Любить и верить - Марианна Лесли

Она коснулась пальцами щеки Брюса и почувствовала, что та покрыта мелкими капельками пота. Брюс тяжело дышал, постепенно успокаиваясь.

— Клэр, — тихо сказал он и легко провел пальцем по ее лицу, щеке, шее.

Она прочитала в этом прикосновении любовь, нежность и заботу. Лицо Брюса разгладилось, стало мягким и добрым как прежде.

Она улыбнулась, провела тыльной стороной ладони по его щеке, пытаясь безмолвно сказать о своей безграничной любви. Ей хотелось кричать от счастья, но она молчала и только продолжала гладить его щеку.

Ей не хотелось слов. Не хотелось торопить события. Она подождет того дня, когда он сам поймет, что любит ее, как они нужны друг другу. Она знала, что в конце концов Брюс поймет, если уже не понял.

Брюс поцеловал ее руку, задержал надолго губы на нежной коже, затем медленно оторвал их. Потом погладил ладонью ее растрепавшиеся волосы.

— Твои шпильки растерялись, — сказал он.

— А я и не заметила, — улыбнулась она в ответ.

Они медленно поднялись и оделись. Клэр поежилась, но не от холода. Ее тело все еще содрогалось от недавно пережитого наслаждения.

Она протянула руку, сжала ладонь Брюса. Глаза ее сияли светом любви. Брюс выглядел задумчивым, но прежняя напряженность, казалось, оставила его.

Уха в котелке уже весело булькала. Брюс ненадолго углубился в лес и принес оттуда пучок какой-то травы. Он бросил его в уху, и до ноздрей Клэр долетел такой восхитительный запах, что потекли слюнки.

Они ели уху, снова пили родниковую воду, непринужденно болтая ни о чем, затем гуляли по сосновому лесу, взобрались на вершину горы и любовались оттуда восхитительным видом простирающейся далеко внизу вересковой долины. К вечеру стало прохладнее, и они, завернувшись в одеяла, долго сидели у костра, глядя на языки пламени, и Клэр рассказывала Брюсу о том, как жила эти годы.

Брюс очень удивился, когда Клэр сказала, что за все это время почти никуда не выходила.

— Но почему? — допытывался он. — Ты же всегда была общительной, любила компании, вечеринки. К тому же тебе просто необходимо было отвлечься после того, что ты пережила.

Клэр улыбнулась, но улыбка получилась грустной.

— После… выкидыша я долго болела. Отец уговаривал меня поехать на лечение в Швейцарию, но я отказалась. Я хотела быть ближе к тебе, если тебе что-нибудь понадобится, хотела увидеть тебя, все рассказать, надеялась, что ты передумаешь и согласишься встретиться со мной.

— Но я отказался, — процедил он с презрением. Презрением к самому себе.

— Да, и тогда у меня началась жуткая депрессия. Я не хотела никого видеть. Я часами сидела, уставившись в одну точку, и даже отцу не позволяла навещать меня. Через некоторое время меня все-таки уговорили посетить психотерапевта, и он посоветовал мне заняться каким-нибудь делом, которое было бы мне по душе. Тогда я пришла в реабилитационный центр и попросила принять меня на работу. Так я стала там работать и не только избавилась от депрессии, но и полюбила свою работу всем сердцем. Но никакие компании больше не привлекали меня, и по вечерам я в основном сидела дома, смотрела телевизор, читала. Увлеклась психологией. — Она помолчала. — Все это время я очень скучала по тебе, — прошептала она.

Брюс вздрогнул и посмотрел на нее. Затем, протянув руку, нежно взял ее за подбородок и повернул к себе ее печальное лицо.

— Я больше не гожусь для нормальной жизни, ты же сама видишь. Я разучился доверять людям.

— Даже мне? — с болью в голосе спросила она.

— Ты — исключение, — с ласковой улыбкой ответил он.

— Вот видишь, — просияла Клэр, — если ты научился доверять мне, то научишься доверять и другим. Да, я знаю, в мире много зла и злых людей, но добра больше, поверь мне. Я поняла это, работая в центре. Если ты только оглянешься вокруг, ты сам увидишь, сколько добрых, порядочных людей нас окружает. Не можешь же ты навсегда изолировать себя от внешнего мира. Рано или поздно тебе придется вернуться. Пожалуйста, позволь мне помочь тебе сделать это. Прочти дневник. Возвращайся в Лондон и подай на пересмотр твоего дела. Когда ты будешь оправдан и восстановлен в профессии, жизнь снова вернется в нормальное русло, все изменится к лучшему, вот увидишь.

— Но прошлого это не изменит.

— Не изменит, но ведь прошлое потому и называется прошлым, что оно уже прошло и, каким бы оно ни было — плохим или хорошим, — его уже не вернешь. Да, прошлое часто крепко держит нас и не желает отпускать, но нужно найти в себе силы перевернуть страницу и жить настоящим. И будущим. Я же смогла, и ты сможешь.

Брюс напряженно всматривался в догорающий огонек костра. Глядя на его профиль, четко вырисовывающийся на фоне темнеющего леса в свете угасающего пламени, она молча молила его внять ее словам. Как ей хотелось вновь увидеть счастливую, ничем не омраченную улыбку на его лице, знать, что демоны прошлого больше не терзают его.

Он тихо заговорил:

— Я не могу ничего тебе обещать, Клэр. Единственное, что я обещаю, это подумать над твоими словами, над тем, что я узнал от тебя, и над тем, что произошло в последние дни. Я благодарен тебе за то, что ты не побоялась приехать сюда ко мне, за то, что открыла правду. Все эти годы я ненавидел тебя и презирал, считая одной из виновниц всех своих бед, предательницей. А оказалось, что предателем-то был я. Не думаю, что когда-нибудь смогу простить себя.

— Но ты не должен винить себя. Ты ни в чем не виноват. Ты жертва обмана и несправедливости. Мы оба жертвы. Если кто и виноват, то только мой отец, и Господь уже призвал его к ответу. Не нужно растрачивать себя на ненависть к мертвому человеку. Он больше не причинит нам зла.

— Ненависть к твоему отцу не может сравниться с той ненавистью, которую я испытываю к себе самому.

— Нет, прошу тебя, не надо! — взмолилась Клэр. — Не надо больше ненависти. Она разъедает душу. Ты должен простить себя. Я уже давно простила.

Он поднял голову и посмотрел на нее.

— Почему, Клэр? — Его глаза напряженно вглядывались в ее лицо в поисках ответа. — Почему ты простила меня, ведь я отказался от тебя, бросил в самую тяжелую минуту?

— Ты не бросал меня. Ты не мог быть рядом.

— Но я подписал документы о разводе и, как уверил тебя твой отец, больше не желал иметь с тобой ничего общего из-за потери ребенка. И потом, уже в тюрьме, я отказался встретиться с тобой, хотя ты пыталась неоднократно. Ты имела полное право возненавидеть меня и была бы права.

— Я никогда, ни единой минуты не испытывала к тебе ненависти. Жгучая обида и невыносимая, разрывающая сердце боль — да, но, ненависть — никогда.