Водоворот - Питер Уоттс

И становится еще хуже. Запястник дезинфицируют.

Трафик по всей системе идет в одном направлении: такое происходит лишь тогда, когда его кто-то гонит. Естественный отбор — или, иными словами, увенчавшийся успехом метод проб и ошибок у тех самых, давно забытых предков — снабдил 128 удобным правилом для таких случаев: плыви по течению. 128 загружается в узел «Мериды».

Неудачное решение. Тут вообще не развернуться; чтобы просто влезть внутрь, приходится разделиться на четырнадцать фрагментов. Со всех сторон жизнь борется за существование, переписывает себя, сражается, разбрасывает вокруг свои копии в слепой надежде, что случайная удача пощадит одну или две.

128 отражает нападки паникующих яйцекладов и оглядывается. Двести сорок ворот; двести шестнадцать уже закрыто, семнадцать еще работают, но соваться туда, похоже, не стоит (входящие логические бомбы; дезинфекция явно идет не только здесь). Оставшиеся семь настолько забиты удирающей фауной, что вовремя пройти внутрь шансов нет. Почти три четверти локального узла уже обеззаражены: у 128 остались, наверное, миллисекунды, прежде чем он начнет терять собственные частицы.

Наносекундочку: а вот эти ребята, прямо там, каким-то образом перепрыгивают через очередь. Даже не живые, всего лишь файлы; но система обслуживает их в первую очередь.

Один из них едва замечает, когда 128 вскакивает ему на спину. Они проходят вместе.

***

Гораздо лучше. Милый просторный буфер, пара терабайт, если не больше, где-то между последним узлом и соседним. Не конечная цель пути — всего лишь зал ожидания, — но для тех, кто играет по правилам Дарвина, смысл имеет лишь настоящее, а оно выглядит неплохо.

Поблизости вроде никакой другой жизни нет. Хотя рядом болтаются еще три файла, включая лошадку, на которой проехался 128: едва живые, но все равно почему-то заслуживающие королевского обращения, из-за которого их по-быстрому вытащили из «Мериды». Они развернули рудиментарных автодиагностов и, ожидая, выискивают у себя синяки.

128 прекрасно подготовлен к использованию такой возможности благодаря унаследованной от предков подпрограмме, хотя и отвечает им вечной неблагодарностью. Пока вьючные лошади рассматривают, чего у них там под попоной, 128 украдкой заглядывает им через плечо.

Два сжатых почтовых пакета и автономный кросс-груз между двумя узлами дополнительной рассылки. 128 аж субэлектронно вздрогнул. От подобного он всегда держался подальше; слишком много его братьев уходили на такие адреса, и никто не возвращался. Тем не менее взглянуть на пару строчек рутинной информации не помешает.

И она оказывается довольно интересной. Если отбросить излишества форматов и адресов, то все три файла объединяют две примечательные черты.

Во-первых, в Водовороте этих лошадок всегда пропускают вне очереди. Во-вторых, все они содержат текстовую последовательность «Лени Кларк».

128 буквально сделан из цифр. Он прекрасно знает, как сложить два и два.

С притворством было покончено задолго до того, как Перро поступила на службу.

Она знала, что когда-то тех, кто заболевал на Полосе, лечили прямо на месте. Тогда на побережье существовали клиники, по соседству с собранными на скорую руку офисами, куда беженцы приходили и сдавали анкеты, надеясь на лучшее. Тогда Полоса еще была «временной мерой», всего лишь промежуточным решением до тех пор, «пока мы не разберемся с завалом». Люди вставали у двери и стучались: сквозь нее тек постоянный, пусть и небольшой поток.

Совершенно несравнимый с волной, которая уже шла позади.

Теперь не осталось ни офисов, ни клиник. Н'АмПацифик давно махнул рукой на растущий прилив: уже многие годы никто не называл Полосу перевалочным пунктом. Она превратилась в конечную остановку. А сейчас, когда и за Стеной дела пошли худо, свободных больниц уже и не осталось.

Работали только загонщики.

***

Они пришли, как только взошло солнце, когда смена Перро почти закончилась. Налетели, словно огромные металлические шершни: более агрессивная порода «оводов», с мордой, ощетинившейся иглами и тазерными узлами, брюхом, растянутым из-за сверхпроводящих ма­нипуляторов, которые могли оторвать человека от земли. Обычно к таким мерам не прибегали: полосники привыкли к периодическим инъекциям во имя общественного здоровья, терпели иголки и зонды со стоическим спокойствием.

Правда, в этот раз некоторые огрызались и ворчали. Перро даже видела, как два загонщика, работавшие в тандеме, подняли сопротивляющегося беженца в воз­дух — один держал, другой брал образцы в недосягаемости от странно недовольной орды внизу. Несмотря на десятиметровую высоту, подопытный пытался сбежать. Казалось даже, что ему это вот-вот удастся, но Перро переключила канал, не дожидаясь финала. Маячить вокруг не было смысла; в конце концов, загонщики знали, что делают, а у нее оставались другие обязанности.

Су-Хон занялась поисками.

На побережье пышным цветом рос клубок противо­речащих друг другу слухов. Лени Кларк жила на Полосе, Лени Кларк покинула ее. Она собирала армию в Северной Калифорнии, ее съели заживо к северу от Корваллиса. Она была Кали, а Амитав — пророком ее. Она забеременела от Амитава. Ее нельзя убить. Она уже умерла. Там, где она появлялась, люди стряхивали с себя апатию и неистовствовали. Там, где она появлялась, люди умирали.

Историй было хоть отбавляй. Даже «овод» Перро принялся их рассказывать.

***

Она допрашивала азиатку у границы Северной Калифорнии. Фильтр поставила на кантонский: перед глазами полз английский текст, который сразу озвучивался шепотом в наушниках.

Неожиданно возник сбой. Голос в ухе Перро настаивал, что «Я не знаю эту Лени Кларк, но слышала об Амитаве», а на экране возникло нечто совсем иное:

ангела мщения. Без дураков. Лени Кларк, так ее звали

ее отыскать, но всяких Лени Кларк в регистре-то навалом

слыхали о таком месте - Биб? В общем, одно понятно

— Подождите. Подождите секунду, — сказала Перро. Беженка послушно замолчала.

А текст продолжал ползти по экрану.

Лени? Это ее имя?

Информация быстро исчезла, как только Су-Хон очистила окно. Но тогда заговорили наушники.

— Лени Кларк была слишком... даже ваши антидепрессанты, кажется, на нее не действовали, — сказали они.

Слова Амитава. Их она запомнила.

Только это был не его голос, а что-то холодное, лишенное всякой интонации и акцента. Очень знакомое и нечеловеческое. Произнесенные слова конвертировали в стандартный код, а потом реконструировали на другом конце: простой трюк для уменьшения размера файла, но интонация и чувства в процессе исчезают.