Элементарно, Холмс! (сборник) - Уилсон Гаан

Еще через три сотни метров Хагин ровным голосом отдал отрывистый приказ заглушить двигатели. Когда они замолчали, воцарилась глубокая тишина. «Куколка» встала на якорь у северного берега – вдалеке виднелись поля с домами, стадами и лошадьми. Не успел корабль замереть, как четыре человека – две команды волонтеров, среди которых был Уилкс – покинули борт и полезли на дамбу.

Хагин приказал Сайджерсону и даже Даффи оставаться внизу с ранеными, лечь и закрыть глаза. Сам он будет нести вахту на мостике и разбудит их в случае необходимости. А пока, сообщил он своим солдатам, их задача – отдыхать.

Еще не наступил полдень.

Внезапно Сайджерсон услышал звуки – легкое поскрипывание судна, храп и стоны людей, треск сверчков. Он открыл глаза и понял, что проспал большую часть дня. Солнце наконец пробило облака и окрасило изогнутую стену каюты в ярко-оранжевый цвет. Сайджерсон заметил, что ему уже не холодно. Температура резко повысилась.

Затем он неожиданно осознал, что именно его разбудило. Стук лошадиных копыт. Лошади!

Капитан Даффи спал рядом с ним на полу непробудным сном. Стараясь не потревожить его, Сайджерсон медленно сел и поднялся на ноги. Наверху солдаты лежали, словно спички, покрывая каждый дюйм палубы. Все они спали, большинство – с оружием в руках. Небо на востоке начинало темнеть, предвещая закат и теплую тихую ночь.

Обходя людей и развешенную для просушки одежду, Сайджерсон добрался до лестницы на мостик, откуда увидел, как два человека на неоседланных лошадях взбираются на дамбу. Одним из них был Уилкс. Он ехал на великолепном черном арабском скакуне. Продемонстрировав поднятые вверх большие пальцы, Уилкс спрыгнул на землю и снял с конской шеи ficelles – набитые продуктами сетки из грубой нити.

«По крайней мере, хлеб», – подумал Сайджерсон, и его рот неожиданно наполнился слюной. Он видел толстый багет, торчавший из сеток, а также бутылки – очевидно, молоко или даже вино, – зелень и другие продукты, завернутые в бумагу и ткань. Над его головой скрипнуло капитанское сиденье. Подняв глаза, Сайджерсон увидел на верхней ступени лестницы полковника Хагина. Полковник посмотрел вниз и махнул здоровой рукой, приказывая подняться на мостик.

– Вы спали? – спросил он, когда Сайджерсон преодолел лестницу.

– Да, сэр. Спасибо.

– Вы голодны?

– Нет, сэр.

– Не нужно быть мучеником, мистер Сайджерсон. Конечно, вы голодны. Нам по-прежнему сопутствует удача. Оба поисковых отряда нашли сочувствующих местных жителей и немного продуктов. – Он показал на еще четыре ficelles под капитанским сиденьем. – Второй отряд вернулся час назад с этими припасами, но я хотел узнать, повезет ли Уилксу, прежде чем браться за них. Судя по всему, ему повезло, так что угощайтесь хлебом и сыром. Ну вот и хорошо. На дне также есть молоко, полагаю, немного теплое, но пить можно.

Хлеб был свежим, упругим, с толстой корочкой. Сыр – белоснежным, твердым и ароматным, а молоко – действительно теплым, с густыми сливками. За свою долгую жизнь Сайджерсон побывал в лучших ресторанах мира, но теперь подумал, что никогда прежде не пробовал ничего вкуснее.

Пока он жевал, Уилкс и его спутник спустились вниз и забрались на борт «Куколки», нагруженные добычей. Сидевший на капитанском месте Хагин сверился с часами, посмотрел на низко стоявшее над горизонтом солнце и принял решение. Он поднялся и наклонился к Уилксу:

– Пора будить людей, капитан Уилкс. Здесь, наверху, есть еще пища.

Еще не успело окончательно стемнеть, а отдохнувшие солдаты уже насытились хлебом, сыром, молоком, вином, сосисками, ветчиной, салатом, даже шоколадом. Они провели краткий молебен за раненого солдата, который скончался. Тело решили оставить на борту и вернуть в Англию, чтобы похоронить на родном берегу.

Теперь они медленно шли по каналу, погасив ходовые огни, негромкий шум двигателей «Куколки» гулко разносился над водой, напоминая паровозный визг и лязг. Стоя на носу вместе с Уилксом, Сайджерсон высматривал свет понтонных мостов, которые находились где-то впереди.

