Караджале - Илья Константиновский

Между тем частная жизнь Караджале после женитьбы уже не имела ничего общего с жизнью богемы. Более важными, чем все его шутки, розыгрыши и шумные споры в редакциях, была жизнь в семье. Кроме увлечения своими произведениями, Караджале знал только одну подлинную привязанность — к своей семье и детям.

«Ион Лука Караджале был хорошим сыном, хорошим мужем и хорошим отцом…» — писал в своих воспоминаниях Ион Славич. И посчитал нужным добавить, что все эти качества Караджале проявлялись «…не вследствие слабости, а из чувства долга, как у настоящего человека, который недоволен собой, пока не сделает того, что, по его собственному мнению, должно быть сделано».

Александрита Бурелли, на которой Караджале женился в 1889 году, принадлежала к семье, имевшей претензии участвовать в жизни светского общества столицы. Семья Караджале не пошла по этому пути — в доме писателя царила простая, непринужденная атмосфера. Патер фамилиас был очень привязан к семейному очагу и неутешен в своем горе, когда он в одну зиму потерял двух девочек, умерших одна за другой от коклюша. Писатель и дипломат Дуилиу Замфиреску, не принадлежавший к друзьям Караджале, встретил его в ту зиму и написал Титу Майореску, что никогда не забудет несчастного: «…как торчал у него воротник пальто и шапка из поддельного меха, как глядели его близорукие, покрасневшие от холода глаза, и каким тоном он обратился ко мне: «Как поживаешь, мэй Дуилэ?»

В другом письме к тому же адресату Дуилиу Замфиреску как-то писал, что единственное постоянство Караджале состоит в его непостоянстве. К семейной жизни писателя это, во всяком случае, не относится.

Караджале, конечно, не был похож на отца семейства, не знающего иной жизни и забот, кроме своего дома. Слишком неустойчивой материально и слишком страстной по своему идейному накалу была жизнь писателя, чтобы он мог превратиться в спокойного буржуа и запереться в стенах собственного дома. Но Караджале любил свой дом. Когда у него водились деньги, он никогда но тратил их вне дома и ни в чем не отказывал домашним. Веселые поминки в честь Момулои всегда устраивались в семье — Караджале любил приглашать гостей и быть широким, гостеприимным хозяином. Если к этому добавить его страстную любовь к музыке, особенно к серьезной музыке, и частое посещение концертов, образ «богемного» существования тускнеет и растворяется.

После Схмерти двух первых дочерей у Караджале родился сын, потом дочь, которых он назвать в память о своих родителях Лукой и Екатериной. Нам еще придется встретиться и с ними и с первым сыном Матеем на страницах этой книги. В своих воспитательных правилах Караджале придерживался самых строгих принципов. Но любовь к детям и врожденная веселость всегда побеждали принципиальную отцовскую суровость. Дома ничто не тревожило Караджале, кроме как постоянная нехватка денег и мучительные раздумья о том, как их достать. Квартиру его часто посещали не только друзья, но и сборщики налогов и судебные исполнители, угрожающие увезти мебель. В середине жизни материальная независимость была столь же далека, как и в те годы, когда юный начинающий литератор был корректором в двух редакциях, суфлером в театре и давал частные уроки.

Нужно отметить еще одно обстоятельство, характерное для жизни женатого Караджале: круг его друзей очень узок. Этот краснобай, который знал всех и общался с огромным количеством самых разнообразных людей, в сущности, был близок лишь с немногими. Их можно перечислить по пальцам. Часто это люди совершенно неприметные, учителя — коллеги по гимназии, отнюдь не именитые личности, но среди них есть и несколько литераторов — И. Сукяну, Петре Миссир, Александру Влахуца, Барбу Делавранча. Последние два останутся его ближайшими друзьями на всю жизнь, хотя и по характеру и направлению творчества оба сильно отличаются от автора «Потерянного письма». Влахуца был скорее журналистом и версификатором, слепым подражателем Эминеску, чем самостоятельным художником. Он был человеком скромным, но довольно непоследовательным с своих общественных и литературных симпатиях. Делавранча другой: блестящий адвокат, великолепный оратор, Удачливый политик, человек одаренный во всех отношениях, неплохой рисовальщик, автор интересных рассказов и пьес, вошедших в историю румынской литературы.

Караджале старше обоих на шесть лет. Его темперамент, его экстравагантность, его капризы подавляют и Влахуца и Делавранча. К тому же он никого не щадит, когда речь идет о литературе. После того, как Влахуца напечатал свой роман «Дан», имевший огромный успех у читателей, именно Караджале не постеснялся сказать, что «…Дан — самая идиотская книга, опубликованная когда-либо на румынском языке». По своему жанру книга Влахуца — сентиментальный роман, то есть именно то, чего Караджале не терпел. Он даже опубликовал небольшую пародию на язык, которым изъясняются герой Влахуца. И он же высмеял публично роман Делавранча «Смарандица».

И все же, несмотря на эти разногласия, переходившие иногда в публичные ссоры, Влахуца и Делавранча были буквально влюблены в Караджале. И сохранили это чувство на всю жизнь.

IV. Годы поисков и разочарований

ПЕЧАЛЬНАЯ ИСТОРИЯ ЛЕЙБЫ ЗИБАЛА

1889 год ознаменовался многими событиями, касающимися не только личной жизни Караджале и его положения в обществе. В августе этого года журнал «Конворбирь литераре» напечатал новеллу «Пасхальная свеча», открывшую читающей публике совершенно нового писателя.

До этого имя Караджале было известным как имя публициста, театрального деятеля и автора нашумевших, хотя и не всеми признанных, комедий. В течение десятилетия Караджале — самый известный сатирический писатель Румынии. Его призвание — сатира, его оружие — смех. Ни один румынский сатирик не защищал с таким фанатизмом свой жанр и не верил так горячо в его высокое предназначение: «ничто так не ранит негодяев, как смех», — говорил Караджале.

Все это вполне согласовывалось с характером и склонностями человека, у которого, по мнению его ближайших друзей, было подлинное «призвание к иронии и смеху, как искусству». Караджалевское чувство комического, по мнению современников, напоминало «врожденный инстинкт».

«В доме Караджале, — писал И. Д. Геря, сын Доброджану Геря, знавший писателя с детских лет, — когда не спали, постоянно смеялись. Все домашние, включая слуг, беспрестанно хохотали. Тон, разумеется, задавал сам великий юморист; гениальный мим, умевший подражать всем, но сохраняя при этом свою оригинальность».

Как же были, наверное, удивлены и читатели и друзья, когда они прочитали «Пасхальную свечу» — психологическую новеллу, скорбную и трагическую, питаемую совсем другой почвой, чем та, из которой выросли караджалевские комедии. Здесь, как в контрапунктическом противопоставлении ироническому видению мира, свойственному Караджале, появляется совсем особое влечение к тайнам человеческой психологии, к наблюдениям за истиной, кроющейся в области подсознательного.