Зеркало маркизы - Наталия Ломовская

Марина, как и Муза, окончила театральный институт. Она была, пожалуй, неплохой актрисой. На характерные роли. Ей удавались образы сварливых старух, вредных свах, гадких приживалок. Но она хотела играть только романтических героинь, как Муза. Ходила на все кинопробы. Прельщенные красотой актрисы, подкупленные ее лестью, режиссеры давали Марине роли. Но выходило посредственно. Без огонька, без перчика. Романтические героини получались все одинаковые, слишком хорошие. Вероятно, потому что Марина знала, каково это – быть сварливой, гадкой, вредной. А каково быть хорошей, она так никогда и не поняла.

Годы шли, и многое изменилось. Отошел в мир иной незаметный муж Марины. Сначала она ощутила облегчение, потом недоумение. Выяснилось, что ничтожный человечек с плешью, брюшком и по-бабьи покатыми плечами был уважаемым человеком. На панихиде его сослуживцы говорили прочувствованные речи.

И делали это искренне. Что вообще бывает редко. Муза скромно сидела где-то на краю стола. Она красиво прикладывала к глазам обшитый кружевом платочек. Эта лицемерка делала вид, что хочет быть как можно более незаметной. Но она, конечно, оказалась в центре внимания. И речи, в которых восхваляли прекрасные качества покойного Марининого супруга, адресовали именно ей, Музе. И это ей целовал с нежным сочувствием ручку седовласый красавец, отставной министр, пришедший почтить память товарища. С Мариной сделалась истерика, она некрасиво выла и била себя в грудь, обтянутую колючим черным гипюром. Ей принесли воды, валерьянки и уложили на диван в кабинете ресторана, где проходили поминки. Скоро про вдову все забыли, выпивали и закусывали. Марина лежала одна в темноте, тихонько икая и отрыгивая валерьянкой.

Хуже всего было то, что смерть супруга подорвала благосостояние семьи. Марина привыкла ни в чем себе не отказывать, особенно не задумываясь о том, откуда все это берется. И Людка, дочь, тоже выросла избалованной, что твоя принцесса. Ей непонятно было, почему они больше не могут платить прислуге, отчего в холодильнике перевелась вдруг красная икра, не говоря уж о черной. В общем-то, мать и дочь не бедствовали – Муза отказалась от прав на родительскую квартиру, и Марина сдавала ее, тем и жила. Но ведь вы учтите, господа, что Муза тем временем выскочила замуж в третий раз! За того самого седовласого красавца, отставного министра. И уехала с ним в Англию, потому что в России, как выразилась она напоследок, стало грязновато и неспокойно.

Скажите пожалуйста, какие мы нежные! Грязновато, видите ли! Муза присылала шмотки и помогала деньгами, но это обстоятельство не могло смягчить сердца сестры. Она всегда находила, за что обидеться на Музу, и очень умело могла свои чувства продемонстрировать, так что Муза всю жизнь чувствовала перед Мариной вину и пыталась ее искупить. Безуспешно. Она была слишком красивой, слишком счастливой, слишком успешной для того, чтобы Марина простила ее.

Все немного изменилось в новом уже веке, когда овдовевшая Муза вернулась в родные пенаты. Марина встречала ее, ожидая увидеть несчастную даму в поношенном черном платье, выходящую из плацкартного вагона. Но Муза, естественно, прибыла самолетом и оказалась одета во что-то невероятно розовое и лиловое, опиралась на трость с хрустальным набалдашником в виде черепа. На нее озирались.

– Что это на тебе? – ахнула Марина. – Разве ты не в трауре?

– Представь, нет. Мы с Вольдемаром договорились на случай, если кто-нибудь из нас умрет, что другой не станет носить траура и кислую физиономию. А напротив, постарается украсить свои последние дни и вообще всячески прожигать жизнь. Правда отличная мысль? Смотри, эта шляпка – полная копия шляпки Ее Величества!

Муза стала прожигать жизнь. Она купила дом за городом и набила его под завязку картинами, скульптурами, антикварной мебелью. За каким-то необыкновенным зеркалом ездила аж в Кинешму.

Марину это все страшно раздражало. Ее раздражало, что сестра купила старый дом, разваливающийся, как и она сама, когда можно было выстроить модный коттедж. Ее бесило, что Муза тратит столько денег на никому не нужную рухлядь, в то время как родной племяннице уже давно нужна новая машина. А больше всего она злобилась из-за того, что Муза постоянно зазывала ее к себе жить. Марина всей душой хотела бы жить в особняке сестры среди чудесных вещей, принадлежащих ей, но быть приживалкой? Слуга покорный!

Переехать все же пришлось, появился благовидный предлог – после инсульта у Музы отказали ноги, и за ней теперь нужен был уход. Марина собрала вещи не медля. К тому же квартира была нужна Людочке, которая унаследовала от матери сложный характер и все никак не могла ни толком выйти замуж, ни найти нормальную работу. Первое время все шло на лад. Особенно если учесть, что Музу теперь было за что пожалеть – она обезножела, сидела в кресле и обслуживать себя не могла. Марина въехала в комнату на втором этаже. Муза любезно предложила сестре взять все вещи, которые ей понравятся, для обстановки комнаты. Марина приготовилась чувствовать себя счастливой.

И счастье пришло к ней.

Каждое утро, просыпаясь в одиночестве на широкой постели, сладко потягиваясь, она удивлялась сама себе – до чего, оказывается, приятна жизнь! Как хорошо просто жить, просто двигаться, ощущая свое тело. Просто смотреть по сторонам, видеть зелень травы, синеву неба, слышать пение птиц… И зачем она потратила невозвратимые года на бессмысленные обиды, на зависть и месть, когда жизнь так прекрасна, так нежна, шепчет на ухо такие заманчивые обещания?

Тут впору бы ощутить печаль и горечь, но Марина не могла больше себе этого позволить. Она и без того потратила много времени зря. Ей уже немало лет, времени может не хватить на то, чтобы насладиться жизнью как следует. Тьфу-тьфу-тьфу, она вполне здорова, а кроме того, им с сестрой достались такие удачные гены, что при благоприятном освещении обе выглядят вдвое моложе своего возраста. Муза-то начинает сдавать, а вот она, Марина… Жгучий, ядовитый формалин зависти словно законсервировал ее. Так что Марина должна прожить еще долго-долго и успеть получить удовольствие от всего, что раньше доставляло ей только муку. Например, можно плавать в бассейне. Или слушать музыку. Или кататься на автомобиле…

Марина стала лихо водить ловкий автомобильчик сестры, полюбив кататься по ночному городу. И в одну из этих поездок она нашла Милана. Свою запоздалую женскую судьбу.

Она ехала медленно, и сначала ей показалось, что этот мужчина просто идет по улице. Торопится в гости или вышел за сигаретами, да мало ли что! Но потом она подумала, что незнакомец, пожалуй, движется как-то слишком уж напряженно, словно старается идти как можно быстрее, не срываясь при этом на бег, чтобы не быть замеченным. А потом настигнутым. И тут же раздались звуки погони – крик, топот, неприятные сухие щелчки, которые Марина слышала только в кино. И тогда она приняла самое важное решение в своей жизни. Лихо подрулила к обочине, распахнула дверцу и крикнула: