Парад искажений (СИ) - Филатов Валерий

После встречи с Глушко Ткачёв поехал на дачу — проведать группу Кума. По дороге Андрей Викторович раздумывал о том, что теперь у него в подчинении целая сеть подразделений, начиная от официальных и заканчивая законспирированными. И ему в скором времени понадобиться бухгалтер, чтобы вести по всем расходы. И если Хмель и Глушко как-то сами могли обеспечивать себя, то группу Кума поддерживать стоит, несмотря на то, что Ткачёв оформил бойцов в собственную охрану.

— Здравия желаю, — пробасил Кум, пожимая ладонь генерала, вышедшего из машины. — Мы тут немного хозяйничаем. Ты уж не серчай.

Ткачёв отмахнулся, увидев незначительные изменения — навес над столом и расширенный погреб.

— Собирайтесь. Через неделю едем в Узбекистан. Работы много, времени мало, — Ткачёв коротко объяснил Куму задачу. — Едем спецбортом, так что пишите список необходимого снаряжения.

— А я?! — спросил Трофимов.

— Ты, Пал Палыч, нужен мне здесь. Твою задачу объясню позже.

Гурам Ефимович размеренно поедал торт «Славянка», купленный Ткачёвым в кулинарии ресторана «Рига».

— Вот что я вам скажу, Андрей, — Толь с удовольствием хлебнул чай. — Вам никак нельзя, чтобы на Брежнева было совершено покушение. Этого допустить ни в коем случае нельзя! Чтобы Леонид Ильич рассердился на Рашидова необходимо сделать что-то такое… выходящее за рамки их дружбы. И чтобы Брежнев увидел это своими глазами. Тогда вам будет зелёный свет по Рашидову.

— И как это сделать?!

— Думайте, Андрей, думайте… Брежнев стал очень самолюбив. Сыграйте на этом. Допустите, что покушение на него сам Рашидов и подготовил. У вас же, наверняка, есть куча материала по окружению Шарафа. Насколько я помню, самый его близкий соратник — это Ахмаджон Адылов. А этот человек способен на многое. И хотите, я вам дам небольшой совет?

— Слушаю…

Толь тщательно собрал остатки торта из коробки и отправил в рот, блаженно зажмурившись.

— Если вы решили идти до конца, то не отступайте. Ни перед чем. Смертей будет! Мама не горюй! А вы такой муравейник собрались разворошить! Так что слабину давать нельзя.

— Что-то мрачно вы говорите, Гурам Ефимович, — нахмурился Ткачёв.

— Почему мрачно, Андрей? — Толь облизал ложку. — Вы, наверное, не знаете, что президенту США Рейгану подготовили доклад под названием «Изменение образа человека»?

— Впервые слышу.

— Вот и я об этом…

— А вы откуда знаете об этом докладе?!

Толь улыбнулся.

— Я — старый еврей, Андрюша. У меня есть свои источники. К тому же, я всё ещё могу сопоставлять факты.

Ткачёв усмехнулся.

— И что же?..

— А вот что, — Гурам Ефимович с сожалением взглянул на пустую коробку из-под торта. — Нынешний капитализм в Америке переживает трудные времена. Он такой, знаете ли, консервативный. Проще говоря — устаревший. К тому же, развитию капитализма, как ни странно, мешает соцлагерь. А это, как ни крути, СССР и страны Варшавского Договора. Плюс Монголия, плюс Китай и Вьетнам. А если ещё взять Кубу и некоторые африканские страны, то капитализму станет совсем плохо. Рынков сбыта нет, понимаете?! Сейчас капитал ещё держится на производстве оружия, но это продлиться недолго, если не расширять рынок. И не делать его либеральным.

— Простите, но я не понимаю чем отличается консервативный капитализм от либерального.

Толь огорчился.

— Плохо, Андрей. Экономика — одна из важнейших наук. Ещё древние греки вывели совокупность социальных норм и практик, предназначенных для обеспечения необходимых условий существования общества.

— А причем тут капитализм?! — удивился Ткачёв.

— А при том, что это одна из форм существования общества. Консервативный — это когда общество устанавливает правила, а либеральный — правила устанавливает индивидуальность. Чувствуете разницу?

— Не совсем, — растерялся Андрей Викторович.

