Улан. Танец на лезвии клинка - Василий Сергеевич Панфилов

вышел один из кирасирских офицеров, держа в руке зелёную ветвь. Князь встал во весь рост – для пуль, особенно пистолетных, расстояние было далековато.

– Мы есть… кирасиры великаго Фридриха…, – на ломанном русском начал он.

– Я знаю немецкий, – ответил ему Владимир на немецком же, – не стоит коверкать язык.

Благодарно поклонившись, немец продолжил:

– Мы уже сталкивались с русскими уланами и признаём, что они воины, ничем не уступающие нам.

Ответный поклон кирасиру и тот продолжает:

– Может, пропустишь нас? Вестовой с пакетом уже ускакал и тебе нет нужды умирать.

"– Какой пакет?" – Пронеслось в голове у попаданца, но почти тут же он понял – пруссаки решили, что наткнулись на гонцов, один из которых ускакал, а второй остался прикрывать отход. Хорошо… Похоже, конкретно эти вояки не подозревают о русском обозе. Но если пропустить – это ненадолго…

– Мне нравится это место, – скаля зубы ответил поручик, – здесь хорошо умирать.

– Но ты ранен, а мы обещаем тебе приемлемое содержание в плену, – попытался вразумить его кирасир.

"– Верить им? Они дадут слово – и честно сдержат – может быть, а вот вышестоящее командование такого слова не давало…"

– Это не моя кровь, – оскалил зубы князь, – а ваша.

Он прекрасно знал, что после того, как вспорол животы нескольким лошадям, покрылся кровью буквально с ног до головы.

Разговоры поручику надоели, пруссакам он не слишком верил, да и… Если уж погибать (а в этом попаданец уже не сомневался), то красиво.

– И скот падёт…, – негромко продекламировал он. А затем начал повышать голос с каждой новой строчкой:

– И близкие умрут.

– Все люди смертны!

– Лишь одно бессмертно!!

– Слава великих дел!!!

Отсалютовав клинком, кирасир ушёл – и начался планомерный бой, без всяких наскоков и попыток взять одиночку с голыми клинками. Два-три фехтовальщика шли вперёд, прикрываемые стрелками. Экстремал отстреливался, прыгал пардусом – и убивал, убивал… Непонятно было, почему они не хотят дождаться пикинёров или артиллерию… Может, скорость важнее всего? Или профессиональная гордость – та, что превыше разума…

Убивал – но и сам получал раны. Раны неопасные по отдельности, но многочисленные – зацепила пуля на излёте или задел слегка вражеский клинок. Его изматывали и атака шла за атакой. Экстремал понял, что вот он конец – даже его железная выносливость начала подводить.

Он едва держался на ногах, но старательно изображал не знающего усталости берсерка. Во время редкого перерыва он увидел обломок собственной пики и упёр остриё между трупов, привалившись к древку спиной. Стало намного легче стоять и выстрелы снова стали меткими.

Постепенно в ушах стало звенеть, предметы терять чёткость, но фигуры врагов он видел хорошо – и стрелял…

Глава девятая

Открыл глаза, улан тут же услышал крик на немецком:

– Очнулся! Доктор, он очнулся!

Вскоре пришёл какой-то мужчина в сюртуке[70] и принялся бесцеремонно вертеть поручика, задавая вопросы:

– Болит? Голова кружится? Слабость?

Ответа обычно не дожидался – видел по реакции пациента. У самого пациента мыслей не было никаких – слабость и вялость. Так что вскоре он снова то ли заснул, то ли потерял сознание.

Примерно через неделю Игорь… Да нет, уже Владимир! Навсегда… Так вот – примерно через неделю он стал приходить в себя в достаточной степени, чтобы хоть как-то реагировать. Ну и потихонечку собиралась информация.

Выяснилось, находится он у австрийцев. Вроде как армии не стоят на месте, так что пришлось оставить попаданца в одном из близлежащих городков, причём даже не в военном госпитале, а у совершенно гражданского врача. Впрочем, эту информацию он не успел толком осмыслить – как только офицер достаточно окреп, его погрузили в достаточно комфортабельную повозку и отправили в Вену – по распоряжению Марии-Терезии…

В Вене его отбил русский посланник Кейзерлинг, Герман Карл и поселил у себя.

– Нечего, – коротко бросил он сопровождающим, – сами же знаете, что сразу начнутся посетители ломиться, а князь ещё не настолько здоров, чтобы принимать гостей.

К посланнику Владимир отнёсся сперва достаточно настороженно, подозревая какие-то интриги. Однако через несколько дней убедился, что Кейзерлинг не собирается к нему лезть, а просто заботится о выздоровление. Наверняка были и интриги – дипломат всё-таки, но раз эти самые интриги идут на пользу по медицинским показателям – то и хрен с ними.

Вставать улан начал достаточно быстро – и первым же делом потребовал мыться:

– Воды мне нагреть, – коротко приказал он приставленной к нему сиделке.

– Но…, – попыталась что-то сказать она. Не получилось – взгляд у попаданца и раньше был тяжёлым, а уж после военной компанию… Сослуживцы сравнивали его с василиском.

Вместо слуг с горячей водой прибежал доктор, размахивающий руками:

– Вредно мыться! – Горячо убеждал он, – от этого поры открываются и человек становится беззащитен перед болезнями[71].

Настроение спортсмена было скверным, скандальным, так что вскоре собравшиеся зрители (слуги и домочадцы Германа Карловича) стали свидетелем позора доктора – медицину попаданец знал намного лучше него и сумел доказать это так, что поняли даже люди некомпетентные.

Пристыженный доктор ушёл, ругаясь на венгерском (князь успел выучить его за время компании вполне прилично), а приказ Владимира выполнили – как и приказ о смене одежды и постельного белья. С того дня он взял своё выздоровление в собственные же руки – и дело пошло на лад. Выяснилось, что на лад оно могло пойти и раньше, но один из коллег медика устроил залихорадившему пациенту кровопускание. Вообще-то, оно было достаточно популярным методом лечения, но не для раненого же, который и без того потерял уйму крови…

Диета, прогулки по особняку, дневной сон, а чуть погодя – и лёгкая физкультура. На поправку улан шёл быстро – по местным меркам. Но всё равно – выйти из особняка самостоятельно он смог только через две недели после первого купания. Да и то – с тростью…

Точнее, выйти-то он мог и раньше – в коляске. Были, оказывается, уже прообразы инвалидных кресел. Хотелось на воздух – безумно, но не хотелось становиться этаким символом – "Раненым героем".

"Битва на мосту" оказалась, кстати, известна буквально всем.

– Да что ты удивляешься, князь, – с удовольствием просвещал его Кейзерлинг, – в одном бою уничтожить двадцать девять прусских кирасир одному человеку…

– Сильно, конечно, – пожал исхудавшими плечами улан, – но сам же знаешь, Герман (они перешли на имена по предложению самого посланника), за компанию бывали подвиги ничуть не худшие. Но такого… ажиотажа я не помню.

– Бывали, – согласился немец, – но какие? Пробраться в расположение противника и уничтожить запасы пороха. Полезно?