овчарки жалобно поскуливали. Они, видимо, потеряли след.

Издали послышалась трель свистка. К сосне подбежала группа немцев, впереди офицер. Гитлеровец громко скомандовал:

— Форвертс!

Солдаты скрылись.

— У-ух ты! Кажется, пронесло. Вот это животный магнетизм, — облегченно выдохнул Щербаков. Он смахнул пот со лба. Маркин приложил палец к губам: «Тихо. Они еще могут вернуться». Щербаков замолчал и стал снова внимательно смотреть вниз.

XIV

Шли без остановки.

Вдруг с той стороны, где остались Маркин и Щербаков, послышались выстрелы. Галушкин поднял руку. Носилки опустили на землю, прислушались.

— Сошлись? — спросил Правдин, тяжело дыша и вытирая пот с лица.

Выстрелы слышались с интервалами. Галушкин нахмурился, ответил:

— Видимо, еще нет. Но стреляют они. Наверно, фрицев на себя отвлекают.

Уставшие, голодные, нахохлившиеся, сидели они вокруг носилок. На сердце словно кошки скребли.

Галушкин внимательно посмотрел на ребят: грязные, заросшие, в изодранном обмундировании, хмурые, да и он, верно, не лучше.

Он отвернулся, подумал: «А если те не возвратятся? Пашка, друг». Борис закрыл глаза и представил, как Пашка и Сергей бегут навстречу немцам, изредка постреливая, чтобы привлечь внимание фрицев к себе и не пустить за носилками с раненым. От этого свело челюсти. Галушкин со стоном встряхнул головой, встал:

— Ну, ребята, хватит отдыхать. Пошли! Дотемна нам надо островок найти. Если Пашка и Сергей не уведут немцев за собой, то они непременно пойдут за нами.

Молча подняли носилки, пошли за Галушкиным.

Выстрелы давно смолкли, не стало слышно и лая собак. Под ногами захлюпала вода. Решили идти до тех пор, пока не почувствуют сухую землю. Но солнце село, наступила ночь, вода доходила до колен, а желанного островка все еще не было. Идти дальше не было сил. Остановились в густом осиннике, стеной вставшем на их пути. Носилки подвесили на веревках к стволам деревьев. Шалашом натянули над ними плащ-палатку, нарубили жердей, привязали их к деревьям вокруг носилок, уселись на них, словно куры на насесте.

— Да. Недурно устроились. Как считаешь, Иван? — спросил Правдин Головенкова.

Тот повернул к нему лицо, заросшее редкой юношеской бородкой, скривился в недовольной гримасе:

— Ты все шутишь? Увидим, что завтра запоешь!

— А что завтра? Думаю, будет то же, что и сегодня, — ни спать, ни жрать, — начиная злиться, оказал Правдин. — Эх, Иван, ты только о жратве и думаешь!

— Будешь думать. С пустым мотором и машина останавливается. Ешь вода, пей вода, вода сильная, она мельницу крутит... Так, что ли? — сказал Головенков и зло плюнул в воду, в которой виднелись, словно тушью вычерченные, верхушки деревьев.

— А ты не плачь, Ваня. Пояс подтяни потуже. Сразу легче станет.

Головенков отвернулся. Пробурчал угрюмо:

— От этого сыт не станешь... На одних нервах иду.

— А-а-а, вот как! — словно обрадовался Правдин. — Ну, тогда все в порядке. Ведь нервы у тебя, Ванюшка, как у буйвола шкура. Мне бы такие, рад был бы.

— Хватит вам, — остановил их Галушкин. — Подождем ребят и тронемся дальше. Завтра обязательно что-нибудь добудем. А сейчас давайте отдыхать.

Звездная ночь висела над лесом. Нудно гудели комары. В просветах между деревьями изредка с шумом проносились ночные птицы, мелькали летучие мыши. Партизаны привязались поясами к деревьям, затихли.

Они спали, а над лесом сгущались тучи. Все ближе гремели раскаты грома, ярче вспыхивали молнии. Вдруг оглушительно зарокотало прямо над ними. Сливаясь с эхом, грозовые раскаты покатились над притихшим лесом. Рванул ветер, закачались деревья, зашумела листва. Хлынул дождь. Партизаны проснулись, получше укутались в плащ-палатки.

Майская гроза, пошумев, обильно полив и так перенасыщенную влагой землю, ушла куда-то за лес. И снова звезды заискрились, отражаясь в воде, у самых ног.

...Галушкин проснулся первым. Дрожа и ежась от холода, он замахал руками, стараясь согреться. Небо казалось холодным и твердым, как первый лед, появившийся утром на лужах. Борис слез с жерди. Разбудил Андреева.

— Сейчас пойдешь по нашим следам! Нас ждать будешь у выхода из воды. Следи внимательно, может, туда ребята придут. При тревоге — три одиночных выстрела. Ясно?

— Ясно, товарищ командир! — поднял голову Андреев.

— Марш!

Андреев взял автомат, плащ-палатку, мешок.

В полдень они молча побрели по следам Андреева.

Его они встретили на условленном месте. Посоветовавшись, пошли по своим вчерашним следам, надеясь, что Маркин и Щербаков, если остались целы, пойдут им навстречу, пользуясь оставленными ориентирами.

Шли, внимательно вглядываясь в густую зелень, боясь пропустить ребят. Каждый шаг давался с трудом. Выбившись из сил, остановились на краю просеки, решили отдохнуть. Молча курили махорку, разбавив ее сухим мхом. Время тянулось очень медленно. Галушкин с тревогой поглядывал по сторонам: место совершенно неподходящее для дневки. Вдруг он поднял руку.

— Тихо!

Послышался громкий хруст сухой ветки. В просветах между деревьями что-то мелькнуло. Вскоре на просеку вышли двое. Они были по пояс голые, с мешками за спиной.

Галушкин позвал Правдина, и они, крадучись, пошли к просеке. Затаились за толстыми деревьями, поджидая незнакомцев, но те скрылись в кустах. Галушкин приказал Виктору выйти на просеку. В это время незнакомцы о чем-то заговорили.

— Да это ж они! — радостно крикнул Правдин, услышав голоса.

— Точно! Эй, робинзоны! Марш сюда, — крикнул Галушкин и тоже вышел на просеку.

Маркин и Щербаков, увидев ребят, кинулись к ним. Маркин вытянулся перед Галушкиным.

— Товарищ командир, задание...

Галушкин махнул рукой, схватил Пашку в объятья. Потом оттолкнул его, хлопнул ладонью по спине, обнял Сергея.

Ребята принесли немножко картошки, которую откопали в подполье полусгоревшей избы.

XV

Очередная дневка не сулила неожиданностей. Как всегда, партизаны повалились на траву вокруг носилок и, чтобы не уснуть, пока не получат на это разрешение командира, перебрасывались словами. Галушкин внимательно осматривал местность вокруг стоянки, сверял с картой.

Все с тревогой ждали, кого Борис заставит дежурить: первая смена была самой тяжелой.

— Эх, ребятки, дал бы нам боженька счастья живыми остаться, — заговорил Правдин мечтательно.