Натуралист в поиске (Записки ловца змей) - Аркадий Недялков

— Так он что, белку нашел?

— Урал — гончак. На белку брехать не станет.

— Значит, либо кабану, либо лосю покоя не дает, — сердито пробурчал Илларионыч.

— Кабаны сейчас в шестом квартале кормятся, а лоси и того дальше — в десятом. Они там от комаров и слепней в озере стоят, — возразил егерь. Собака в такую жару далеко от дома не пойдет.

— Так на кого же пес брешет?

— А на гада…

— На гада?!

— Эге. На гада.

Между тем лай перешел в визг.

— Вот, так и есть, — ухмыльнулся егерь, — сейчас собака гада разорвет и утихнет.

Подтверждая слова хозяина, пес на мгновение смолк, тут же коротко взвизгнул и умолк.

— Во, разорвал! — прокомментировал егерь.

Илларионыч даже подскочил под своим пологом.

— Урал рвет гадюк?!

— Рвет. Как найдет, так тут гаду и конец.

— А если гад его укусит?

— Так его каждый раз кусает.

— Ну и как?

— А никак. Оближется собака, и все тут.

— И не болеет?

— Даже не пухнет. Раньше опухал, а теперь не стал. Видать, привык.

В это время Урал снова залаял, но уже ближе. Лай был таким же, как и в первый раз.

— Еще одного нашел, — равнодушно бросил егерь.

— Пойдем посмотрим! — предложил я.

— Коль по жаре таскаться охота есть, идите. Я такую штуку видел уже много раз.

Мы с Илларионычем вылезли из — под пологов и побежали в сторону лая. Не успели мы добежать до поляны, где лаял Урал, как лай опять перешел в визг. Тишина. Затем снова короткий, как всхлип, визг, и снова тишина. Когда мы выбежали на поляну, то увидели, что на траве возле кочки еще извиваются куски гадючьего тела, а Урал лежит в стороне и трет лапой нос. Мы хотели осмотреть его нос, но, как только я подошел, Урал поднялся на ноги, отпрыгнул и тявкнул, приглашая к игре в догонялки. На все наши попытки подозвать его пес отвечал игривыми прыжками. Когда же наши домогательства показались ему чрезмерными, он убежал на кордон.

По нашей просьбе Платон Кондратьсвич подозвал Урала и посадил его на цепь. Илларионыч присел рядом с собакой и принялся разглядывать его голову. Никаких следов укуса видно не было.

— Надо бы кожу прощупать, — сказал я.

— Давай попробуем! — согласился Илларионыч. Но как только я хотел погладить пса по голове, он показал клыки. Пришлось опять обращаться к егерю. Хозяину Урал подчинился беспрекословно.

На морде собаки я нащупал четыре небольшие припухлости.

Когда на одной мы выстригли шерсть, то увидели две черные парные ранки — следы змеиных зубов.

— Как же он находит гадюк? — спросил я егеря.

— А нюхом. В жару гады сильно пахнут. Я сам иной раз гажий дух чую.

— Посмотреть бы, как он это делает, — вздохнул Илларионыч.

— Посмотреть можно, — отозвался Платон Кондратьевич, — только не здесь. На мой покос пойдем. Там я вчера четырех гадов видел.

На покосе спущенный с поводка Урал радостно гавкнул и бросился в кусты. Я и Илларионыч — за ним.

— Куда вы? Стойте! — закричал егерь. — Урал, ко мне!

Мы остановились.

— Урал, сюда! Ко мне! — продолжал звать егерь. Пес вышел из кустов и, виновато виляя хвостом, не то подошел, не то подполз к хозяину. Егерь приказал ему лежать и сказал нам: — Разве можно бежать за гончаком, когда он в полаз пошел? Собака подумает, что ему гнать велят, пойдет по следу, и тогда ему никакие гады не нужны. Давайте посидим, а собака пусть своими делами займется. Так проку больше будет.