— Элохим! — воскликнул Толь. — Генерал КГБ не понимает разницы между общественным и индивидуальным! Куда катится мир!

— Ладно, ладно, — Ткачёв на секунду обиделся. — Понял я… И что?!

— А то, что в США и на Западе полным ходом идёт переход к либеральному экономическому порядку, — гневно махнул рукой Гурам Ефимович. — И ценности будут изменяться. Вот, например, одна из участниц разработки доклада по изменению образа человека профессор Колумбийского университета, выдающийся антрополог…

— Кто?!

— Человек, изучающий людей в прошлом и настоящем, — Толь будто не заметил возгласа Ткачёва и невозмутимо продолжал. — Американка Маргарет Мид активно выдвигала тезис о том, что семья — это не естественный институт общества, а наоборот — противоестественный. И выдает это за научное открытие.

Удивленный Ткачёв даже споткнулся на ровном месте.

— Она что — совсем дура?! Как она может быть каким-то там профессором?!

— Это становится нормой, Андрей. Маргарет Мид была в «неформальных отношениях» с другой женщиной.

— Так она мужик что ли? — задал идиотский вопрос Андрей Викторович.

— Нет, — Толь многозначительно улыбнулся. — У неё было два или три мужа, но она любила женщин. Две её любовницы тоже были антропологами.

— Тогда я ничего не понимаю, — признался генерал, падая на стул. — Если президент Америки прислушивается к людям, по которым «плачет» психушка, то что будет дальше?!

— Вот и готовьтесь к тому, что готовиться наступление либерально-экономической модели капитализма, где всё покупается и продаётся. Всё, Андрей! Мерилом отношений будут не честь, совесть и остальные никому не нужные морально-нравственные догмы, а деньги. У кого денег больше, тот и прав, — закончил Гурам Ефимович.

Ткачёв, сидя в машине и глядя на мелькающие огни вечерней Москвы, с неким отвращением понимал, что многого не знает. А ведь сколько ещё предстоит узнать!

Вот живёт себе человек. Женщина. Имеет мужа, детей и работу. Но любит в постели женщин. Это что же они там вытворяют?! Андрей Викторович даже закашлялся, пытаясь представить такие «игры». Это как же разум человека вывернут?!

Трофимов обеспокоенно взглянул на генерала через зеркало, но Ткачёв только отмахнулся. Нет, он знал, что некоторые люди страдают недугом мозга и хорошо, что в его милицейском прошлом не было таких преступлений, связанных с мужеложством. Обычно, такие преступления, которых было единицы, тщательно скрывались от общественности, а человек, пойманный на нём, отправлялся на лечение в психиатрическую больницу. Чтобы такие преступления были в порядке вещей и не рассматривались, как преступление, Андрей Викторович не мог представить.

И дело было не в том, что на Западе на такое «закрывали глаза», а в том, что такие люди начинали диктовать свои условия обществу, подводя его под изменения во всех сферах жизни. Так, глядишь, и педофилию узаконят!

Ткачёв решил, что на сегодня хватит думать об этом. Завтра ему предстоит поездка в штаб Московского военного округа и надо бы подумать о том, как предупредить Хмеля о своём приезде в Ташкент.

— Пал Палыч, а за нами нет хвоста? А то утром Жевнов рассказал мне неприятную историю…

— Не пойму я, товарищ генерал. Если нас ведут, то делают это очень грамотно.

Ткачёв нахмурился.

— Плохо. Мы сегодня были на всех «точках». Пал Палы, предупреди всех, пожалуйста, чтобы смотрели по сторонам. Да сам посматривай…

1982 Глава 18

Ткачёва и группу Кума посадили на борт, отправляющий в Узбекистан груз военного назначения. В предписании так и было написано — сотрудник НИИ легкой промышленности и трое сопровождающих с грузом лабораторных инструментов.

Пилоты «Ан-12» с изумлением рассматривали четырех обыкновенных мужиков весьма не молодого возраста, похрапывающих в транспортном отсеке под мерный гул моторов.

Ткачев перед отлётом послал в Ташкент Жевнова, чтобы тот предупредил Хмеля о том, что к нему в помощь прибывает сам генерал с «группой поддержки». Андрей Викторович не сомневался, что Хмель найдёт способ найти его. К Ткачёву подойдет какой-нибудь древний аксакал и с акцентом шепнёт: