Короткие встречи с великими - Юрий Федосюк

Время шло, наконец окончательный текст был готов. Бёлль его завизировал, прося, чтобы все возможные изменения «Труд» с ним согласовал.

Вспоминая предыдущую встречу со мной, Бёлль сказал: «Помните, тогда между нами была дискуссия о Троцком?» На сей раз он поинтересовался, будет ли Троцкий реабилитирован в СССР, и вновь выразил горячие симпатии к нему. Хорошо ещё, подумал я, что ты хоть не вставил это в текст интервью.

С тяжёлым сердцем от невыполненной миссии я отправился в АПН, доложил ждавшему меня Буркову о свидании с Бёллем и показал записанное. Мне страшно хотелось – и об этом я сказал Буркову, – чтобы интервью в таком виде и было опубликовано: это лишит Бёлля возможности позорить нашу прессу. Но шеф только с улыбкой посмотрел на меня и стал звонить кому-то по аппарату правительственной связи – «вертушке».

Конечно же, интервью напечатать побоялись. Но на этом мой позор не кончился. По возвращении в ФРГ Бёлль, кажется, благородно отмолчался, зато его спутник Хагельштанге издал книгу о поездке в СССР «Кукла в кукле» или что-то вроде того. Советская действительность в книге уподоблялась матрёшке, которая по мере раскрытия из внешне огромного и впечатляющего оборачивалась чем-то ничтожным и мизерным. Целую страницу автор посвятил моему неудачному интервью, изобразив меня (к счастью, без указания имени) в самом глупом и невыгодном свете.

Теперь я думаю: хорошо ещё, что оба писателя не спросили меня как самозванного корреспондента «Труда», какова фамилия главного редактора и каков тираж газеты. Я не позаботился об этом заранее осведомиться, не смог бы им ответить и разоблачил бы себя окончательно.

Херлуф Бидструп

Херлуф Бидструп

На майские празднества 1952 года ВОКС, как всегда, пригласил делегации из многих стран. Приехала и группа датчан. Их сопровождающий внезапно заболел, и мне поручили сопровождать делегацию 1 и 2 мая. Мы смотрели парад и демонстрацию с трибун Красной площади, потом я накормил их праздничным обедом в гостинице.

2 мая я повёз датчан на осмотр города, пояснения давал сам. На Ленинских горах мы вышли из машин размяться, погулять. О чём-то шутили, говорили, погода была хорошая. Один из членов делегации показал мне на очень моложавого худощавого датчанина в больших очках и в его присутствии шутливо предупредил:

– Вы его опасайтесь. Это художник-карикатурист. У него очень злой карандаш. Так вас изобразит, что плакать будете.

Но человек в очках заулыбался и показал, что у него в руках ничего нет, – дескать, я могу не опасаться.

Художником оказался Херлуф Бидструп, никому тогда у нас не известный даже по имени, но вскоре получивший широкую популярность[47]. В тот раз он впервые был в СССР.

Шли годы, занимательные серии рисунков Бидструпа стали широко печататься не только в датской, но и в советской прессе. Изданные у нас альбомы Бидструпа шли нарасхват. Я стал членом правления, общества «СССР – Дания», Бидструп выступал перед нами неоднократно. Выступления его были необычны: он говорил не столько языком, сколько фломастером. Мгновенно, почти не отрывая руки от прикнопленного к стенке или вертикальной доске листа бумаги, он, словно маг, создавал из пустоты яркие, остроумные изображения. Как я вскоре убедился, художник этот отличался удивительной немногословностью. Всё, что он хотел высказать, он предпочитал выразить на бумаге.

В мае 1975 года, на 30-летие Победы, я побывал в Копенгагене. На прощальном обеде, данном в честь нашей делегации, присутствовал и Бидструп. Я стал рассказывать ему о нашем знакомстве в 1952 году; оказалось, что он хорошо помнит свой первый приезд в Советский Союз и мою майскую экскурсию. На прощание он подарил мне недавно изданный альбом своих рисунков с тёплой надписью, а самое главное – с двумя моментально нарисованными смешными рожицами – своей и моей. Удивительно, как одним росчерком фломастера Бидструп сумел отразить все характерные недостатки моей внешности. Свершилось давнее предсказание: «Он вас так нарисует, что плакать будете».

Рисунки и дарственная подпись X. Бидструпа на альбоме его карикатур

Последний раз я видел его в мае 1985 года, когда к 40-летию Победы вместе с группой ветеранов войны посетил на советском теплоходе Норвегию и Данию. В Копенгагене Бидструп участвовал во встрече с нами, был на нашем теплоходе. Этот добрый, отзывчивый человек всегда старался засвидетельствовать симпатию к нашей стране.

А жизнь его стала нелёгкой: тяжело, неизлечимым недугом заболела жена, верный его друг. Возвращаясь с одинокой прогулки по Копенгагену, я увидел с верхней террасы парка, как по набережной медленно гуляли два старика: поседевший, согбенный Бидструп бережно поддерживал свою едва передвигавшую ноги полупарализованную жену. Самому художнику было 73 года, время согнуло его.

Я не подошел, не окликнул. Картина была грустной; на моих глазах ещё недавно бодрый, крепкий человек как бы завершал свою, в общем-то, удачную и полезную жизнь. Подумать только: в мае 1952 года я едва не принял его за студента! Ни награды, которыми он был осыпан, ни достаток, ни взрослые, хорошие дети не могли остановить, выражаясь банально, «неумолимый бег времени».

С такими грустными мыслями я вернулся на теплоход.

Отто Гротеволь

Отто Гротеволь

Ещё до образования ГДР, в ноябре 1948 года, ВОКС принимал очень представительную делегацию немецкой общественности из обеих частей Германии – восточной и западной. В состав делегации входили представители всех политических партий советской оккупационной зоны. Возглавлял делегацию Отто Гротеволь – сопредседатель (вместе с Вильгельмом Пиком) Социалистической единой партии Германии, недавний лидер Социал-демократической партии всей Германии, членом которой состоял с 1912 года[48]. До 1933 года Гротеволь был депутатом Рейхстага от социал-демократов.

Гротеволь обладал всеми данными для руководящего политического деятеля: мягкое, умное, интеллигентное лицо, солидные фигура и походка, отсутствие какой-либо суетливости, приятный, звучный голос и умение публично говорить. Это внешне, а внутренне – незаурядный ум, способность спокойно и аргументированно выражать свои мысли и взгляды, внимательно выслушивать собеседника, отличная память. После дёрганых истериков и самовлюблённых позёров типа Гитлера и Геббельса такой человек не мог не импонировать усталому и пресыщенному политическими посулами немецкому обывателю. Немцы, близко знавшие Гротеволя, говорили мне, что даже убеждённый политический противник после беседы с ним уходил если не переубеждённым, то несколько смягчённым и поколебленным в своих позициях. Характерно, что западногерманская буржуазная пресса в отношении к Гротеволю воздерживалась от крепких выражений и сохраняла внешний такт.