Мы сели на кочке и закурили. Пес прилег рядом и недоумевающе посматривал на нас. Казалось, он хотел сказать: «Чего расселись? Раз на охоту пришли, надо звериный след искать!»

— Сидите, сидите, — приговаривал Платон Кондратьевич, — пусть собака успокоится и поймет, что мы не охотиться пришли. Не обращайте на него внимания.

Очень скоро пес уже не мог удержать нетерпения. Он заскулил, подполз на брюхе к хозяину и тронул его лапой.

— Лежать! — строго прикрикнул егерь.

Пес опустил голову на передние лапы и замер.

— Ну-ка, за работу! — сказал нам егерь. — Покажем собаке, что мы не охотиться, а работать пришли. Давайте сухие кусты в кучу таскать. Все какую-то пользу сделаем. Мы поднялись. Вскочил и Урал.

— Лежать! Кому было сказано! — замахнулся на него егерь. Пес, понуро опустив голову, лег.

С четверть часа мы таскали сухие ветки, а пес скучал. Потом Платон Кондратьевич крикнул ему: — Урал, гуляй!

Пес встал, потянулся и медленно побрел по лужайке. Илларионыч и я бросили сучья и уставились на пса.

— Работайте, работайте! — одернул нас егерь. — Не отвлекайте собаку! Того и гляди он снова в полаз пойдет!

Урал не пошел в полаз. Он бродил по лужайке, опустив нос к земле. Вдруг пес замер, напрягся всем телом. Хвост его взлетел кверху и замотался из стороны в сторону. Пес сдавленно гавкнул и медленно двинулся вперед. Сделав несколько шагов, он отпрыгнул в сторону и залаял.

— Нашел гада, — пояснил егерь, — бросайте, хлопцы, работу! Пошли смотреть. Теперь он не отстанет, покуда гада не разорвет.

В ту же минуту и я, и Илларионыч были рядом с Уралом. Пес медленно подошел к высокой кочке, злобно визгливо залаял и принялся скрести лапами землю. Ни на кочке, ни возле нее никакой змеи не было, а пес продолжал неистово лаять.

— Ты видишь змею? — спросил меня Илларионыч.

— Нет.

— На кого же он лает?

— Гад в кочку ушел, — пояснил егерь, — не мешайте собаке. Сейчас все увидите.

Пес скреб землю все ближе к кочке. Из-под сухой травы, что свисала с кочки, вдруг показалась голова гадюки. Пес отскочил назад, но продолжал скрести землю и лаять. Змея выскользнула из-под травы и мгновенно оказалась на самой вершине кочки. Тут она подобрала хвост под туловище, свилась в тугой клубок, приподняла голову и замерла. Продолжая лаять, Урал потянулся к кочке. Тон лая стал на октаву выше. У змеи раздувались бока. Так бывает, когда змея шипит, но из-за лая шипения мы не слышали. Голова собаки была совсем рядом с кочкой. Лай перешел в визг. Змея сжалась. Урал рванулся вперед. Навстречу ему блеснула пестрая лента гадючьего тела. Змея вцепилась псу в морду чуть выше левого глаза. Урал отчаянно взвизгнул, лязгнул челюстями и тряхнул головой. Под ноги Илларионычу отлетел извивающийся гадючий хвост, рядом со мной шлепнулась на землю голова с частью туловища. Пасть змеи была широко раскрыта. На верхней челюсти торчали ядовитые зубы. Я тронул голову змеи носком сапога. В тот же миг челюсти сомкнулись, и на резине заблестели две капельки яда. Урал отошел в сторону и, поскуливая, стал тереть лапой морду. Над левой бровью у собаки выступила кровь. Платон Кондратьевич подошел к Уралу и погладил его. Пес заскулил и потерся головой о ногу хозяина. Егерь взял Урала на поводок и сказал: — Представление окончено. Пошли до дому.