Море Имен - Ольга Онойко

Он сжал пальцами переносицу и закрыл глаза.

Папа умер…

Папа — альпинист.

…Оказалось проще, чем он ожидал.

Он встал с ограды палисадника, подошёл к матери и положил руку ей на плечо.

— Ясень, — сказал Алей.

Мама вздрогнула и едва заметно повернула голову.

— Мама, папа ушёл в горы, — отчётливо произнёс Алей. — Я теперь мужик в доме.

На миг все звуки исчезли; немо затрепетали в вышине огромные крылья, исказилось огнистое лицо ночи, и Алей испугался, что сейчас помимо его воли начнётся новое поисковое видение — но нет, обошлось.

— Алик… — ускользающе прошептала мама, но тотчас повторила отчётливей: — Алик?

— Мама, я здесь. Я с тобой.

— Откуда ты… взялся…

— Ты мне позвонила. Ты сказала, что Иня пропал.

— Да… его забрал папа… Алик, — она растерянно заглянула ему в лицо, — я не помню, что я тебе звонила.

Алей прерывисто вздохнул.

— Это неважно, — мягко сказал он. — Мама, пожалуйста, соберись. Времени очень мало. Давай, сядь на скамейку. — Он взял её за руку и повёл. Через пару шагов мама судорожно зевнула, помотав головой, убрала волосы со лба и заметила, наконец, Шишова, стоящего как соляной столб.

— Лёва? — испуганно пролепетала она и дотронулась до его руки. — Алик, что с Лёвой?

— Ступор. Я тебя из такого же вытащил. Я его тоже вытащу, но потом. Сейчас нужно Иньку найти.

— Иня… — мама захлопала глазами, лоб её пошёл морщинами, — Иня… Господи! Алик, он… он… — её рот искривился, на лице выразился ужас. — Алик, его… О Господи, спаси и помилуй!

Она выкрикнула эти слова и застыла, оцепенела, вперившись в темноту так же, как минуту назад, но теперь глаза её были живыми — и страшная, смертная боль текла в них чёрной смолой. Алей стиснул её руки, наклонился к её лицу.

— Мама, — прошептал он, — прости меня, но нужно Иньку найти. Соберись. Расскажи мне, что случилось.

Она заговорила сразу, избавив его от необходимости новых мучительных расспросов. Она сбивалась, захлёбывалась словами, дрожала; Алей обнимал её, сжимал тёплые влажные пальцы и думал, что обязательно отведёт её домой, напоит корвалолом и уложит спать — только сначала найдёт, куда увезли Иньку.

— Иня пришёл со школы весёлый, довольный, — всхлипывала мать, — я подумала, вот счастье-то, успокоился. Он всё равно со мной разговаривать не стал, ушёл к себе в комнату, стал там шебуршиться… в шкафу рыться, таскать чего-то… я и не знала, к чему это он, думала, играет сам с собой… Думала, ну ладно, пускай, хорошо, что повеселел, ещё отойдёт, оттает… маленький… Потом Лёва с работы пришёл, всё тихо, мирно… Сидим, телевизор смотрим. Тут звонок в дверь…

Она содрогнулась. Алей обнял маму крепче. Та не смотрела на него, взгляд её устремлялся куда-то вверх, будто там невидимый телевизор заново показывал всё, что случилось.

— Звонок в дверь, — повторила Весела. — Иня сразу к двери метнулся, и рюкзак… Господи, он рюкзак собирал! Огромный, тяжёлый. В школу с таким не ходил… рюкзак… схватил, и к двери. Он готовился. Господи, помилуй нас. Лёва выскочил, кричит — ты чего дверь открываешь! Ты же не знаешь, кто там! Вдруг воры! А Иня улыбнулся и отвечает — знаю.

— То есть он знал, — одними губами сказал Алей.

— Он ждал. И… дверь… открылась… — по лицу матери побежали слёзы. — И… Яся вошёл.

Алей закрыл глаза.

