Земля воды - Свифт Грэм

Учитель делает паузу. Ему вдруг почему-то кажется очень важным услышать, что скажет на это Прайс.

Тот медлит несколько секунд. Потом, дерзко, почти нахально: «Нам что, следует все это записать, а, сэр? Французской революции в действительности не было. Она имела место лишь в воображении людей».

Смех.

«Не стоит так буквально все понимать, Прайс».

«Да нет, мне кажется, вы и в самом деле правы. Мы знаем едва половину, так что большая половина – наверняка сплошная выдумка. Но вы что, хотите, чтобы мы и в самом деле поверили, что в 1789 году все хотели перевести стрелки часов назад?»

Еще одна волна смешков и полувозгласов-полуфраз. Прайс оборачивается, оглядывает, с едва заметною усмешкой, класс.

(Так вот к чему ты клонишь? И только-то? Все эти древние как мир штучки вроде кнопки на учительском стуле? Старые школьные игры в кто кого: берегитесь, товарищи по классу! Не дайте учителю обмануть себя – ведь он пытается из белого сделать черное. Назвать революцию регрессом. А вывод из всех его умствований один – что у нашего Крики съехала крыша. Как и положено старому маразматику, он ходит задом наперед и смотрит вспять. И ничего нового на дух не переносит…)

«Конечно, это чисто умозрительные рассуждения, Прайс, ты прав. Но разве мы лишены свободы интерпретировать?»

«То есть вы хотите сказать, приписывать истории любые смыслы по нашему усмотрению?»

«Прайс…»

(Но, если честно, я именно так и считаю. И уверяюсь в том все больше и больше. История: счастливый колодец смыслов. События склонны избегать привязки к смыслам, но мы-то ищем именно смыслы. Еще одно определение человека: животное, которое взыскует смысла – хотя и знает…)

«Прайс, – (еще один шаг в сторону), – я привлек внимание к ретроспективной составляющей в Революции только для того, чтобы проиллюстрировать следующее положение: даже революции с их потугами на созидание нового порядка не свободны от одного из наиболее устойчивых исторических мифов. Что история есть упадок, удаление от идеала. И то, чего мы ищем в будущем, есть зачастую всего лишь идеализированный образ воображаемого прошлого».

Он хмурит брови. В первый раз в сегодняшней нашей драке на кулачках он выглядит неуверенным. (А у тебя тоже будет свое утраченное прошлое, Прайс? Когда ты доживешь до моих лет…?)

«Я этого не понимаю, сэр. В том смысле, что это просто мистика какая-то, а, как вы считаете?»

Класс просто счастлив. Учительский взгляд останавливается на виде за окном.

«Здесь ничуть не больше мистики – ничуть не больше, чем в заявлениях насчет того, что в некоем магическом будущем времени нас ожидает рай земной».

Прайс закусывает кончик ручки. Он не смеется вместе с прочими. И он дождется следующего урока, чтобы сделать свое Большое Заявление.

«Я никогда этого не говорил, сэр. Насчет рая, никогда. Но – я хочу, чтоб у меня было будущее». (Класс внезапно стихает.) «Мы все этого хотим. А вы – вы можете и дальше выпендриваться с вашим прошлым!»

Итак, внимательно изучив показания свидетелей и вещественные доказательства, мы должны всерьез поставить перед собой пару вопросов. Как так вышло, что революция во имя свободы и равенства закончилась приходом к власти императора? Как так вышло, что движение за то, чтобы уничтожить навсегда Ancien R’egime, привело к реинкарнации старого доброго «короля-Солнца»?

Как так вышло, что революция, которая и в самом деле перекроила все и вся, не смогла добиться перемен без страха и террора, без того, чтобы нагромоздить на одних только парижских улицах около (по самым скромным оценкам) шести тысяч трупов, не говоря уже о тысячах трупов во всей остальной Франции или о вовсе неисчислимых трупах итальянцев, австрийцев, пруссаков, русских, испанцев, португальцев, англичан – которые останутся лежать по всей выметенной войнами Европе? Отчего это истории так часто требуется очередная кровавая баня, гекатомба, Армагеддон? И как так получается, что всякий раз предшествующий опыт ничему нас не учит?

