Караджале - Илья Константиновский

Все это вполне согласовывалось с характером и склонностями человека, у которого, по мнению его ближайших друзей, было подлинное «призвание к иронии и смеху, как искусству». Караджалевское чувство комического, по мнению современников, напоминало «врожденный инстинкт».

«В доме Караджале, — писал И. Д. Геря, сын Доброджану Геря, знавший писателя с детских лет, — когда не спали, постоянно смеялись. Все домашние, включая слуг, беспрестанно хохотали. Тон, разумеется, задавал сам великий юморист; гениальный мим, умевший подражать всем, но сохраняя при этом свою оригинальность».

Как же были, наверное, удивлены и читатели и друзья, когда они прочитали «Пасхальную свечу» — психологическую новеллу, скорбную и трагическую, питаемую совсем другой почвой, чем та, из которой выросли караджалевские комедии. Здесь, как в контрапунктическом противопоставлении ироническому видению мира, свойственному Караджале, появляется совсем особое влечение к тайнам человеческой психологии, к наблюдениям за истиной, кроющейся в области подсознательного.

Сразу же возник законный вопрос: сатирика и драматурга Караджале можно соединить с Караджале-новеллистом? Или комедии и новеллы Караджале воплощают полярность, двойственность его внутреннего «я»?

На эту тему говорилось многое. Мы не станем пересказывать все мнения; ограничимся тем, что, в свою очередь, спросим у читателя: разве существует противоречие между Гоголем, создателем «Ревизора», и автором «.Портрета»?

«Пасхальная свеча» — мастерский рассказ о том, как возникает, растет и достигает пароксизма чувство страха, как оно может перейти в чистое безумие. Действие происходит в уединенной корчме села Подень, затерянного среди болот и лесов, знакомых автору со времен его разъездов в качестве инспектора народных училищ. Герой новеллы корчмарь Лейба Зибал.

Длинна и печальна история жизни Лейбы Зибала. Был он на своем веку и торговцем мелочью, и перекупщиком, и старьевщиком, и чистильщиком пятен — он все перепробовал после трагического происшествия, случившегося с ним еще в юношеские годы, когда он служил приказчиком в одной винной лавке. На его глазах началась однажды жестокая драка между двумя грузчиками; один из них упал, захлебываясь в собственной крови, а тот, кто его ударил, выбегая из лавки, замахнулся и на попавшегося ему навстречу мальчика. Испытанный тогда страх оставил неизгладимый след в душе Зибала. В течение всей последующей жизни этого бедняка, встречавшегося на каждом шагу с бесправием, угнетением и ненавистью, страх все больше разрастался и превратился в невидимую опухоль, разъедающую душу несчастного Зибала. А когда он стал корчмарем в уединенном селе Подень, «норе, закрытой с четырех сторон лесистыми холмами», страх пробудился в нем с новой силой, особенно после того, как он вынужден был уволить тупого, свирепого и грубого служителя Георге. Уходя из корчмы, Георге пообещал вернуться в пасхальную ночь, чтобы расправиться с хозяином.

Измученный приступами малярии и собственного страха, Зибал ждет наступления пасхи с ощущением приговоренного к казни. Тщетно просил он защиты у властей. Напрасно строил планы переезда в город. Страх разматывается даже в его снах — ему снится, что он уже переселился в город на большую шумную улицу, но именно здесь на него нападает жестокий безумец, сбежавший из сумасшедшего дома. А когда Зибал узнает, что на соседнюю корчму совершено нападение и бандиты вырезали всю семью корчмаря, он окончательно теряет покой.

С большим мастерством и уверенностью ведет Караджале свое эпическое повествование. В нем нет ни одной лишней детали, ни одного случайного слова. Сам воздух корчмы насыщен страхом и предчувствием неминуемой трагедии.

И вот наступает пасхальная ночь. Для Лейбы Зибала пробил роковой час. Он не ложится спать, он ждет ночного гостя. И тот приходит и начинает потихоньку пилить ворота, чтобы открыть запирающую их задвижку. Душа притаившегося за воротами корчмаря парализована страхом. Но в последний момент в ней вдруг совершается странный переворот — вместо хаоса в мыслях воцаряется порядок, и Зибал приступает к хитрым и осторожным действиям. Он достает веревку, делает петлю и терпеливо ждет, пока человек, пытающийся снаружи открыть ворота, просунет руку в выпиленное им отверстие. Когда это происходит, Зибал набрасывает петлю на руку бандита, привязывает ее к бревну и ставит под нее зажженную лампу. От загоревшейся руки воспламеняются ворота, потом и вся корчма. А безумный корчмарь спускается в долину навстречу людям, выходящим из церкви с пасхальными свечами в руках, и, показывая им на горящую корчму, говорит, что он тоже зажег пасхальную свечу…

За исключением, быть может, последних фраз, бьющих на театральный эффект, новелла Караджале не имеет себе равных в румынской литературе. Пожалуй, никто из румынских писателей ни до, ни после Караджале не достигал такого объективного отношения к материалу и вместе с тем такой мастерской вещественности рассказа. В своих комедиях и сатирических рассказах Караджале откровенно насмешлив и накаляет действие смехом. В своей первой новелле он сдерживает себя, он остается в стороне, он хочет быть точным и холодным. И язык его больше не кувыркается, не поражает своей пестротой и непринужденностью, он точен и тверд, он как бы отлит из другого сплава. «Пасхальная свеча» читается с трепетом, она вызывает дрожь и захватывает читателя, подобно самому фантастическому рассказу. Первая новелла Караджале раскрыла новые грани его творческих возможностей. Она обнажила остроту его ума, его страсти, его душевное изобилие. Вскоре все это будет подтверждено новыми разнообразными произведениями, которые покажут, сколь широк охват этого «комика», призванного, по мнению некоторых критиков, только смешить скучающую публику.

ДРАМА «НАПАСТЬ»

С 1885 года, когда появилась комедия «Карнавальная карусель», Караджале как будто прекратил писание пьес. Но вот 1 января 1890 года журнал «Конворбирь литераре» публикует новое произведение Караджале. Оно называется «Нэпаста» — «Напасть». И это драма.

Покинув знакомый мир лавочников, мелких чиновников и политиканов из магалы, драматург впервые обращается к людям из народа. И пьеса сразу же приобретает иной смысл и иное звучание. В ней не показаны социальные конфликты, сюжет построен на трагедии ревности и чрезмерности любовного инстинкта. Но так как герои «Напасти» крестьяне, естественным фоном драмы. становится их тяжелая, бесправная жизнь. И, несмотря на «любовный» сюжет, мы словно слышим крики из глуби народной жизни, крики истерзанных, измученных, затравленных людей.