Призрак миссис Рочестер - Линдси Маркотт

незнакомка подошла ближе, я поняла, что обозналась; просто женщина мне кого-то напоминала.

Она была одета как для какого-нибудь модного приема, а не для калифорнийского пляжа с его холодными ветрами: короткое льняное платье без рукавов, босоножки на высокой платформе – да и бледно-розовый прозрачный шарфик на шее служил частью наряда, а не источником тепла.

– Извините, – повторила она. – Не подскажете, где мне найти Эвана Рочестера?

– Только что его видела. Он направлялся к шатру организаторов.

– И где это? Я спешу. Мне надо быть на другом мероприятии в Купертино. – Что ж, это объясняет ее наряд.

– Идите дальше к воде, там увидите верхушку белого шатра.

– Вы уверены, что он там?

Ее властный безапелляционный тон вызвал у меня мгновенное и отчетливое чувство антипатии.

– Нет, не уверена, – отрезала я. – Но даже если нет, его легко заметить. Он высокий, с темными кудрявыми волосами…

– Я прекрасно знаю, как он выглядит.

Теперь в ее голосе звучала собственническая нотка, отчего моя неприязнь только усилилась. И очаровательная внешность женщины совсем не помогала: изящная, грациозная, с блестящими темными волосами, подчеркивающими овал лица и миндалевидные темные глаза.

– Отлично, – ответила я. – В таком случае без проблем отыщете.

Она слегка склонила голову набок, изучая меня.

– Вы же не из его компании, верно?

– Нет.

– Так с кем же вы тогда? Из «ВиСи»? Или «Хагерсли Бразерс»?

– Нет, – коротко ответила я. – Я сама по себе.

Она прищурилась, явно разрываясь между любопытством и подозрением. Оставшийся краешек солнца, ярко вспыхнув, скрылся за горизонтом, и с воды подуло прохладой. Женщина зябко повела плечами.

– На пляже настоящий мороз.

– Вечером всегда так. Если нормально одеться, то совсем не холодно.

Она снова наклонила голову.

– Да. Что ж, спасибо за помощь. – Женщина отвернулась, уже делая шаг к воде, и в этот момент порыв ветра подхватил ее затрепетавший тонкий шарф, открывая длинную шею, где почти у затылка, на загривке, темнело родимое пятно.

Уродливое, большое. Пурпурно-красного цвета, в форме параболы и слегка сморщившееся.

Или нет, не родимое пятно. Скорее похоже на шрам. Может, от ожога?

Она явно хотела его скрыть, потому что торопливо дернула шарф обратно и потуже завязала концы и только потом пошла дальше.

Я наблюдала, как она с трудом пробирается по песку на этих смехотворно высоких каблуках. Кто-то выкрикнул ее имя, и она обернулась. Было похоже на «Лауру». Или «Лану». Ветер унес большую часть звуков.

Но оно совершенно точно начиналось на «Л».

Раздалось громкое шипение.

И тут белая змея взлетела в небо и взорвалась, осветив темное небо над океаном белыми сверкающими хризантемами.

– Отис? – На обратном пути водителем назначили меня. Девочки, объевшись чипсами и фастфудом вместе с украдкой раздобытым пивом и устав от внимания, крепко спали на заднем сиденье, да и Отис уже клевал носом.

– А? – пробормотал он.

– Поздно вечером приехала женщина, ей около тридцати, очень хорошенькая, с короткой стрижкой, волосы темные. И одета была по-вечернему, не для пляжа.

– Не заметил…

– Ее звали как-то то ли Лаура, то ли Лана, и на шее сзади шрам.

Он озадаченно повернулся ко мне:

– О чем ты вообще говоришь?

– О девушке, которая искала Эвана. Я подумала, может, это она послала ему те тюльпаны.

– Какие тюльпаны?

– Ну помнишь, когда Эван обустраивал новый офис, прислали вазу с белыми тюльпанами, огромный букет еще не распустившихся цветов?

– А, да. Так это были тюльпаны? Я решил, что это какие-то лилии.

И он уснул, тихонько похрапывая.

Беатрис

Торн Блаффс, 17 декабря

12:30 дня.

Лилии, лилии, лилии, лилии.

Голоса поют в голове, когда я все глубже втыкаю нож в подмышку. Боль резкая, словно укус. Кровь течет струей, покрывая нож, лезвие, рукоять, и стекает на пол душевой кабины.

И тогда я делаю второй разрез, между бедром и лобком, и кровь струится уже по ноге.

Еще разрез, небольшой, прямо по границе лобка. Боль колет точно жало, но мне хорошо. Так я снова чувствую себя Бити Джун.

Теперь я вся в крови и вожу по ней ножом, и все кричу, кричу без звука, внутри себя. А потом кладу окровавленный нож в пакет из «Неймана Маркуса».

Выдрав клок волос с макушки, обмакиваю их в кровь и кладу в тот же пакет, а потом разрешаю себе сползти на пол по стене.

Сев прямо под душем, поджав колени к груди, крепко прижимаю руку к телу, чтобы кровь из всех порезов остановилась, и вспоминаю, как я впервые порезала себя.

Мне было двенадцать, я жила в доме у приемной семьи, ту женщину звали Эмити. Служба опеки отправила Рикки в другой дом, и Эмити отказалась давать мне его телефон. Но Рикки узнал, где я, и рано утром бросил мне в окно ком грязи. Я выбралась через то же окно, и мы сбежали на остров Амилия, в Фернандина-Харбор. Рикки одолжил у пристани катер. Он был умный, очень умный, и умел заводить мотор без ключа. Он отвез нас в открытое море, остановился и бросил якорь.

Нацепив на крючок креветочную голову, он забросил леску в воду, и через какое-то время она дернулась. Рикки вытянул уродливую рыбу, судорожно забившуюся на дне лодке.

– Ого, Би Джи, это иглобрюх. Смотри. – Рикки ткнул в белый живот рыбы, и иглобрюх надулся в большой шар со сложенным бантиком, точно для поцелуя, ртом.

Я рассмеялась, надула губы и наклонилась к рыбе.

– Какого черта ты делаешь? – Рикки тут же схватил меня, не давая склониться.

– Хочу его поцеловать. Проверить, превратится ли рыба в принца.

– Господи, Бити Джун! Ты вообще мозги потеряла или как?

– Да я просто пошутила. Думала, будет весело.

Оглушив рыбу ударом о лодку, он выбросил ее за борт.

– Они же смертельно ядовитые! – объяснил он. А потом повел катер с такой скоростью, что мы начали подскакивать на волнах так, что я испугалась, а Рикки, наоборот, ликовал: – Тут быстрина!

Катер трясся так, будто мы вот-вот перевернемся, и я закричала:

– Остановись! Мне страшно! Я не хочу утонуть!

– Ты можешь справиться с течением, Би Джи. Ты выиграла все последние соревнования, одиннадцать подряд. Остальные тебе и в подметки не годятся.

– Рикки, я не могу. Это течение слишком сильное.

– Конечно, можешь. Вот что тебе нужно сделать. Эти разрывные течения от берега – мерзкие, но узкие. Ты даешь себя увлечь, пока не почувствуешь, что их хватка ослабла, и тогда сделаешь рывок в сторону и поплывешь к берегу. Для пловца вроде тебя – плевое дело.

Лодку все еще трясло, и я по-прежнему кричала