Любовь как спасение - Ольга Лобанова

Они расписались через неделю, и госэкзамены она сдавала уже под новой фамилией — Трубникова. Через день после получения диплома отбыла Елена Николаевна Трубникова в город Берлин, на целых пять лет. Там с разницей в год родились их с Кириллом дети. Родители за Лену радовались, хотя мама и всплакнула — как же так, совсем не знает человека, и сразу так далеко от дома… Подруги завидовали, а тот одноклассник вскоре после ее отъезда тоже женился — говорили, по большой любви.

В общем-то и сама Лена не жалела о своем скоропалительном браке, особенно первое время. Столько было нового для нее в этой загранице, так все разумно устроено, красиво, вежливо. На первых порах и Кирилл старался ей нравиться, и она даже в него влюбилась. Видела, что хорош собой, умен, энергичен, в интимных делах, в отличие от нее самой, опытен и изобретателен — все-таки на шесть старше, видно еще до армии прошел школу молодого бойца. Словом, грех в такого не влюбиться. А что честолюбив и амбициозен, так и это ставила в плюс — как без амбиций карьеру сделаешь?

Потом все вдруг потускнело. Все чужое, язык этот железобетонный, грубый, который с таким трудом ей давался. И рациональность немецкая, и жизнь, как в резервации. Общение не с теми, с кем хочется, а кто нужен для мужниной карьеры. А влюбленность еще не любовь, и экономия, экономия… Так домой захотелось, к маме, к подружкам, к простой и бесшабашной московской жизни! Стало казаться, что сейчас они и не живут вовсе, а только готовятся к настоящей жизни: деньги копят, трамплины возводят для карьерного скачка, делают запасы — сервизы, белье, технику прикупают, которые даже не распаковывают — до Москвы. Стала говорить об этом Кириллу — что жалко лучшие годы, они мимо летят… Он ее не понял: что значит мимо? В Европе живешь, а не в Ужопинске сопливых детей грамоте учишь, и еще капризничаешь! Вот погоди, говорил, приедем в Москву — будешь меня благодарить и за экономию, и за коробки нераспакованные. Она подумала-подумала и решила, что прав Кирилл, капризничает она, наверное…

Все сомнения развеяли дети. Сначала родилась Кира, через полтора года Стас — было уже не до капризов, только успевай разворачиваться. От Кирилла помощи мало — все дела, все занят. Но быт в Берлине был несравнимо легче московского, и даже при жесткой экономии Лена справлялась сама. Даже на официальных мероприятиях, на которых Кирилл должен был присутствовать с женой, выглядела не хуже других посольских и торгпредовских жен, а то и лучше. Те, кому положено было оценивать и такие обстоятельства, оценивали по достоинству. Когда вернулись в Москву, Кирилл получил в своем объединении должность, на которую даже боялся замахиваться. И стал он с тех пор продвигаться по служебной лестнице уверенно и методично.

Они купили трехкомнатный кооператив на Соколе, обставили его по тем временам вполне прилично, обустроили, «Жигули» белые последней модели купили — словом, основа для настоящего материального благополучия, к которому гнал на всех парусах Кирилл, была сделана неплохая. Правда, все деньги, скопленные в командировке, закончились. Ну и ладно, Кирилл был уверен, что два-три года в Москве — и поедут они в другую страну, побогаче, чем социалистическая Германия. Так бы оно все и случилось, если бы не перестройка. А ведь они ей радовались поначалу, всем свободам и гласности. Такие перспективы видел Кирилл в этих переменах, такие горизонты рисовал жене — с молочными реками и кисельными берегами.

В начале августа 91-го поехал в командировку в Швецию, подписывать богатый долгосрочный контракт, а вернулся — и нет такой страны СССР, которую он представлял на мировом рынке. Тогда, вместе с империей, рухнула жизнь многих таких, как Кирилл, ну и его, конечно. Объединение распустили, сунулся к одним друзьям-приятелям, к другим, к третьим… Кто сам без работы сидел, кому такой, как он, был не ко двору или не ко времени. Попытался сам какой-то бизнес наладить — не получилось, с трудом долги вернули. Помыкался-помыкался и понял, что не получается у него вписаться в новую капиталистическую жизнь. Это со стороны, в командировках, когда был со всех сторон прикрыт красным флагом, она казалась ему сладкой и желанной. А когда увидел ее поближе, нюхнул ее ледяного духа — растерялся. И начал свою растерянность заливать алкоголем, как водится в нашем отечестве. Тогда-то у Елены Николаевны, женщины с воображением, и родилось это сравнение. Стало ей казаться, что Кирилл похож на трамвай: пока ехал по рельсам — звенел, сверкал стеклами, в любую горку поднимался без труда, пользу приносил. А как соскочил с рельсов, абсолютно бесполезным оказался предметом. И даже вредным, потому как жить с пьющим человеком — врагу не пожелаешь.

Поначалу Кирилл пил от текущих неудач, потом навалилась горькая тоска по утраченным возможностям и, наконец, стал пить каждый день, потому что не пить уже не мог. Или все-таки не хотел останавливаться? Елена Николаевна жалела его, потом злилась неистово, ненавидела, но делала все, что могла, чтобы вытащить Кирилла — и себя, конечно! — из этого кошмара. Уговаривала закодироваться, водила, хотя и с огромным трудом, по наркологам — результата не было. Последний врач сказал, что все бесполезно — он сам не хочет отказываться от алкоголя, ему под градусом комфортнее. Почему она тогда не ушла от него, ведь надежды врач не оставил никакой? Была причина, была…

Года через полтора-два после того, как они вернулись в Москву, обустроились, определили детей в хорошую языковую школу, к счастью, недалеко от дома, Елена Николаевна серьезно задумалась о работе. Во-первых, она ни дня не работала после того, как получила диплом, и надо было его как-то подтвердить. Во-вторых, Елена Николаевна пришла к неутешительному для себя выводу, что ей, по всей вероятности, так и не удалось полюбить мужа. Нет, они жили вполне благополучно не только в материальном отношении, практически не ссорились, в бытовых вопросах понимали и поддерживали друг друга, детей Кирилл любил и много с ними занимался. Были, конечно, и проблемы, как же без них? Он стал частенько задерживаться на работе и возвращался домой навеселе, объяснял это служебной необходимостью — то прием, то подписание контракта, то еще какое-нибудь не менее важное в масштабах государства дело. И ни одно из них не обходилось без фуршета, что было чистой правдой — она знала это по командировке. Какой жене это понравится? Но Елена Николаевна чувствовала, что муж не обманывает ее, и никогда не мучилась ревностью — Кирилл ни разу не дал ей повод усомниться в своей верности. Да и потом, разве женскую интуицию обманешь? Если бы у него на стороне кто-то появился, она бы сразу почувствовала. А вот настоящей душевной теплоты между ними так и не сложилось, каких-то общих интересов — тоже, точки отсчета относительного того, что такое хорошо и что такое плохо за пределами дома, чаще разнились до диаметрально противоположных, чем совпадали. И ничего поделать с этим Елена Николаевна не могла, видно, не дана ей была благодать жены-душеньки. При этом вся ее женская сущность желала любви, страсти, чтобы земля из-под ног — ведь ничего подобного она еще не испытала, но жизнь не предлагала ей вариантов. Оставались дети, но и тут — в своей безмерной привязанности к ним — Елена усмотрела опасность. Если она не найдет себе какое-то еще применение, помимо семьи, то задушит детей своей любовью — просто от избытка чувств и сил, не даст им ни шагнуть, ни вздохнуть без своего участия. Взвесив все эти три обстоятельства, Елена Николаевна начала искать работу.