Идите за мной, сказал им коротышка-корсиканец, и я вам дам ваш Золотой век. И они пошли за ним – эти цареубийцы, эти ненавистники тиранов.

Как любит она повторяться и течь вспять, как бы мы ни пытались загнать ее в прямое русло. Как она петляет и пишет кренделя. Как она ходит кругами и приводит нас туда, откуда мы вышли.

Итак, ежели вы вознамерились куда-то там идти. Если вам так уж хочется вашего Здесь и Сейчас. Если вы устали от школы и от уроков, если вам захотелось на волю, в этот ваш сегодняшний реальный мир, позвольте мне рассказать вам

15

ОБ УЗЕ

Большая Уза. Уза. Произнесите-ка это слово. У-уза. Медленно. А как еще? Сей звук сочится неторопливостью. Сей звук предполагает медленную, ленивую, вечно текущую реальность, и не обманывает нас. Сей звук рождает плавный ток вод, минимальный музыкальный темп; прохладное, спокойное, бесстрастное движение. Звук, которому по силам охладить даже и горячую, текущую в ваших жилах кровь. Уза, Уза, Уууууууза…

Давным-давно текла себе река и впадала в другую реку, которую люди назовут впоследствии Рейн. В те времена, однако, не было ни людей, ни имен, ни даже Северного моря, ни даже острова под названием Великобритания, и единственными живыми существами, которые имели представление об этой впадавшей в безымянный Рейн реке, были рыбы, что плавали по ней вверх и вниз, а еще гигантские всякие существа, которые паслись себе на мелководьях и о чьих воистину фантастических пропорциях мы бы, наверное, даже и не догадывались, если бы время от времени им не случалось лечь и помереть в таких специфических условиях, которые сберегли до наших дней их окаменелые кости, так, чтобы миллионы лет спустя они смогли стать предметом ученых наших Штудий.

Потом был ледниковый период, или, если быть точным, несколько последовательных эпох, когда ледники то наступали, то отступали, в каковой период море и втиснулось между тяготеющими друг к другу Узой и Рейном, и земельный массив, известный впоследствии как Великобритания, начал отделяться от континента. И в тот же самый весьма протяженный период первые люди, или же их обезьяноподобные предки, пришедшие бог весть откуда, не то из Африки, не то из Китая, не то и вовсе, следуя окольным путем эволюции, прямо из моря, перебрались через континентальный шельф и начали заселять этот не совсем еще определившийся то ли остров, то ли полуостров, создав тем самым прецедент, коему в дальнейшем следовали неоднократно, хотя в последний раз подобная авантюра увенчалась успехом аж в 1066 году.

Как эти люди, а также их многочисленные, волна за волной, последователи именовали Узу, мы и понятия не имеем, поскольку ровным счетом ничего не знаем об их языке. Как, однако, сама Уза воспринимала (давайте все же примем во внимание точку зрения этих первобытных людей, которые скорее всего видели в Узе Бога и, следовательно, наделяли ее способностью чувствовать и воспринимать) этих двуногих пришлецов, которые, взявшись преломлять предметы в звук, изобрели, сами того не заметив, феномен, называемый в наши дни Историей – уж в этом сомневаться не приходится, – с полным безразличием. Ибо какое значение могла иметь такая новомодная придумка для реки, которая текла себе, лилась себе – как всегда. Что могли все три каменных века, культура чашников, эпоха бронзы, железный век, племена белгов со всеми их кремнями, горшками, топорами, брошками и способами погребения мертвых значить для реки, которая владела неведомым для человека ни в прошлом, ни в настоящем таинственным свойством вечно двигаться и оставаться при этом самою собой.

Потом пришли римляне. Как они называли Узу, мы тоже не знаем, но мы знаем, что Уош у них назывался Метарис. Им же первым и удалось навязать свою волю надменной, вздорной, медленнотекущей Узе. Поелику они использовали несколько миль ее русла при строительстве гигантского водоотводного канала, так называемого Кардайк, который тянулся, и след до сей поры заметен, от Кэма до Уитхэма – из окрестностей Кембриджа и чуть не до Линкольна – вкруг всей западной оконечности Фенов, являя тем самым еще одно доказательство римского инженерного гения и неустрашимости перед лицом природы, коим не устает изумляться наш современник.