Пришествие землян - Ли Бреккет

Следы деятельности рук человеческих уже давно остались позади. Голые горы поднимались, заслоняя звезды, залитые слабым лунным светом — воплощением зла, сатанинскими чарами. Селден сам себе удивлялся — его страх куда-то пропал. Вероятно, он просто уже достиг высшей точки нервного напряжения. Во всяком случае, он видел и понимал все отчетливо, но как бы со стороны.

Он не испугался даже тогда, когда увидел, что арфисты и факельщики вошли в устье огромной пещеры. Пещера оказалась такой огромной, что люди в ней могли свободно шагать по десять человек в ряд. Арфы звучали теперь приглушенно, едва слышно, и голоса запели на низких нотах. Селден почувствовал, что процессия спускается куда-то вниз. Странное и ужасное нетерпение вдруг проснулось в нем, и это он уже не мог объяснить никак.

Остальные, по-видимому, испытывали те же чувства, поскольку шаг толпы немного ускорился и струны зазвучали более энергично.

И вдруг стены исчезли. Все вышли на открытую холодную площадку, совершенно, непроницаемо темную — настолько темную, что горящие факелы казались просто светящимися булавочными головками.

Песнопение прекратилось. Толпа встала, образовав полукруг, и замерла. Впереди стояли арфисты, а еще дальше — сама по себе, небольшая группа людей.

Кто-то из них скинул с себя накидку, и Селден увидел женщину в багровом. Странно, почему-то он был абсолютно уверен, что это Лелла, хотя в свете факелов была видна только серебряная маска, скрывавшая лицо, — очень древняя, с невероятно странным выражением жестокости и сострадания. Женщина взяла в руки слабо светящуюся круглую лампу и подняла ее вверх, и арфисты вновь ударили по струнам. Остальные шестеро тоже скинули плащи. Трое мужчин и три женщины, все обнаженные и улыбающиеся.

Теперь арфы заиграли какой-то бодренький мотивчик, и женщина в багровом принялась раскачиваться в такт мелодии. Голые начали танцевать, глаза их были совершенно стеклянные, светящиеся безумным счастьем, и было видно, что люди находятся в сильном наркотическом опьянении. Женщина в багровом повела их за собой во тьму, издав долгий, мелодичный, сладостный призывный клич.

Арфы умолкли. Только голос женщины звучал в темноте, и ее лампа светилась где-то вдали, как туманная путеводная звезда.

Вдруг за лампой возник глаз: посмотрел на собравшихся и исчез.

Селден видел толпу, жрицу и шестерых танцоров. На какую-то долю секунды они вырисовались тенями на фоне небесного глаза, как вырисовываются силуэты на фоне взошедшей луны. Потом в Селдене что-то надломилось, и он упал, цепляясь за спасительное забвение и бесчувствие.

Остаток ночи и следующий день они провели в доме Фирсы Мака, стоявшем у черного канала, а на улицах кипело безумное веселье, настоящий разгул страстей. Селден сидел, высоко подняв голову, и время от времени по его телу пробегала судорога.

— Это неправда, — повторял он снова и снова. — Такого просто не может быть.

— Допустим, не может, — возразил Альтман, — но оно есть. Это факт, и против факта вам нечего возразить. Теперь вы понимаете, зачем мы привезли вас сюда?

— Вы хотите, чтобы я рассказал об этом в Бюро… об этом?..

— Да. Расскажите в Бюро и всем тем, кто захочет выслушать вас.

— Но почему именно я? Почему вы не выбрали кого-нибудь поважнее — например, какого-нибудь дипломата?

— Мы уже пытались сделать это. Помните Лафлина Херерта?

— Но он умер от сердечной… О!

— Когда Бентам рассказал нам о вас, — проговорил Фирса Мак, — мы подумали, что вы достаточно молоды и сильны, чтобы пережить подобное потрясение. Мы сделали все, что могли, Селден. Мы пытаемся сделать это уже многие годы — я и Альтман…

— Но они не желают нас слушать, — добавил Альтман. — Просто не желают. И продолжают посылать сюда детей, хороших, славных детей, желающих добра, с их нудными няньками, которые даже не подозревают… Я просто не отвечаю за последствия. — Он посмотрел на Селдена с высоты своего гигантского роста.

— Это тяжелая ноша. Большая ответственность, Селден, — негромко сказал Фирса Мак. — Мы даже гордимся, что нам выпала такая доля. — Он кивнул в сторону невидимых гор. — Это — невероятная, разрушительная сила. В первую очередь Джеккара, потом, возможно, Валкис и Барракеш — и вообще я говорю о тех, чья жизнь зависит от канала. Такое способно уничтожить, смести. Мы знаем. Это наше внутреннее дело, оно касается только Марса, и нам вовсе не хочется впутывать сюда пришельцев. Но Альтман мой брат, и я обязан заботиться о его соплеменниках, так что я говорю вам: жрица предпочитает выбирать жертв для жертвоприношения среди чужеземцев…

— И как часто? — слабо прошептал Селден.

— Дважды в год, когда встает Безумная Луна. В остальное время она спит.

— Луна спит, — повторил Альтман, — но если ее пробудить, или напугать, или разъярить… Ради всех святых, Селден, скажите им, чтобы они хотя бы понимали, куда лезут!

— Как вы можете жить здесь, среди такого… — в бешенстве начал Селден.

Фирса Мак изумленно посмотрел на него, не понимая, как вообще можно задать такой глупый вопрос.

— Потому что мы всегда жили среди такого. Селден умолк, молча уставившись на него.

Он так и не уснул, а когда Лелла неслышно вошла в его комнату, в ужасе закричал.

На второй день путники выскользнули из Джеккары и отправились назад через пустыню к скоплению камней, где их ждал вертолет. С Селденом летел только Альтман. Они молча сидели в кабине. Селден был погружен в раздумья, но краешком глаза видел, как Альтман время от времени поглядывает на него, и в глазах его явственно читались горечь и понимание поражения.

В сумерках всплыли сверкающие купола Кахоры, и луна Дендерон повисла на небе.

— Вы не собираетесь ничего им говорить, — констатировал Альтман.

— Я не знаю, — прошептал Селден, — не знаю…

Альтман ушел, оставив гостя на посадочной площадке. Больше Селден не видел его. Он нанял кэб, вернулся в отель и немедленно запер за собой дверь номера.

Его окружили привычные, нормальные вещи — и к нему, наконец, вернулся рассудок. Он уже был способен более спокойно разобраться в своих мыслях.

Если он поверит в подлинность того, что видел, значит, он просто обязан рассказать об этом — даже если никто не захочет его слушать. Даже если его руководители, учителя, спонсоры, те, перед которыми он благоговел и чьего расположения искал, будут в шоке и станут презирать его. Они покачают головой и навсегда закроют перед ним свои двери. Даже если он будет навечно приговорен принадлежать той внешней тьме, которую населяют люди, подобные Альтману и Фирсе Маку. Даже при этом условии он должен сказать.