Сотня. Забытый поход - Эльхан Аскеров

ежели хотите память хорошую иметь, стихи пиитов всяческих учите. В жизни, может, и не пригодится, а память лучше станет. А память, она пластуну обязательно потребна.

– Матвей, вот только не надо лаптем деревенским прикидываться, – чуть усмехнувшись, фыркнул поручик разведки. – Не получается у тебя.

– Чего это не получается? – удивился Матвей, всё это время тщательно контролировавший каждое своё слово.

– Глаза выдают.

– А что не так с ними?

– Умные больно и внимательные. И не напоминай, что ты пластун. Я помню, – добавил Ахмет-хан, лукаво улыбаясь в бороду. – Лучше скажи, где ещё ты учился?

– Я и сейчас учусь, – помолчав, негромко ответил Матвей. – У тебя. Был старик один, так он любил повторять, что любое знание на пользу. Вот я и решил так жить. Вижу что интересное и что можно будет как-то для своего дела приспособить, так сразу начинаю вопросы задавать, учиться.

– Занятно, – удивлённо хмыкнул толмач. – Умён тот старик был. Хотя странно. Ведь в Писании сказано – во многих знаниях, многие печали. Умножая знания свои, умножаешь свои печали.

– Я что-то не пойму, поручик, ты мусульманин или православный? – не удержавшись, поддел его Матвей.

– Тихо ты. Просил же, – тут же зашипел на него Ахмет-хан.

– Так нет никого, – усмехнулся Матвей. – А что просил, помню. Не изволь волноваться.

– Мусульманин я. Потому сюда служить и отправили, – вздохнул толмач. – А Писание читал. И не один раз.

– Печали умножал? – снова поддел его парень.

– И их тоже, – усмехнулся Ахмет-хан в ответ. – А вообще, по службе нужно было. Я ведь тебе рассказывал. В этих местах кого только не встретишь. Арабы, курды, езиды, копты, чёрт в ступе. Иной раз смотришь, как они Богу молятся, и волосы дыбом. То ли молебен служат, то ли идолу требу справляют. И каждый считает, что именно так будет правильно.

– Ну, таких и на Руси хватает. Хлысты всякие, пятидесятники. Тоже без стакана не разберёшь, кому молятся, – понимающе кивнул Матвей.

– Знаю. У нас тоже таких хватает, – вздохнул толмач. – Слушай, а с чего ты вдруг решил про науки заговорить? – вернулся он к начатой прежде теме.

– Помнишь, когда я кувшины с человека сбил, шейх сотника спрашивал, может ли он отдать меня ему, чтобы я его пастухов учил?

– Помню, конечно. Думал, ты там его и прирежешь, – фыркнул Ахмет-хан. – Глаза сверкнули, словно у оборотня какого. Про нас говорят, что мы готовы кого угодно зарезать. Это они с казаками дел не имели. С тобой, к примеру. Вот уж где головорез.

– Это кого я без причины зарезал? – деланно возмутился Матвей.

– Пока никого. Но ведь и поход ещё не закончен, – поддел его толмач.

– Ты слушать будешь, или станем ядом мериться? – деланно возмутился Матвей.

– Прости, не удержался, – рассмеялся Ахмет-хан.

– Бог простит, – отмахнулся парень. – Так вот, после того случая я и решил, что надо сделать так, чтобы он сынка своего с нами не отправил. Учиться. Сам понимаешь, нам такой соглядатай и даром не нужен. И ведь не прирежешь ночью. Тогда за нами весь клан бегать станет, чтобы узнать, что с ним случилось. Это сейчас они с папашей, как кошка с собакой. А случись чего с сынком, не отбрехались бы.

– Тут ты прав, – чуть подумав, согласился толмач. – Во всём. Но зачем было так унижать сынка?

– Это чем же я его унизил? – растерялся Матвей от такого захода.

– Он сын шейха. Считай, местного царька. Выходит, принц крови. А ты его как щенка нашкодившего, носом в лужу, в его неграмотность. Если ты не знал, то мусульманин обязан в своей жизни прочесть только одну книгу.

– Коран, – тут же отреагировал Матвей. – Знаю. Но ведь в Коране нигде не сказано, что правоверный не должен читать другие книги и отказаться от всех наук. Напомню, что лучшие врачи и те, кто за звёздами смотрит, отсюда и пошли. Да ещё эти… как их, математики, – сделал вид, что едва вспомнил, как оно правильно называется, Матвей.

– Астрономы, – поправил его Ахмет-хан, окидывая парня задумчивым взглядом. – Опять запутать меня пытаешься? Сам ведь помнишь всё прекрасно.

– Забыл. Сам знаешь, коль долго не вспоминаешь чего, то и забыть не долго. А зачем мне эти названия в станице? Это в школе интересно слушать было. А после не до того стало. Землю надо было пахать, в кузне работать. Не до математики стало.

– Понимаю, – кивнул толмач. – Иногда мне нашу систему обучения самому уничтожить хочется, – неожиданно добавил он.

– Чего уничтожить? – нашёлся Матвей, делая вид, что не понимает, о чём речь.

– Правила, по которым во всякие военные училища и университеты принимают, – коротко пояснил толмач. – Не поверишь, но даже меня, человека, который был принят на полный государственный кошт по высочайшему указу, и то изгнать пытались. Всякое дурачьё потомственное, титулованное. Сами ничем кроме пьянства да мамзелек не интересовались, учиться не желали вовсе, а моё рвение им поперёк горла было. Ох, и натерпелся, – Ахмет-хан покрутил головой, словно отгоняя неприятные воспоминания.

– Слава богу, хоть не все такие, – в тон ему отозвался Матвей. – Есть и толковые офицеры. Мало, но есть.

– Вот именно. Мало, – скривился толмач. – Знаешь, на чём наша армия по сию пору держится? На простых линейных офицерах. Гвардия – просто кучка фанфаронов, у которых в башке только одно. Они лучшие, и случись война, должны умереть за отечество и государя. А как та война случается, они от неё как чёрт от ладана шарахаются. Изредка какой офицер прошение в действующую армию подаёт. Они предпочитают карьеры на паркете делать. Или у трона интриговать. Ты тогда верно сказал. Я рядом с вами душой отдыхаю. Всё просто и понятно. Вот мы, вон враг, и есть задача, которую мы выполнить должны. А в штабах такая клоака, что и сказать противно. Вроде офицеры, дворяне, а интригуют и наушничают так, что иной раз хочется за револьвер схватиться. Мерзко, – снова тряхнул Ахмет-хан головой. – Что-то я разговорился не к месту.

– Накипело, вот и говоришь, – отмахнулся Матвей. – Да ты не беспокойся. Я никому о разговоре этом сказывать не стану. Да и кто мне поверит? Казак, станичник, и офицер разведки, который ему вдруг исповедаться решил. Так не бывает.

– Бывает, как видишь, – грустно улыбнулся Ахмет-хан. – Я с тобой поговорил, и как дома, в родных горах побывал. Да и собеседник ты добрый. Слушать умеешь.

– Давно ты тут? – осторожно поинтересовался парень.

– Восьмой год пошёл.

– Ого! И всё при штабах?

– Слава богу, нет. Приходилось и одному по пустыне побродить. Было дело.

– Дервишем прикидывался или просто паломником?

– Паломником, – одобрительно усмехнувшись, кивнул толмач. – Как вспомню, так по сей день в дрожь бросает. Два раза думал всё, не вернусь домой.