Рота стрелка Шарпа - Бернард Корнуолл

Вполуха слушая рассуждения сентиментального майора, Шарп сосредоточил внимание на форте Пикурина. Его укрепления перепахивали тяжёлые ядра (к первой пушке присоединились остальные). Гарнизон форта оказался в ловушке. Отступать им было некуда, позади них расстилались воды Роильяса. На что они надеялись? С приходом ночи артиллерия, конечно, смолкнет, но лишь для того, чтобы дать дорогу пехоте.

— Почему они не сдаются, Шарп?

— А вы бы сдались, сэр?

Форрест озадачил вопрос:

— Я — нет, я же англичанин.

— А они — французы, сэр. У французов тоже есть понятие чести.

— Возможно, вы правы.

В голове майора действительно не укладывалось, почему французы, цивилизованный народ, так упорно сражаются за очевидно неправое дело. Ладно, американцы. Их и нацией-то не назовёшь. Форрест не удивился бы, узнав, что вместо республиканских благоглупостей эта горстка отщепенцев теперь отстаивает идеалы каннибализма. Но французы?! Майор не мог этого понять. Положение усугублялось тем, что в данный момент наследники Шарлеманя и Дюгесклена обладали самым мощным военным потенциалом на земле и пользовались им для распространения своей идейной заразы. По мнению Форреста, Британия оставалась последним препятствием на пути победно шествующих по миру сил зла. Соответственно, война с Францией рассматривалась майором как священная миссия англичан, благословлённый Господом крестовый поход за сохранение культуры и цивилизации.

Как-то он изложил свои соображения не этот счёт майору Хогану. Ирландец фыркнул и разнёс пафосные выкладки Форреста в пух и прах: «Мой дорогой, не засоряйте мозги вздором. Торговля — единственный высокий английский идеал на все времена. Именно поэтому мы здесь. Уверяю вас, не грозись проклятый Бони[8] закрыть для ваших купцов португальские порты, вы бы сейчас тихо подрёмывали в кресле в родном Хелмсфорде!»

Форрест вспомнил беседу с язвительным инженером и обратился к стрелку:

— За что мы воюем, Шарп?

— Сэр? — глубокомыслие майора опять застало его врасплох.

— Да, Шарп. За что вы воюете? Вы против республиканства?

Тот хмыкнул:

— Я, сэр? Да я даже не уверен, что смогу это слово выговорить-то правильно.

Майор шутки не принял, и Шарп посерьёзнел:

— Что за вопрос, сэр? Мы никогда не ладили с французами. Каждые двадцать лет у нас с ними заварушка. Если мы не дадим им сдачи, они завоюют старушку Англию и заставят нас жрать улиток и говорить с прононсом. А, если честно, не знаю, сэр. Мы дерёмся с французами, потому что они — высокомерные ублюдки, и кто-то должен утереть им нос. Только и всего.

Их разговор прервало триумфальное возвращение с охоты полковника и сопровождавших его офицеров. Уиндхэм находился в превосходном расположении духа. Проводив глазами очередное ядро, взрыхлившее остатки вала у форта, командир воздел вверх кулак и крикнул: «Отличная работа, братцы! Задайте-ка лягушатникам жару!» Кивком поздоровавшись с Шарпом, Уиндхэм похвастался Форресту:

— Две лисы, майор! Целых две бестии!

Майор Хоган как-то сострил, что даже брачная ночь не приносит английскому офицеру столько восторга, сколько жестокое убийство маленького рыжего зверька. А у полковника вдобавок имелся ещё и третий повод для радости. Он извлёк из кармана конверт и, заговорщицки подмигнув, показал его майору:

— Письмо от миссис Уиндхэм, Форрест! Прекрасные новости!

— Рад за вас, сэр.

Форрест переглянулся с Шарпом. Неужели миссис Джессика одарила супруга маленьким Уиндхэмом?

Полковник раскрыл письмо и, шевеля губами, пробежал взглядом по строчкам:

— А-а, вот оно! Наша постоянная головная боль — чёртовы браконьеры. Один из этих мерзавцев повадился стрелять у нас фазанов. А моя дражайшая половина взяла и поймала мошенника!

— Очень удачно, сэр… — Промямлил Форрест.

— И не просто поймала! Она купила капкан, мощную новомодную штучку, и это дьявольское изобретение так изранило подонка, что тот вскоре подох от антонова огня[9]. Его участь очень впечатлила нашего пастора, и в ближайшее же воскресенье он разразился проповедью о том, как греховно желать добра ближнего своего! А, каково?

Уиндхэм обвёл офицеров восторженным взором. Шарпу подумалось, что пока несгибаемая Джессика на страже, в их приходе едва ли у кого-то возникнет самоубийственная мысль возжелать полковничьего добра.

Уиндхэм помахал письмом:

— Славный парень наш священник, с лошадью управляется, как драгун. Можете вы себе представить, какой цитатой из Библии он закончил проповедь?

Шарп кротко произнёс:

— Осмелюсь предположить, сэр, Четвёртая книга Моисеева, глава 32, стих 23: «…Испытаете наказание за грех ваш, которое постигнет вас…»

Полковник недоверчиво воззрился на стрелка:

— Откуда, черт возьми, вы знаете?

В глазах Уиндхэма читалось явственное подозрение, что Шарп каким-то сверхъестественным образом перехватывает его почту.

Стоявший среди офицеров Лерой усмехнулся в усы, искренне наслаждаясь ситуацией. Он помнил рассказ Шарпа о том, что в приюте, где тот вырос, это было самое расхожее изречение.

Стрелок не стал посвящать полковника в подробности своего прошлого:

— Цитата показалась подходящей, сэр.

— Подходящая, это уж точно! Наказание за грех постигнет и ухватит за ногу железными зубами капкана! — полковник захохотал и широким жестом указал на своего слугу, принесшего вино, — Думаю, за это стоит выпить. За это и за сегодняшнюю атаку! Угощайтесь, джентльмены!

Пока смеркалось, британская артиллерия сравнивала форт с землёй, но, едва тьма сгустилась, гром канонады сменился звонким голосом рожков, зовущих пехоту на штурм. Французы в городе правильно истолковали молчание вражеских пушек, и их канониры на стенах, опустив жерла своих орудий чуть ниже, принялись бить над фортом по склону Сан-Мигеля. Ядра сеяли смерть в рядах наступающих, но они только теснее смыкали ряды и двигались вперёд. Из города донёсся более глубокий рокот, и небо над озером прочертили огненные строчки фитилей летящих гранат. Французы пустили в ход мортиры. Стрелки из 95-го развернулись в цепь, подковой обогнувшую форт. Вспыхивавшие то тут, то там иголочки винтовочных выстрелов позволяли предположить, что целят зелёные куртки по бойницам. Гарнизон их стрельба не особенно беспокоила, они лихорадочно готовились к отражению штурма.

Из траншеи на вершине холма, откуда Шарп и остальные офицеры наблюдали схватку, ясно виднелось лишь пламя взрывов да сполохи пушечных выстрелов на крепостном парапете. При каждом залпе орудийный ствол извергал длинный язык огня, из недр которого вылетало ядро. Сгусток пламени на долю секунды отрывался вслед за снарядом от жерла и, корчась, таял во мгле. Этот танец огня завораживал, на него можно было смотреть бесконечно, что Шарп и делал, пока рёв множества британских глоток не отвлёк его. Судя по крику, атакующие приблизились ко рву. И споткнулись.