– Боши услышат это корыто, – заметил Уилкс.

В молодости Сайджерсон часто проявлял нетерпеливость, граничившую с грубостью, объясняя людям очевидные факты, которых те не замечали. Время смягчило его характер.

– Да, в конце концов мы идем по каналу, верно, Уилкс? Время от времени здесь и должны ходить лодки.

– Вы правы. Полагаю, я просто нервничаю.

– Прекрасно вас понимаю.

Помолчав, Уилкс спросил:

– Сколько ходок вы совершили?

– Сразу точно и не скажешь. Может, двадцать.

– Без перерывов?

– Практически.

– Корабль совсем плох.

– Он нас выручал.

– Что ж, я благодарен, что вы нас подобрали.

– Благодарите себя, если вы занимались радио. Мы просто оказались поблизости.

– И тем не менее. Когда я думаю о тех беднягах, которые все еще ждут…

Они замолчали. Сайджерсон всматривался в темноту за бортом. Низко висящая половинка луны отражалась в воде. По обеим сторонам можно было различить поля, тянувшиеся к горизонту. На севере располагался Дюнкерк. Тусклое оранжевое зарево висело в небесах, и время от времени они слышали – или ощущали – глухой удар, тяжелую артиллерию или бомбы, заглушавший даже шум двигателей «Куколки». Но сейчас поля и луна были ближе, и Сайджерсон оказался на тихой воде неожиданно теплой ночью. Он насытился и отдохнул. Он почти мог представить, что вновь оказался дома, в Саут-Даунз. Внезапно для самого себя он произнес:

– Не ожидал увидеть вас на том скакуне. Без седла.

В темноте Уилкс спросил:

– Вы знаете лошадей?

– Когда я был мальчишкой, они составляли мою жизнь. Я по-прежнему их люблю, хотя теперь у меня нет ни одной. Но я сажусь в седло при каждом удобном случае.

– Я тоже. Сегодняшний мальчик – настоящее чудо.

– Он просто позволил вам сесть на него?

– Я добыл немного сахара. И перехитрил его. Но когда оказался на нем, он мне подчинился. Такой красавец. Несся как ветер.

– Жаль, что Хагин не позволил мне отправиться за продуктами.

– Да, это была неожиданная награда.

– Лейтенант Уилкс, если это вы с мистером Сайджерсоном производите такой шум, попрошу вас умолкнуть, – отрывисто бросил с мостика Хагин.

– Есть, сэр.

В десять часов солдаты покинули борт и вскарабкались на дамбу. Хагин заметил впереди огни и решил, что это город. Он приказал Даффи остановить «Куколку» и пристать к берегу. Не меньше пятнадцати минут после их ухода Даффи с мальчиками прождали в растущем волнении на мостике судна.

Сайджерсон находился под палубой, со спящими и страдающими ранеными. Он сидел перед радио, пытаясь перехватить важные донесения о перемещениях немцев, прислушиваясь к переговорам лодок, по-прежнему участвовавших в «Динамо».

План Хагина был простым. Он собирался «нанести удар за Корону» и по возможности отвлечь бронетанковые войска, смыкавшиеся вокруг Дюнкерка. Но никто – включая полковника – не верил, что им удастся уничтожить хотя бы один понтонный мост. Идея заключалась в том, чтобы поднять шум и немного замедлить неумолимое вражеское наступление. Затем солдаты вернутся на «Куколку» и, если смогут, доберутся до Ла-Манша.

Битва началась с серии небольших взрывов – ручных гранат Миллса или чего-то им подобного. Затем последовало несколько резких хлопков, разнесшихся над каналом. Хлопки быстро перешли в непрерывную перестрелку. Небо впереди осветилось вспышками минометного огня, и характерный треск английских «Бренов» сменился более глубоким отрывистым рокотом немецких тяжелых орудий.

Сайджерсон понимал, что, даже если Хагину удалось, как он надеялся, застать немцев врасплох, полковник недооценил силу бронетанкового арьергарда. Или столкнулся с несколькими отрядами, шедшими к линии фронта. Сайджерсон поднялся на палубу и замер в темноте, прислушиваясь. Огонь велся почти непрерывно. На горизонте можно было различить какой-то постоянный сильный источник света – возможно, прожекторы или фары собранных вместе автомобилей, очевидно, нацеленные на людей Хагина.