В конце вечности - Артем Евгеньевич Белянин

неоновым светом лезвия двух топоров. Ринувшись на Валофара, Рутгер взмахом саданул топором ему по щеке. Чудом отскочивший Валофар с силой рубанул врага, но выбил лишь столп жёлтых искр. Следующий выпад уже изрядно измождённого Рутгера рассёк Валофару плечо и глухо вонзился в ствол дерева. Не дожидаясь, пока боль парализует руку, Антихрист зарычал и, описав топором полукруг, снова выбил искры о вражеский доспех. Однако в этот раз вместе с искрами отлетела и голова Рутгера.

— Убил!!! — завопил Фома, пытаясь скинуть с себя вцепившихся бесов. — Рутгера убил, гад!!!

У Фомы был только молот, и распороть сеть он не мог. Выронив своё тяжёлое оружие, он, едва держась на ногах, потащил бесов к терновнику. Сделав несколько шагов, здоровяк натужно зарычал и рухнул в колючие заросли. Бесы завизжали, ужаленные длинными шипами, и бросились прочь.

— Нас так просто не возьмёшь, — тяжело дыша, простонал он.

Сеть цеплялась за иглы терновника, и Фома сумел из неё выбраться. Тело ныло от усталости и ран. Но друзья погибали, и в стороне остаться он не мог.

— Где же ты, Остап? — тяжело, едва слышно произнёс он и, кряхтя раздвигая колючие ветки, вышел из зарослей. Подобрав с земли молот, Фома двинулся к товарищам. От былого куража стали и ярости уже не осталось и следа. Куда бы Фома ни кинул взор, всюду он видел отблески валофарских касок и кишащие своры тощих бесов. Враг наступал. Крепко сжимая рукоять молота, Фома шагал навстречу воинству Антихриста. За оглушительным карканьем кружащих в небе ворон ему уже слышалась неотвратимая поступь приближающейся смерти.

«А если сдаться? — скользнула малодушная мысль. — Ну уж нет. Смерть ведь всё равно придёт, но умирать предателем и трусом будет куда гаже. Нет! Пусть сейчас, но с чистой совестью. За Остапа! За Эльзу! За всех, кто жив ещё, постою, пока силы останутся!» — стиснув зубы, твёрдо решил он и, вскинув молот, с криком обрушил его на подскочившего Валофарца. Ещё и ещё с проломленными головами валились наземь бьющиеся в агонии враги, пока кольцо вокруг Фомы не сомкнулось и десяток навалившихся солдат не свалили его, начав забивать ногами. Грохот сапог о железные латы смешался с болью и отчаянием. Фома ждал смерти, но враги, словно специально оттягивая её приход, смакуя, вымещали на нём свою злобу за убитых товарищей. Его страдания оборвались в один миг, однако оборвала их не смерть, а влетевшая во вражеский строй кавалерия Демида.

Ещё мгновение назад добивавшие беспомощных варваров воины Антихриста сами теперь отчаянно метались среди проносящихся лошадей и замертво падали под натиском непреодолимой силы. Охваченные ужасом бесы скачками рвались к деревьям, но безжалостный неудержимый поток, со свистом срубающий на своём пути вражеские головы, топтал их железными подковами.

— Фома!!! — срывая голос, кричал кружащий по полю Остап.

— Я здесь… Я здесь… — стараясь отозваться другу, шептал Фома. Веки его предательски тяжелели, а голос был так слаб, что, едва срываясь с губ, терялся в надвигающейся на него вечной ночи.

— Вот ты где! — соскочив с коня, облегчённо выдохнул Остап. — Живой?!

— Живой, — едва двигающимися губами произнёс Фома.

— Давай вставай! — с натугой поднимая раненого товарища, сказал Остап. — Держись крепче, — взваливая Фому в седло, добавил он.

— Друзья. Там мои друзья… — произнёс уцепившийся за гриву здоровяк.

— Да всё хорошо с ними будет! Наши ребята смели Валофарцев. Бегут сукины дети! До рассвета точно не оправятся. Ваших уже отбили.

— Правда? — на мгновение оживившись, спросил Фома.

— Правда! — ответил Остап.

Светало. Кавалерия, опрокинув врага, преследовать его не стала и, развернув коней, отправилась прикрывать отступление. Освобождённые от сетей «Железные» под прикрытием союзников медленно потянулись к замку Демида, изредка бросая потухшие взгляды на ещё тлеющее пепелище родного города.

Глава 12. Прозревшие

К полудню все раненые были уже размещены в лазаретах замка и перевязаны. Далеко не всем удалось выжить, многие истекли кровью ещё по дороге.

Фома, потерявший остатки сил и забывшийся сном, уже долго не приходил в сознание. Его лицо, покрытое испариной, подёргивалось в горячечном бреду, словно внутри него всё ещё продолжался ожесточённый бой. Остап, часами проводивший у постели товарища, подолгу разговаривал с ним. Он вспоминал былые времена — те, когда мир вокруг них был куда меньших размеров. Вспоминал он и доброго Степаныча, что каждый раз в кругу у костра делился своими удивительными историями.

Иногда в палатку, где лежал Фома, заговорщически поджимая уши, заскакивал Трезор. Облизав руку старого друга, волк пулей выскакивал на улицу под крики возмущённых лекарей.

Когда багряное зарево заката отбросило через двор длинные тени, Остап снова вошёл в лазарет и присел возле раненого друга. Глаза Фомы приоткрылись.

— Вернулся! — облегчённо выдохнул Остап. — А лекарь говорил, помрёшь. Это вот она тебя сберегла, видать, — добавил Остап и достал из-под подушки маленькую куклу.

— Что это? — тяжело проглотив ком в горле, спросил Фома.

— Это Эльза сделала. Говорит, что эта кукла все болезни твои заберёт. Она её заговорила. Глупышка, переживает за тебя тоже.

Фома взял фигурку в руки и, вглядевшись в её круглое лицо с кропотливо нарисованной на ткани улыбкой, погладил её большим пальцем.

— Скажи ей спасибо, — с трудом разлепив пересохшие губы, вдруг тихо произнёс Фома.

— Подожди, родной. Я принесу воды! — поднявшись со стула, сказал Остап.

— Не уходи, — взяв его за руку, произнёс Фома.

— Да я быстро, — погладив друга по руке, произнёс Остап. — У тебя вон даже губы потрескались, нехорошо это! — добавил он и вышел из палатки.

Принеся кувшин с водой, охотник склонился над другом, протягивая ему наполненную до краёв кубышку свежей воды.

— Держи! — произнёс Остап. Однако Фома ничего не ответил. Его грустные уставшие глаза смотрели куда-то мимо Остапа, а его большая крепкая рука безвольно свисла с кровати, выронив на пол тряпичную куклу.

— Фома?! Дружище! Ты чего?! — расплескав воду, встрепенулся Остап. — Не молчи же! Фома! — затормошил его он, будто отказываясь осознавать, что голос его лучшего друга уже замолк навсегда…

Закрывая дрожащей ладонью глаза Фомы, Остап сполз на пол и прижался спиной к кровати. Он, как никто другой, понимал, что где-то там, далеко, Фома всё ещё остался, а значит, и боль потери не должна быть такой мучительной. Но это не работало. Здесь, на земле, больше не было того родного человека, что прошёл с ним весь этот долгий путь. Не осталось больше того плеча, на которое можно было положиться в самый тёмный час. От осознания нахлынувшего одиночества и отчаяния сделалось невыносимо горько. Только сейчас Остап по-настоящему осознал, как много Фома для него