— Мама, — сказал он. — Ты же знаешь, что папа умер. Ты как-то зациклилась. Может, этот тип очень на него похож, но это не папа! Соберись, вспомни, как он выглядел?

— Алик, — ответила Весела тихо и очень спокойно, — я сначала тоже подумала то, о чём ты подумал. Я решила, что с ума схожу. Но… понимаешь, он постарел. На десять лет. Виски седые, на левой руке шрам вот тут, — она провела пальцами по костяшкам, — не было шрама раньше… Если бы я его вообразила, он бы молодой был. И потом, Лёва ведь тоже его видел.

— Что он сказал? — сухо спросил Алей.

— Сказал… — мать закрыла лицо руками. — Сказал, что заберёт сына и будет его сам воспитывать. И ушёл.

— И всё?

— Нет… не в этом дело… Мы же за ним кинулись. Лифт упустили, потому что… как-то странно… не знаю, почему, остолбенели как-то… но мы его нагнали на углу, они с Иней за руку шли, Яся рюкзак его нёс… они за угол завернули и пропали. И всё. Нигде нет.

— За какой угол?

— За супермаркет. Там ничего такого нет, ты же видел. Спрятаться негде. На машине тоже за миг не уедешь. Я ничего не поняла. Бегала туда-сюда, потом встала… Стою как пыльным мешком ударенная и только думаю, что ты можешь их найти, потому что искать умеешь… а потом всё, — она подняла взгляд на сына. — Ты меня хватаешь и… будишь. А я не помню, как тебе звонила. Алик, что нам делать? Что же теперь делать? Где же Иня?

Алей молчал.

— Но ведь это не мог быть папа, — сказал он, наконец. — Ни старый, ни молодой. Папа погиб.

— Но ведь тела так и не нашли, — просто сказала мать.

— Что?! — Алей вскинулся, потрясённый. — Мама, ты об этом не говорила!

— Тела не нашли, — подтвердила она. — Поиски прекратили. Было очень холодно… четверо суток искали. Решили, что замёрз. Судебным решением признали погибшим.

«Этого не может быть, — Алей отпустил мать, ссутулился и закусил пальцы левой руки. — В любом случае, этого не может быть. Даже если папа чудом выжил — почему он пропал на десять лет? Почему пришёл сейчас? Почему забрал Иню как вор, не объявившись, никому не назвавшись? Разве я меньше хотел бы его увидеть? И… и ещё — куда они делись теперь?..»

Ответов не было.

Но было всё, что нужно для старта поисковой цепочки.

— Мама, — сказал Алей, встав. — Я сейчас буду искать Иню. По-своему. Не трогай меня и не мешай, пожалуйста.

Она посмотрела благоговейно.

— Хорошо.

Он провёл ладонью по лицу, запрокинул голову, сцепил руки за спиной. Уходили вверх белые стены двадцатидвухэтажной башни, пронзённые светящимися окнами квартир. Мерцал кафель облицовки, над крышей сгущался мрак. Звёзд не было. Одинокая Луна висела в небе, похожая на теннисный мячик. Алым глазком подмигивал возле неё бортовой огонёк далёкого самолёта.

Ясень Лазурин Обережь.

Отец.

Живой.

Жизнь, изменившаяся навсегда. Поиск Предела. Выход к Старице. Хакер Улаан-тайдзи, один из лучших в Листве и во всей Росе, не знающий неудач. Лесное изумрудное пламя, тихий переплеск тёмной воды, лодка-ялик, ждущая в заводи. Небо, затянутое облаками.

«Опять», — Алей сцепил зубы. Финальная ассоциация ещё не вспыхнула в мозгу, а он уже понял, к чему идёт дело. Совсем недавно он получил подобный ответ на другой вопрос.

Закольцованный мирок Старицы, отрезанный от Реки, — символ недостижимой цели и безнадёжного поиска. Не удастся настроить формулу: в выдаче нет релевантного ответа…