Генералы и офицеры вермахта рассказывают. - В.Г. Макаров

В конце 1937 года, когда в основном была закончена германским Генеральным штабом подготовка к новой войне, я был переведен из Генштаба на командную должность, поэтому в дальнейшем не мог принять участия в разработке планов агрессии против других государств — Австрии, Чехословакии, Польши, Югославии, Греции и СССР, участвовал лишь в практическом осуществлении этих планов.

Вопрос: А Вы знали об этих планах?

Ответ: Да, знал. Припоминаю, например такой случай. В августе 1939 года в берлинском оперном театре «Кроль», состоялось собрание всех командиров полков германской армии, на котором с большой программной речью выступил Гитлер. В этой речи он еще раз высказал претензии Германии на «жизненное пространство», причем впервые публично заявил, что он намерен еще при своей жизни осуществить намеченные им планы.

Вечером в имперской канцелярии состоялся банкет, во время которого к столу Гитлера были приглашены 10 командиров полков, имевших высшие германские ордена, в том числе и я. Во время банкета Гитлер открыто заявил, что война против Польши неизбежна. Обращаясь к нам — офицерам, сидевшим за его столом, Гитлер при этом добавил, что если не найдется убедительных для мирового общественного мнения поводов к выступлению против Польши, то нам не трудно будет раздуть вопрос о Данциге и создать пограничные инциденты, которые могут послужить предлогом для нападения на Польшу.

Вопрос: Что Вам было известно о военных замыслах и планах нападения фашистской Германии на СССР?

Ответ: До осени 1939 года я об этом конкретно ничего не знал. Известно было, что проводившаяся в Германии усиленная пропаганда против большевизма, антикоминтерновский пакт и другие мероприятия национал-социалистической партии были направлены на идеологическую подготовку войны против СССР.

Правда с заключением в октябре 1939 года между Германией и СССР договора о дружбе и ненападении, открытая антисоветская пропаганда в Германии не проводилась до лета 1941 года, но это было тактическим приемом, рассчитанным на сохранение тайны момента внезапного нападения.

В ноябре 1939 года после возвращения из служебной поездки в Италию, где я по поручению германского Генерального штаба читал лекции офицерам и генералам итальянского Генерального штаба об опыте военного разгрома Польши, я был приглашен на обед в итальянское посольство в Берлине. Во время обеда, оказавшись наедине с присутствовавшим там Гиммлером, я обратился к нему с вопросом, как следует отнестись к заключению советско-германского договора о дружбе и ненападении?

Гиммлер мне ответил, что заключение договора отнюдь не означает отступления от основной программы национал-социализма — войны против русских, а является лишь тактическим приемом, рассчитанным на выигрыш времени и на маскировку подготовки нападения на Советский Союз. Я спросил Гиммлера, является ли это его личным мнением, или это официальная точка зрения германской политики. Он мне заявил, что это является неизменной целью политики германского правительства, и, в частности, Гитлера. Гиммлер при этом кратко охарактеризовал причины экспансии Германии на Восток, заявив мне, что Россия нам нужна как источник продовольствия, руды и нефти.

В октябре 1940 года я находился со своей 6-й горной дивизией в районе города Кан (Франция). Моя дивизия предназначалась для участия в десантных операциях против Англии, согласно плана германского Верховного командования, условно именовавшемуся «Морской лев»[204].

В расположение дивизии прибыл тогда из Берлина в целях инспектирования командующий саперными войсками германской армии генерал Томас, в сопровождении своих сотрудников, в том числе своего начальника штаба, подполковника или майора Дорн, являвшегося моим старым приятелем. В беседе с одним из офицеров этой группы (фамилии не помню), последний в присутствии Дорна по секрету сообщил мне, что операции против Англии не следует рассматривать как главное, так как предстоят более важные и обширные операции на Востоке против России.

Два месяца спустя, в декабре 1940 года, при переброске моей 6-й горной дивизии из Франции на Балканы, проездом через Вену, я явился за получением боевого приказа к генералу танковых войск, командиру 40-го танкового корпуса Штумме, в подчинение которого поступала моя дивизия. Штумме вручил мне приказ и разъяснил задачи 5-й горной и моей, 6-й горной дивизий в походе против Греции. В основном речь шла о разведке и прорыве линии Метаксиса, причем для выполнения этой задачи мне был поставлен очень короткий срок.

На мое замечание о трудности выполнить боевую задачу в такой сжатый срок, Штумме заявил, как я вспоминаю дословно, следующее: «Проведение этой операции во времени очень ограничено. В нашем распоряжении всего 2—3 недели. Я Вам хочу сообщить, что ограниченность срока для этой цели обуславливается тем, что вскоре после захвата Греции, мы должны выступить против России. Для этой цели должны быть освобождены наши лучшие вооруженные силы». Штумме предупреждал меня о секретности этого сообщения и запретил мне говорить об этом даже моему начальнику штаба.

После захвата Греции[205], в мае или июне 1941 года в Афины прибыл Гиммлер в сопровождении ряда офицеров своего штаба, в том числе знакомого мне по службе в Мюнхене группенфюрера СС Дитриха. Гиммлер со своей свитой принял участие в обеде офицеров моей дивизии в помещении гостиницы «Король Георг».

Во время обеда Гиммлер открыто заявил, что вскоре предстоит большая война на Востоке, целью которой является вытеснение славян из восточного пространства и колонизация славянских земель немцами. При этом он ориентировал на физическое истребление русских в случае оказания ими сопротивления во время вторжения немцев в пределы России. Он тогда заявил буквально следующее: «Если мы при выполнении наших планов в России натолкнемся на упорное сопротивление народа и армии, то ничего не остановит нас перед очищением страны от славян». Таковы известные мне факты, предшествовавшие нападению Германии на Советский Союз.

Вопрос: Вы знали о плане «Барбаросса»[206]?

Ответ: О том, что подготовительные мероприятия по нападению на СССР носили условное наименование «План Барбаросса» мне стало известно гораздо позднее, уже в ходе войны с Советским Союзом, при каких именно обстоятельствах я припомнить не могу.

Протокол с моих слов записан верно, мне переведен на немецкий язык

ШЁРНЕР

Допросил: Пом[ощник] нач[альника] отд[еления] 4 отдела 3 Главного управления МГБ СССР майор МАСЛЕННИКОВ[207]

Перевела: переводчик 4 отдела 3 Главного управления МГБ СССР лейтенант ШИЛОВА

ЦАФСБ России. Д. Н-21138. В 2-х тт. Т.1. Л.141—149. Подлинник. Машинопись.

№22. ПРОТОКОЛ ДОПРОСА ГЕНЕРАЛ-ФЕЛЬДМАРШАЛА Ф. ШЁРНЕРА

20 августа 1947 г.

Москва

Шёрнер Фердинанд, 1892 года рождения, уроженец г. Мюнхен (Германия), немец, член фашистской партии, генерал-фельдмаршал германской армии.

Вопрос: Вам известен бывший особоуполномоченный германского правительства при правительстве Антонеску — Клодиус Карл?

Ответ: Клодиуса я хорошо знаю, так как был связан с ним по службе, а также встречался в частной обстановке.

Вопрос: Когда и при каких обстоятельствах вы установили связь с Клодиусом?

Ответ: С Клодиусом я впервые встретился в мае 1944 года, когда, я, будучи в то время командующим германской армейской группой «Южная Украина»[208], установил с ним связь как с особоуполномоченным Гитлера по экономическим вопросам при правительстве Румынии. Ранее мне было известно, что Клодиус занимался ведением экономических переговоров между Германией и ее вассалами на юго-востоке Европы.

Вопрос: В чем заключалась экономическая миссия Клодиуса в Румынии?

Ответ: По поручению Гитлера и Риббентропа Клодиус осуществлял германский надзор и влияние на экономику Румынии в целях мобилизации румынских хозяйственных ресурсов для нужд Германии и ведения войны против СССР. В связи с выполнением этого задания Клодиус поддерживал тесный контакт с командованием германской армейской группой «Южная Украина», в которую входили 6-я, 8-я и 17-я германские армии и большое число других соединений, насчитывающей около 800 тыс. человек. Снабжение этого значительного войскового контингента должно было осуществляться за счет Румынии, что в 1944 году, в связи с напряженным состоянием румынской экономики представляло собой большие трудности.