Море Имен - Ольга Онойко

«Опять», — Алей сцепил зубы. Финальная ассоциация ещё не вспыхнула в мозгу, а он уже понял, к чему идёт дело. Совсем недавно он получил подобный ответ на другой вопрос.

Закольцованный мирок Старицы, отрезанный от Реки, — символ недостижимой цели и безнадёжного поиска. Не удастся настроить формулу: в выдаче нет релевантного ответа…

«Нет, — упрямо сказал себе Алей. — Я не сдамся. Если нельзя начинать поиск с отца, я начну его с другой точки».

Шишов, Лев Ночин.

Шишова, Весела Искрина.

Вечер, телевизор, звонок в дверь.

И накрыло, как накрывает океанской волной и взрывной волной: Алей болезненно выгнулся, схватился за голову. Точно раскалённая спица пронзила череп — от виска до виска. Свело судорогой мышцы пресса. Началось видение, яркое и страшное, одуряющее, мучительное.

Теперь в нём был звук.

…Ясень, суровый и тёмный лицом, стоял в коридоре бок о бок с младшим сыном. Иней смотрел на него — преданно, с обожанием, — а он смотрел на двух взрослых, истуканами замерших перед ними.

В комнате орал нелепицы телевизор.

— Вот, значит, как, — тяжело уронил Ясень.

Алей закусил губу: он узнавал голос. Голос нельзя подделать, нельзя, точно нельзя… значит, это папа. На самом деле. Папа вернулся. Папа вернулся живой.

Папа стоял перед мамой и маминым новым мужем.

— Я тебя не виню, Веся, — сказал он. — Мёртвых не ждут.

— Ясик, — беззвучно прошептала та. — Ясик…

— Мне здесь места нет, — глухо продолжал он. — Я пойду. Будь счастлива.

— Ясень! — она рванулась вперёд и застыла, натолкнувшись на его взгляд. — Ясень, я люблю тебя!

— Ты чужая жена теперь, — возразил он печально, — венчанная. Прости, Веся. Прощай.

— Я твоя жена перед Богом! — выкрикнула она и всё же кинулась к нему — как на нож. Схватила за руки, заглянула в холодные чёрные глаза, отпрянула, помертвев… Ясень не шелохнулся.

— Но сына я заберу, — сказал он. — Пошли, Инька.

Иней с готовностью ухватил рюкзак.

— Погодите-погодите! — очнулся Шишов. — Это что, похищение? Я на вас в суд подам! Вас посадят!

— Я забираю своего сына, — спокойно ответил Ясень.

— Нет, — сказал Шишов с ненавистью. — Вы уходите. Сейчас. Иней остаётся.

Иней вздрогнул и испуганно уставился на папу, тронул его за рукав. Ясень улыбнулся сыну.

Алей помертвел. «Как же Иньке там было плохо! — с ужасом понял он. — Я и представить не мог. Думал, просто проблемы. Он же готов куда угодно уйти, даже от мамы уйти, только бы уйти… Он и просто из дому сбежать мог бы, наверно… Господи, почему я не понял этого раньше, я бы его раньше забрал. Какой же я идиот!»

— Ну да, конечно, — насмешливо сказал Ясень. — Пошли, Инь, — и распахнул дверь.

— А ну стой! — рявкнул отчим.

Ясень выпихнул Инея за дверь, себе за спину, и встал в проёме, нехорошо улыбаясь.

Алей заскулил, как брошенный щенок. Он узнавал эту улыбку, этот оценивающий взгляд, эту расслабленную позу. Сейчас папа скрестит на груди руки… скрестил. А теперь привалится плечом к косяку. Точно, привалился. «Не на того напал», — говорит его взгляд, весь он как скрученная пружина, и такой силой от него веет, такой он отчаянный и отважный, умелый, опасный противник, что никто не рискнёт соперничать с ним…

— И что? — спросил папа, задрав брови.

Высокий, толстый, усатый, Шишов надвинулся на Ясеня — и отшатнулся, словно умалившись, спал с лица. Ясень сузил глаза; и в глазах Алея мир дрогнул.

Видение исказилось. Молния взрыла оштукатуренный потолок, песком осыпались стены, дунул ветер и развеял их. Звёздное небо распахнулось над головами, ничего не было больше, ничего, только летящие ковыли и ледяная луна над ними да свод созвездий… Перед бедным глупым Шишовым встал узкоглазый идол, мрачный воин-степняк.

Картина мелькнула и скрылась в одно мгновение, но дыхание перехватило и отчаянно заколотилось сердце: неведомое чувство подсказало Алею, что туда, в ковыльную степь, и ему открыта дорога — только шагни…

А Ясень стоял в дверях и смотрел на хозяина дома.

Шишов, крупный, физически сильный человек, рядом с худым и угловатым Обережем был как тюк ваты рядом с винтовкой.

— Господипомилуй… господипомилуй… — шептала Весела.

Алей вынырнул из грёзы как из воды — воздух кончился в лёгких. Окатил холодом обыденный, здешний ветер, разноголосица ударила по ушам. Шум колёс и гудки машин, пролетающих по далёкой магистрали, отголоски дискотечных песен, дыхание остывающего воздуха: приглушённые звуки городской ночи казались нестерпимым грохотом. Степное безмолвие отлетало как душа — к звёздам…

Мать сидела рядом, сгорбившись, сплетя пальцы в замочек у губ, и шептала молитву.

— Мама? — выговорил Алей.

— Алик? — она подняла глаза, и Алей содрогнулся: мама почернела от горя. — Где Иня?

Алей сглотнул.

— Сейчас. Ещё секунду.

Мама смирно кивнула, положив руки на колени. Алей отвёл взгляд: невыносимо было видеть её лицо. Он понимал. Утром этого дня мама плакала от любви к тому, кто десять лет как был мёртв, а вечером…

Алей торопливо начал рассуждать, гоня лишние мысли.

«Я увидел, что случилось, очень чётко увидел, потому что стоял рядом с мамой и ощущал её память. Значит, они с папой поссорились… Неважно. Мне нужно увидеть, что было потом! — и он опомнился, — нет, не увидеть, найти! Блик! Проклятые картинки, они мне сейчас меньше всего нужны! Цепочка, только цепочка, пожалуйста, больше никаких видений!»

Иней Обережь.

Рюкзак.

Дверь.

Знакомая, родная молния хакерской догадки сверкнула позади глаз; Алей встрепенулся. В лихорадке надежды он потянулся за следующим звеном цепочки, едва видным, но по крайней мере точно существующим. «Дверь, — на всякий случай запомнил он. — Это ключевая точка».

Исчезновение, дверь в никуда.

Пустота. Бесконечность.

Вселенная.

Звёзды.

Солнце, солнце за вечной пеленой облаков, над поющими соснами, над тёмной речной водой. Тихо дремлет на зыби зелёная лодка, мягкий мох стелется по корням, пахнет грибами… «Нет! — почти вслух выкрикнул Алей, — только не это!..» Неимоверным усилием он заставил себя отбросить мысли о Старице и переключиться на реальность.

Ясень Обережь.

Степняк, что явился за данью. Как морской царь из сказки, он забрал самое дорогое.

Море.

Алей судорожно втянул воздух сквозь зубы. По коже подрал мороз. Море было второй ключевой точкой, даже более близкой к истине, чем дверь. «Но при чём тут море? — изумлялся Алей, чувствуя всё же некоторое облегчение. — Какое море? Чёрное, Белое? Мы же в Листве. Или это вообще в переносном смысле?» Одинокое слово влекло за собой слишком много метафор.