Сказочное наказание - Богумил Ногейл

Бородатый представитель министерства, стряхнув носовым платком крошки с бороды, поблагодарил за угощение и, взглянув на часы, поднялся.

— Профессора Никодима мы на время оставим у вас, — сказал он, положив руку на плечо седовласому старцу. — Это наш лучший знаток старинных мастеров, он с удовольствием посмотрит всю живопись, сохранившуюся в замке. Может, без всяких результатов, но может, и… — Он не договорил.

— Да тут одни графы, графини да генералы, — сказал я. — И еще рыцарь на коне.

— Дело не в том, что изображено, а чья это работа, — ответил сотрудник министерства. — Профессор Никодим разберется.

Он попрощался с нами, сел в свою «Татру-603», а мы проводили его до самой дороги, выбежав за ворота, и махали до тех пор, пока машина не вывернула на шоссе, ведущее к Винтицам. Чемоданы профессора и все картины, собранные в одной из отремонтированных комнат, мы с помощью Станды принесли в комнату второго этажа, которую когда-то занимал пан Гильфе. Если я не ошибаюсь, картин было двадцать три. Да еще четыре, самые большие, мы оставили на прежнем месте, потому что, бегло осмотрев их, профессор махнул рукой и объявил, что не стоят они того, чтобы с ними возиться.

До наступления вечера оставалось еще четыре часа, а в бельэтаже были не убраны две комнаты. Мы решили, что сегодня одну, по крайней мере, мы еще осилим, но радость, доставленная неожиданным визитом, удвоила наши силы, и в восьмом часу мы ворвались в кухню к Иване с ликующим воплем: «Порядок!»

Еще до захода солнца мы вдоволь набарахтались в бассейне с фонтаном, который, благодаря нашим со Стандой стараниям, превратился во вполне пристойное место для купания — вода там прогревалась солнцем. Устроившись в коридоре на тюфяках, Тонда произнес последнюю фразу, чем и завершил этот вечер:

— Ну и денек выдался!

И в том, с какой интонацией это было сказано, чувствовалось полное Тондино удовлетворение.

3. За грибами, психи!

Станда предрекал, как вы помните, что после раскрытия тайны замковой живописи нас до конца пребывания ждет одна только работа, ее немало! По-своему он был прав, потому что только ему была известна точная разверстка работ, которые следовало выполнить за месяц, и только он мог подсчитать, что времени у нас, в общем-то, должно хватить.

Он недооценил лишь нашу неимоверную активность и инициативу, как любит повторять у нас классный, если кто-нибудь на уроке то и дело поднимает руку. Но наступило время субботнего второго завтрака, и мы — так уж повелось! — захватив ломтики сыра и кружки с чаем, устроились под серебристыми елями. Станда разложил на коленях свои бумаги.

— Итак, молодые люди, — сказал он и поднял вверх листок, чтобы привлечь к себе внимание, — сегодня мы выполнили последнее из заданий, которые определили нам в комитете. Замок отремонтирован, мебель расставлена, остальное — забота мастеровых, они придут сюда после первого августа. Я думаю, что…

Мы не дали ему договорить. В один миг его окружили скачущие и улюлюкающие голодранцы, которые, держа в одной руке надкусанные ломтики сыра, а в другой — расплескивающийся чай, исполнили победный танец. Какое-то время он наблюдал наше буйство, но, когда топочущий Тонда обрызгал бумаги горячим чаем, прогудел повелительно:

— Кончайте, психи! Извольте сесть, я еще не договорил!

Потребовалось немало усилий, чтобы унять необузданные страсти, как наш директор именует классный галдеж.

— Я думаю, — повторил Станда, повысив голос и заглушив последние наши выкрики, — что теперь пора решить, что делать дальше. Собственно, у нас две возможности — или ехать в Гра…

— Нет! — заорали мы на весь парк, так что Станда заткнул уши.

— Хорошо, хорошо, значит, домой не поедем…

— Ура-а-а! — Наш вопль взлетел к самому небу.

— Но бездельничать всю неделю — не пойдет!

Сразу наступила тишина. Неужели Станда выдумал еще какую-нибудь работу?

— Слушайте! Все, что нам положено было сделать, мы проделали, честь вам и хвала. Заставлять вас работать еще я не имею права, это обсуждению не подлежит.

«Это он подсказывает нам правильное решение, — подумал я. — Или мы добровольно возьмемся за новую работу, или — шагом марш! — направление Градиште».

— Нет уж, говорите прямо, что у вас на уме, — вдруг предложил Мишка, изобразив на лице муку.

