Гвоздь в башке - Юрий Брайдер

— Вот, оказывается, куда судьба занесла вашего предка. И кто же он? Мужчина, женщина?

— Отщепенец, презревший все тамошние законы. Неистовый воин и вдохновенный скальд. Насильник. Грабитель. Неутомимый скиталец. Алчный хищник и в то же время человек широкой души.

— Вы сочувствовали ему?

— До некоторой степени.

— Пытались овладеть его сознанием?

— Всего пару раз… Честно сказать, не до этого было. Уж очень стремительно разворачивались события. Любая оплошность грозила ему смертью. В конце концов так оно и случилось…

— Как долго вы там находились?

— С рассвета и примерно до полудня. Часов пять-шесть. А сколько времени прошло здесь?

— Меньше трех минут.

— Что бы это значило?

— Время в ментальном пространстве и время здесь — разные веши. Наверное, вы научились пользоваться этим обстоятельством. Даже помимо собственной воли. Вскоре за один здешний миг вы сможете прожить там целую жизнь.

— Занятная перспектива. Хотя, если говорить честно, оценить ее по достоинству я пока не могу. Не готов.

— Речь идет о практическом бессмертии. Причем о бессмертии духа, не обремененного дряхлеющим телом.

— По-вашему, дух не подвержен дряхлению?

— Хотелось бы в это верить. Большинство людей к старости глупеют, но это связано с процессами деградации мозговой ткани. А ваш дух, ваше сознание будут перемещаться из одного полноценного мозга в другой, попутно впитывая в себя самый разный жизненный опыт, самые разные впечатления… Впрочем, все это пока относится к области прогнозов. — Пыл его вдруг угас. — А что получится на самом деле — увидим. Дел впереди невпроворот. Главное, чтобы вы научились уходить в ментальное пространство по собственной воле, без всякой посторонней стимуляции.

— Мне бы самому этого хотелось, — признался я. — Да что-то не получается.

— Но, будучи, так сказать, вне пределов этого мира, — он покосился на вентиляционное отверстие, словно вход в ментальное пространство находился именно там, — вы покидаете свою телесную оболочку без всяких проблем. Не так ли?

— Чаще всего мне просто деваться некуда. Я покидаю гибнущую телесную оболочку, как это было сегодня.

— Прикажете убивать вас перед каждым очередным путешествием? — Котяра невесело улыбнулся.

— Нет, второй раз этот номер не пройдет, — заверил я его. — Не запугаете.

— Придется придумать что-нибудь свеженькое.

— Вы-то, конечно, придумаете! Исходя из опыта инквизиции и гестапо. — И тут меня осенило. — А что, если попробовать боль? Я, между прочим, боли боюсь больше, чем смерти. Вот и сбегу от нее куда подальше.

— Мысль дельная. — Котяра окинул меня взглядом, который можно было охарактеризовать как удивленно-уважительный. — В плане умственном, мой друг, вы, безусловно, прогрессируете. Хотя вроде бы учиться не у кого. Все ваши предки не ахти какие мудрецы.

— Жизнь учит, профессор, — сообщил я жизнерадостно. — Да и от вас ума понемногу набираюсь.

— Спасибо на добром слове. Кстати, рассказ о ваших последних похождениях необходимо задокументировать. Когда это лучше сделать?

— Лучше всего — прямо сейчас. А то вдруг забуду что-нибудь важное.

— Отдохнуть, стало быть, не желаете.

— Я не устал. Все происходило как в кино. Успевай только глазами зыркать. Правда, когда наша общая с предком голова развалилась от удара меча на две части, ощущение было не из приятных.

— Тогда приступайте. — Он вложил в мою правую руку диктофон. — Постарайтесь ничего не пропустить. Побольше деталей, имен, географических названий, если таковые упоминались. А я, чтобы не мешать вам, удалюсь.

Выглядел Котяра очень утомленным. Куда более утомленным, чем я (это если судить по моим внутренним ощущениям). Но с ним-то, положим, все понятно. Как-никак глубокая ночь на дворе. Всем нормальным людям давно пора отдыхать. А вот откуда во мне столько прыти? Умей я владеть своим телом — наверное, пустился бы сейчас в пляс. Неужели мне передалась жизненная энергия пращура, сгинувшего тысячу лет назад?

Целых два дня я был предоставлен самому себе, и в конце концов это стало надоедать. Похоже, что слова Котяры сбывались. Я ощущал себя если и не океанской яхтой, запертой в эллинге, то, по крайней мере, застоявшимся конем. Тяга к странствиям в ментальном пространстве оказалась столь же прилипчивой, как и пристрастие к наркотикам.

Каждую ночь я пытался покинуть этот мир, но всякий раз безуспешно. Психологическая установка на суицид, в свое время толкнувшая меня на эту скользкую дорожку, исчезла окончательно, а серьезную боль себе я причинить не мог.

К тому же расстроился сон. За кошмары, регулярно посещавшие меня, нужно было благодарить предков. То я вновь насиловал дочерей Торкиля Длиннобородого, то маршировал по промерзшему плацу, освещаемому только луной да огромными кострами, то тонул в ржавом комарином болоте.

Дабы хоть как-то отвлечься, я пытался припомнить все, что мне было известно о природе времени, и даже строил на этот счет свои собственные теории, в которых скупые крохи научных фактов приправлялись обильным гарниром мистики и пряным соусом фантазий.

На третий день, сразу после завтрака, меня навестил профессор Мордасов. Как человек воспитанный, он минут пять рассуждал о вещах отвлеченных, а к делу приступил лишь после того, как похвалил меня за цветущий вид (что было несомненным преувеличением), и заглазно пожурил Котяру за чрезмерно жесткую методику экспериментов (что совпадало с моим собственным мнением).

Затем Мордасов извлек из портфеля стопку листов, содержавших распечатку моего последнего устного сообщения. Чуть ли не каждая вторая фраза была подчеркнута фломастером — местами красным, а местами синим. Поля, вперемежку с восклицательными и вопросительными знаками, испещряли какие-то похожие на тайнопись закорючки. Не хватало только краткой резолюции в левом верхнем углу — чего-то вроде «К исполнению» или «Категорически отказать».

Короче, над текстом кто-то усердно поработал.

— Я не знаток Средневековой Скандинавии, — словно угадав мои мысли, произнес Мордасов, — а потому передал ваш доклад на экспертизу компетентным специалистам. Естественно, с некоторыми купюрами и без указания источника получения информации. Сразу отмечу, что ваша история выглядит вполне правдоподобно, хотя и не содержит никаких принципиально новых сведений. Рецензент даже счел уместным заметить, что она выглядит как ловкая компиляция норвежских саг. Если что и придает ей убедительность, то не внешняя достоверность общих мест, а отдельные несоответствия с традиционной точкой зрения. Так, например, весьма сомнительно, что в те времена скандинавы держали у себя домашних кошек.