Хозяйка большого дома - Карина Демина

Уехать не успели.

— Ты так и собираешься тут прятаться? — поинтересовался Нат, которому, надо полагать, надоело сидеть молча. — Пошли…

Отродье успокоилось и, закрыв глазенки, сопело.

И наверное, прав щенок. На чердаке не место ни для младенца, ни для самой Ийлэ. Ветер, которого оттеснили за линию окон, ярится.

Буря грянет.

…и гости наверняка останутся на ночь, поскольку сущее безумие возвращаться в город такой погодой.

…эти гости не будут столь вежливы, чтобы оставаться в отведенных им покоях.

…они слишком любопытны.

А дом считают почти своим.

Ийлэ покачала головой.

— Ну и дура, — беззлобно ответил Нат, поднимаясь. — Ладно, сиди… я поесть принесу.

Он ушел, и Ийлэ испытала странное желание пойти за ним. Вдруг стало страшно, и страх этот был иррационален.

Вязкая тишина.

И тут же скрипы, вздохи будто бы. Шаги чьи-то, хотя Ийлэ знает, что на чердаке никого нет. И забивается в укрытие рядом с трубой, стискивая кулаки до белых пальцев. Когти тоже светлеют, а на коже останутся следы-вмятины, вот только разжать руки Ийлэ не способна.

Сердце почти останавливается.

Мечутся тени.

Это ветер.

Буря.

И ничего серьезного… а она… она не боится… не этого, но воспоминаний. Память под голос бури оживает…

…мама пела колыбельную…

Ийлэ шепотом повторяет слова, впервые, пожалуй, радуясь, что у нее есть отродье…

…в закутке у печной трубы тепло.

…и Нат принесет ужин.

…он даже чай принесет, пусть и не в чайнике, а во фляге, которую завернет в плотный клетчатый шарф. Он разольет чай по чашкам и подвинет одну к Ийлэ.

— Остались, — скажет он. И собственную чашку поставит на ладонь, которая пусть и не столь велика, как у его хозяина, но всяко больше чашки. — Ужинают… эта дура висит на Райдо.

Чай темный и крепкий, щедро приправленный медом.

Не Дайна готовила.

— Он все равно на ней не женится, — Нат произнес это уверенно. — А знаешь, почему?

— Почему? — за время его отсутствия Ийлэ устала молчать.

И это тоже было странно, поскольку ей недавно казалось, что к молчанию она привыкла, что молчание это — во благо. А вот всего-то пара часов… на чердаке время медленное, тягучее, и эти часы показались едва ли не вечностью.

— Потому что они — человечки, — сказал Нат.

— И что?

— Ну… ну как ему на человечках жениться? Вот тебя бы… ну раньше… тебя бы тоже за человека не отдали.

Ийлэ согласилась, что да, наверное, не отдали бы.

…раньше.

…давно. В прошлой жизни, в которой на чердак она заглядывала редко, и уж точно в голову ее не взбрела бы безумная мысль на этом чердаке поселиться.

Мирра нерешительно хихикнула.

А Райдо огляделся: добрый доктор держался в хвосте семейства, у стены, точно надеялся, что тень спрячет его от глаз супруги. Та то хмурилась, то старательно улыбалась, и эта улыбка была лишена и тени искренности, она уродовала и без того некрасивое лицо женщины, делая его похожим на расписную театральную маску.

Нет, маски, пожалуй, посимпатичней будут.

Младшая из дочерей держалась в стороне, в тени, невольно подражая отцу. И сидела тихо, лишь на сестрицу поглядывала и, когда думала, что не замечают ее, морщилась. Не нравится?

Хотелось бы знать, что именно не нравится…

— Милые дамы, — Райдо любезно улыбнулся, отметив, что при виде клыков его Мирра ощутимо вздрогнула. — Надеюсь, вы не откажетесь от чая?

Конечно, дамы не отказались.

Ни от чая, ни от предложения остаться в доме… ведь буря разыгралась, и разве гостеприимный хозяин позволит гостям рисковать жизнью?

Комнат довольно.

И дом надежен, а Райдо безмерно счастлив оказать этакую любезность. Во всяком случае, он очень надеялся, что выглядит в достаточной степени счастливым.

Глупым.

Беспомощным.

Таких не боятся, а значит, потеряют осторожность и… и все одно мыслями Райдо возвращался к альве, и к мальчишке, который потеряв остатки совести, бросил вожака… а с другой стороны и хорошо, пусть присмотрит за альвой, чтобы глупостей не натворила… пару часов присмотрит. Вечером же Райдо и сам заглянет, благо, точно знает, где альву искать.

— Вы играете в лото? — осведомилась Мирра, прижимаясь всем телом. И на руке повисла, а рука и без того ноет… и желание одно — избавиться от докучливой девицы.

Нельзя.

Матушка говорила, что женщины любят внимание… а еще знают порой больше мужчин… женщин вообще зачастую недооценивают. И Райдо, стиснув зубы — он надеялся, что гримаса эта будет сочтена разновидностью улыбки, сказал:

— Я обожаю лото…

— Ах, какое совпадение! Я тоже…

Освободится он нескоро…

…Райдо появился глубокой ночью.

Ийлэ не спала — она пребывала в позабытом уже состоянии полудремы, когда сознание повисает на грани, готовое в любой миг, по малейшему шороху, сбросить оковы сна.

Ийлэ слышала и стон досок.

И шелест ветра.

И скрип крыши, которую следовало бы подновить, об этом еще отец говорил.

Услышала она и тягучий стон дверных петель, и осторожные шаги. А следом появились и запахи — бренди, опий и болезнь.

Это сочетание было тревожным. И сон тотчас слетел с Ийлэ, вот только уйти она не успела.

— Тише, — сказал Райдо шепотом. — Это я. Это всего-навсего я… проклятье, голова кружится… в комнате душно. Я окна открыл, а все равно душно.

Он добрался до трубы и уперся в нее ладонью, застыл, дыша шумно и часто сглатывая.

— Со мной такого давно… выпил, называется… с гостями… чтоб им провалиться всем…

Ийлэ молчала, надеясь, что пес уйдет.

— А Нат сказал, ты здесь прячешься. Он думает, что это я виноват, что ты здесь прячешься… из-за этих… ты их боишься?

— Нет, — шепотом ответила Ийлэ.

— Правильно. Не надо бояться. Я не позволю тебя обидеть… я тебе вот… принес одеяло… тут же холодно, а у меня жара стоит… духота…

Он выронил сверток, который держал подмышкой, и наклонился, чтобы поднять, но не удержался на ногах.

— С-сейчас… — Райдо встал на четвереньки. — Погоди… что за… я пить умею… не думай… и норму свою знаю… и сегодня два стакана, а… ведет, как с двух бутылок… Нат злиться будет…

— Опий.

— Что?

Ийлэ подалась вперед, попросив:

— Дыхни.

Пес и дыхнул.

Кровь. И гной. И значит, не хватило ее малых сил, чтобы запечатать все семянки. Или же его собственное железо не способно оказалось затянуть раны. Воспалились.

Больно ему?

Наверняка.

Но он почему-то не злится…

Не это важно… нет, важно, но не это… а слабый мягкий аромат, который почти теряется в иных. Не опий. Опий пес бы почуял, у него нос получше, чем у Ийлэ… а вот опий с корнем черного ладанника — дело иное…