Несвятое семейство - Анна и Сергей Литвиновы

Но ведь это могла быть женщина, допустим, нанятая продюсершей? «Могла, – ответствовала Марго, – но не была. Елена в Романа влюбилась, аки кошка, никогда бы она не стала своего фаворита закапывать».

Всем своим телефонным собеседницам Дима также задавал вопрос об Ирине Ковровой. И все переспрашивали, а кто это, и отвечали, что никогда подобной фамилии не слыхивали ни в связи с Ромой Черепановым или Еленой Постниковой, ни отдельно от них. Впрочем, это ничего не значило – Ира явно была, в отличие от дамы-продюсера, персоной непубличной.

Знание того, что некая особа принадлежит другому мужику, обычно действовало на Диму как афродизиак. Проще говоря, на женщину, которая живет с другим, его организм часто реагировал с большим желанием, чем на свободную. Чистой воды атавизм: чем больше, типа, у самки кавалеров, тем она для самца желаннее. Но только не в этот раз.

И ведь всем хороша была, казалось, продюсерша Елена Постникова, если не считать возраста. Да и возраст, признаться, заметен был лишь после внимательного разглядывания. Определялся он по выражению глаз, отнюдь не блистающих, по странно натянутой, глянцевой коже на висках, скулах и кистях рук. Да, не раз и, наверное, не два ложилась дама под нож пластического хирурга, многочисленные «уколы красоты» и лазерные шлифовки вообще в счет не шли. Однако если не присматриваться, женщина являла «верный снимок du comme il faut» (как говаривал Александр Сергеевич): лицо слегка загорелое, ровно настолько, на сколько прилично в начале октября; кожа без единой морщинки; аккуратно очерченный рот; спокойный взгляд светло-голубых, чуть выцветших глаз. Идеальный маникюр, стройное – даже излишне! – девичье тело, без малейшего намека на возрастную грузность. Одежда, без сомнения, модная, из последних коллекций, но не унылый офисный стиль, а легкая, художническая небрежность: вельветовые брючки песочного оттенка, заправленные в ярко-желтые высокие ботинки, пестрая блуза цветов палой листвы. И если бы не отчетливое желание женщины выглядеть хотя бы на тридцать пять, Полуянов, возможно, и посчитал бы, что его визави столько (а не пятьдесят с хвостиком).

– Присаживайтесь, – повелительно бросила хозяйка кабинета. Сама же продолжила просматривать аккуратно переплетенную папку, всем своим видом выказывая, что Полуянов всего лишь один из многочисленных просителей, которым чего-то от нее, да надобно.

«Э-э, шалишь, – подумал журналист про себя, – мне от тебя не надо ничегошеньки, а вот тебе от меня – пожалуй. Может, мы и сторгуемся – а может, и нет». И он спокойно развалился в кресле, опустив на столик перед собой сумку с ноутбуком.

Наконец Постникова написала на последней странице рукописи какую-то резолюцию и обратила свое холодное, холеное лицо к Диме.

– Слушаю вас.

– Могу только повторить, что говорил вам по телефону вчера. Я занимаюсь убийством Романа Черепанова. Мне в руки попало его предсмертное письмо. Там упоминается ваше имя. Вы хотите посмотреть запись?

– Цена вопроса? – Если визави хотела немедленно сбить с толку, смутить или, напротив, обрадовать репортера, то своего не достигла: он и не таких борзых обламывал.

– О деньгах разговор не идет. Во всяком случае, я с вас ни копейки ни в коем случае не возьму.

– Что же вы от меня хотите?

– Комментарий. Несколько слов – не для записи, а только для меня, чтобы я понял ситуацию.

– Что я должна для вас прокомментировать?

– Роман Черепанов говорит, что вы с ним были любовниками. Более того, он утверждает, что вы отправили его в особняк Гречишниковых. Проще говоря, послужили наводчицей. Это правда?

– Вы думаете, в это поверят?

– Убежден, что поверят!

– А что будет, если я вас сейчас просто прогоню? Пошлю на …? – Женщина, абсолютно не чинясь, без эвфемизмов выговорила слово из трех букв.

– Тогда сегодня же исповедь Черепанова попадет на один из телеканалов, которые конкурируют с вашим. И мне почему-то кажется, что там ее покажут.

– Какова альтернатива? Значит, если я вам просто расскажу, как в действительности было дело, вы оставите меня в покое?

– Не совсем.

– Что ж еще вам надо?

– Я не знаю, в курсе ли вы, но покойный Роман задолжал крупную сумму денег. Тогда его кредиторы похитили младшую сестру Черепанова. Они требуют за нее выкуп – сумму долга. Я хочу, чтобы вы помогли семье.

– Значит, вы все-таки вымогаете у меня деньги, – с нескрываемым удовлетворением и легким презрением протянула Елена.

– Еще раз повторюсь: мне лично от вас не нужно ни копейки.

