Пожиратель Богов. Часть 2 - Юрий Розин

Я чувствовал, что Руби смотрит на меня с ужасом и паникой, что Тарканд сжимает кулаки и стискивает зубы от бессильной злобы, что Герта и Ризелла оглядываются по сторонам, поражаясь масштабу столкновения, происходящего вокруг них.

Эльфы в какой-то момент явно приняли то, что им не удаётся никак остановить «корабль переселенцев», на личный счёт. И начали осыпать его, кажется, вообще всеми возможными заклинаниями, пытаясь отыскать хотя бы минимальную брешь в моей защите.

Брешей не было. После многочисленных спаррингов с Алистером я постарался подправить все свои слабые места, включая даже магию разума и души, для которых нашлось противодействие в виде аспекта понимания.

Но количество и разнообразие повреждений, передающихся на моё тело, выросло кратно. Ощущалось это примерно так, будто по мне ползают мириады насекомых. Царапаются, жалят, кусают, забираются под кожу, откладывают там яйца, а потом сразу же вылупляются и продираются сквозь плоть на свободу…

Не сказать, что это было самым болезненным, что я испытывал. Не входило даже в ТОП-5. Но это мелкое копошение было совершенно отвратительным и абсолютно невыносимым.

Чтобы хоть как-то справиться с этим ощущением, я, даже не до конца осознав, как и что именно сделал, ввёл себя в нечто наподобие транса. Исчезли звуки и запахи, пропало ощущение тела, померкла картинка перед глазами. Мир вокруг превратился исключительно в вязь мировой ауры.

Однако боль и копошение жуков пробивались и сюда, и, хотя интенсивность воздействия стала заметно ниже, из-за ограничения большинства чувств само воздействие стало заметно отчётливее и ярче. Так что в итоге помогло это несильно, лишь изменив способ сведения меня с ума, но не отменив сам процесс.

Снаружи, в реальном мире, прошло уже больше двадцати минут. До границы мира Земель Небесного Грома осталось лететь минут десять.

Моё тело должно было выдержать. Процесс разложения ощутимо замедлялся по мере погружения разрушительной энергии в глубь плоти из-за аспекта чревоугодия.

Но вот насчёт того, выдержит ли моё сознание, уже находившееся на пределе из-за боли и абсолютной концентрации в течение невыносимо долгих двух тысяч секунд, я не был так уверен.

В мозгу сами собой начали всплывать вопросы. А затем, с задержкой всего в пару мгновений, стали появляться и ответы на них. Ведь самому себе врать было невозможно и бесполезно.

Зачем я вообще этим занимался? Почему нельзя было просто бросить их? Или, если уж взял за основу, что обещание человека — это закон, не стоило в принципе ничего им не обещать.

Ответ был всё тот же. Я мог это сделать.

А ещё я хотел этого. Не спасения ста тысяч никак со мной не связанных людей, а вызова.

Сколько уже раз всё случалось именно так?

Сразу после спасения из инкубатора не предпочёл отсидеться и отдохнуть, позволив Эллисе и её бойцам делать свою работу, а пошёл убивать имперских солдат.

Выбрал не спокойную жизнь и неторопливое наращивание силы, а роль маньяка-убийцы, вырезавшего почти полностью весь клан Вирго.

Когда началась война кланов против Экандуги и Самдаля, не поддержал уход Тизен из столицы, а предложил встретить врага в лоб и потратил кучу ресурсов на подготовку.

Когда открыл чемоданчик с осколком Закона Катриона и Байгу впервые явился мне в облаке зелёного тумана, потребовал вознаграждения за ещё даже близко не достигнутую цель.

В семнадцатом форпосте с радостью согласился на пари против Лунного Волка, даже понимая, что Эргло не станет играть по-честному и подготовит ловушку.

Согласился стать Столпом Золлы при том что было очевидно: у Кримзона не могло не быть на меня планов.

Влез в операцию по спасению Серхапа, несмотря на то, что это было вообще не моё дело и вообще-то Тириан просил у меня убить Серхапа.

После того, как Самиган отпустил нас, я добровольно вернулся, чтобы сразиться с ним, хотя знал, что Палем может следить за своим сыном.

В мире Драконьих Островов согласился влезть в политические игры первого принца и графа Сайлота и начал устранять их конкурентов.

Отправился в Облачный Храм, но соскочил с экспедиционного корабля на полпути, чтобы поохотиться на драконов.

После спасения из чёрной расселины отправился прямым ходом в Адскую Кузню, даже зная, что она давно окружена исследователями, которым объявлена награда за мою голову.

Принял предложение Кассия вломиться вместе с ним и другими магами в дворец Фаоклитеции.

Решил напасть на твердыню Драконьего Трона почти без подготовки и плана.

Решил объявить полномасштабную войну Палему сразу же после возвращения в Тейю.

Не проведя и недели в Единстве добровольно отправился в колонию к Аргиронту, которому заказали мою смерть.

Провернул максимально рискованную схему с иммолитом.

Поднял восстание, чтобы Аргиронта убить.

Попросил у Эргала не времени на восстановление, а права на Аллею Кошмаров.

Обнаглел настолько, что после обретения квази-аспекта выставил самого себя на аукцион, рискуя, в том случае, если что-то пойдёт не так, быть либо убитым, либо попасть в рабство к кому-нибудь из Руйгу.

А потом обнаглел ещё больше, подготовив на свадьбе собственной дочери ловушку для вознамерившихся убить меня ублюдков.

Согласился на предложение Наскватча и вместе с ним ограбил тайник обладателя аспекта мары, сделав своим врагом не только Циарина, но и Умсу.

И ещё, и ещё, и ещё… больший риск, большая опасность, большее испытание. Десятки, сотни раз я добровольно бросал сам себя в пекло.

И вот, теперь, самое бессмысленное безумство за сто семьдесят лет жизни. Спасение ста тысяч абсолютно бесполезных аборигенов несмотря на то, что это обязательно сделает меня врагом примерно трети Земель Небесного Грома.

Не из-за чувства долга, не ради гуманизма, не потому, что мне было их жаль. На самом деле, если уж совсем откровенно, на эти сто тысяч бывших обитателей Осколка мне было глубоко наплевать.

Просто я искал новые вызовы, снова и снова, потому что давным-давно усвоил: только так можно стать сильнее. А ещё потому, что мне это безумно нравилось.

Если бы я не сделал всё то, что казалось бессмысленным, опасным и глупым, я бы не оказался там, где я есть сейчас. И моё имя не было бы общеизвестно не только в Содружестве, но и в других мировых скоплениях.

Если я преуспею, то стану ещё сильнее, и смогу бросить самому себе ещё более безумный вызов. А если провалюсь… что же, значит таков мой предел.

Жить тихо и мирно, беречься, не решаться на отчаянные шаги, не рискуя чем-то большим, чтобы обрести что-то ещё большее? Постепенно наращивать силу, за сотни и тысячи лет добиваясь лишь крошечных частичек того,