Станда рассмеялся:

— Прямо так прямо. Я подумал, что мы могли бы насушить грибов для столовки или продать их, а деньги положить в вашу пионерскую копилку. Дошло до меня также, что вы хотели организовать водную секцию, а денег на каноэ нет. Что если…

— Здорово! — воскликнул Мишка и затрубил в пустой стакан. — Водная секция — внимание! К торжественному спуску каноэ на воду — направо! Как мы его назовем?

— Овчарка Казан! — крикнула Алена, как будто лодка уже была спущена на воду.

— А может, лучше отдать грибы в школьную столовую? — несмело предложил Тонда. — Зимой картофельный суп с грибами вполне…

— Нет, Толстяк, хватит, — миролюбиво произнес Мишка, — мы тебя знаем, ты больше всего заботишься о своем пузе, в каноэ тебе и не влезть, но теперь тебе придется на все сто подчиниться команде. Ясно?!

Последнее слово Мишки прозвучало уже как угроза, и Толстый волк поспешил согласиться, и только безвозвратно исчезающий вдали призрак картофельной похлебки с грибами заставил его шмыгнуть носом.

— Значит, договорились, — подвел итог Станда и собрал свои бумаги. — С утра в понедельник начнем, до обеда подготовим грибы для сушки, а после обеда будем предаваться лени. Да, не хочет ли кто в воскресенье навестить домашних?

Встретиться с родными мечтали только Быстроножка и Толстый волк. Алена — чтоб утешить и успокоить мамочку, а Тонду, без сомнения, манила богатая бабушкина кладовка. После обеда мы проводили их до остановки, передали кое-какие поручения нашим близким и наказали, чтоб они, бога ради, не проговорились председателю Рабасу о том, что у нас уже все сделано.

Солнце палило нещадно, так что мы с Мишкой выплескали из бассейна всю воду. Станда со своими фотоядами удалился в темную комнату, а Ивана предпочла устроиться на газоне. «Вот невезенье, вечно приходится на кухне сидеть», — сетовала наша хозяюшка, подставляя лицо солнечным лучам. Вдоволь набрызгавшись, мы улеглись рядом с нею и позволили солнцу поджаривать наши тела. Оно стояло очень высоко, немилосердно опаляя все вокруг.

4. Неужто еще один незнакомец?!

Когда я проснулся, солнце было на полпути к закату. Меня словно сварили и зажарили одновременно, тело заливал обильный пот, а во рту все пересохло, как в Сахаре. Ивана с Мишкой еще отдыхали, поэтому я осторожно встал и поплелся к замку, где для утоления жажды всегда стоял кувшин с отваром из яблочной кожуры. Наполнив кружку золотисто-желтым напитком, я устроился в комнате Иваны — она была самая прохладная. Через окно виднелись затененная часть овощных грядок, могучий пояс ограды и край леса, обожженный солнцем. Красноватые ветви искривленных сосен светились меж серо-зеленых пучков игольника, над которым дрожало белесоватое небо. Всюду было тихо-тихо.

Рассматривая окружающий пейзаж, я подумал, что не мешало бы опять залезть в бассейн — смыть с себя лень и оцепенение. Вдруг мне показалось, что из ветвей самой высокой сосны сверкнули два ослепительных луча. Я стал глядеть туда и вскоре убедился, что в кроне сосны то возникают, то исчезают две светящиеся точки. Дальнейшее наблюдение подтвердило, что ветви в том месте раздвинуты и чем-то затенены, прикрыты. И тут до меня дошло: на сосне сидит кто-то и в бинокль рассматривает наш замок.

По едва заметному отражению я понял, что бинокль направлен в одну точку; я попытался быстренько перебрать в уме все достопримечательности нашего замка, из-за которых стоило бы залезть с биноклем на дерево. Но на память не приходило ничего стоящего внимания, пока шорох на втором этаже не напомнил мне о профессоре Никодиме, который в своей комнате смывал пыль с портретов графов, графинь и генералов. Неужели кому-то (еще один незнакомец?) взбрело в голову таким странным способом проявить интерес к его работе. Мне это показалось маловероятным, но все-таки подозрительным, ведь отблески стекол бинокля виднелись как раз на таком уровне, где их прицельной мишенью могло быть только здание замка.

Поставив кружку на подоконник, я выбежал на раскаленное подворье. Ивана с Мишкой по-прежнему неподвижно лежали на траве, и я засомневался: посвятить их в новую тайну либо действовать одному, на свой собственный страх и риск? Я представил себе, как Ивана сердится спросонья: вот, мол, опять кто-то сходит с ума, — и это решило исход дела.

Выскользнув из замка, я захлопнул за собой чугунные ворота и повернул вправо, по направлению к купе раскидистых сосен.