– Покажите запись. Я оценю ее подлинность. И сделаю копию для себя.

Полуянов открыл ноутбук. Хозяйка кабинета протянула ему через стол флешку на брелоке – похоже, золотую и даже с вкраплением бриллиантов. Журналист вставил ее в порт, проверил на вирусы и перенес видеофайл на флешку. Попутно включил воспроизведение и развернул лэптоп лицом к продюсерше.

Постникова смотрела исповедь своего покойного любовника молча, с каменным лицом. Лишь когда голос Романа произносил ее фамилию и говорил о том, что это она отправила его в особняк Гречишниковых, лицо продюсерши слегка дрогнуло, а в конце записи слезинка выкатилась из ее правого глаза, и Дима так и не понял, были ли слезы искренними или одним из элементов ее игры.

– Вы хотите, чтобы я его слова подтвердила или опровергла? – деловито поинтересовалась дама.

Полуянов кивнул.

– Да! – заявила продюсерша. – Да, все было так, как он рассказывает. Я действительно дала Роману, как вы выражаетесь, наводку на особняк, где его убили. Почему я это сделала и какие цели преследовала – пусть останется за кадром. Я не собираюсь перед вами исповедоваться. Вы удовлетворены?

– Спасибо и на этом. Теперь второе: деньги для семьи Романа.

– А если я отвечу: нет?

– Офис ваших конкурентов, по-моему, находится в этом же здании.

– А у меня к вам, Дмитрий, есть другое предложение. Я знаю, что вас уволили из газеты.

– Я ушел сам.

– Неважно! Я вам предлагаю место в своей компании. Должность такая же, как была у вас в газете – спецкор отдела расследований. И заниматься будете тем же самым: горячие темы, болевые точки. Я дам вам ровно четверть часа в неделю, в прайм-тайм, после вечерних новостей. Зарплата будет в два раза больше, чем была у вас в газете (сколько бы там ни платили – вы мне сами назовете сумму), плюс премии, плюс, как ни крути, всероссийская известность. Я сделаю вас звездой!

– Спасибо, нет, – даже не думая, отказался Полуянов. – Боюсь, что телевидение – это не мой жанр.

Не хватало еще, чтобы эта холодная, лощеная и абсолютно беспринципная дамочка стала его боссом!

– Подумайте! Вот моя карточка. Думаю, когда вы станете моим сотрудником, вопрос публикации этой глупой истории отпадет сам собой. А для эфира я сама снабжу вас действительно горячим материалом.

– Я привык доводить свои расследования до конца.

– Ну, тогда доводите, – великодушно разрешила продюсерша, голос ее звучал почти весело. – Чем вы там грозились? Отдать пленку с записью бедного убитого Ромчика моим конкурентам? Что ж, пускай! Небольшой скандал мне совсем не повредит. Наоборот, весть о том, что я имела любовника много моложе себя, мои круги только взбодрит, да и мне добавит очков. А то, что Роман так глупо распорядился своей жизнью – не моя печаль. Я ведь ему не нанималась ни в мамки, ни в няньки. Так что мне очень жаль, но – нет. Платить я ничего никому не буду.

Дима видел: она блефовала. Он сам блефовал, поэтому обостренно чувствовал ее блеф.

– Однако если сестру Романа похитители убьют, ваша репутация необратимо пострадает, – сказал он. – Уж об этом я позабочусь!.

– Но я не могу платить по глупым счетам своего покойного любовника! – возмутилась Елена. – Двести тысяч долларов – огромные деньги!

– Я одного не понимаю, – задумчиво проговорил Дима, – зачем вы отправляли Романа на дачу к Гречишниковым? Вы хотели, чтоб его застрелили?

– Нет! – выкрикнула женщина, и это, показалось Диме, стало первым за весь разговор естественным, непритворным выражением чувств. – Вы не понимаете! На даче не должно было никого быть! Он бы украл скрипку – или что там собирался – и решил свои проблемы! То, что в особняке оказался младший Гречишников, да с заряженным ружьем – просто несчастный случай!

– Но почему Черепанов отправился грабить именно Гречишниковых? У вас, что ли, с Гречишниковым старые счеты?

– Нет. Почему именно эта семья и этот дом – я не знаю.

– А кто знает?

Постникова секунду подумала, а потом черкнула пару слов на лежавшем перед ней блоке.

– Спросите у нее. Она в курсе. И это именно она, если уж на то пошло, должна помочь деньгами семейству Романа. Попросите ее, попросите ее подруг. И если вы убедите их раскошелиться, я, так и быть, тоже готова войти в этот пул.

– Какой еще пул?

– Финансовых спасительниц сестры Романа. В конце концов, двести тысяч на одного – это неподъемная, даже для меня, сумма. Те же средства, только распределенные на четверых – уже терпимо. Пятьдесят штук европейских денег вполне можно насобирать!