Времена года - Арпад Тири

несколько раз бумагу (это был список погибших офицеров штаба дивизии) и начал громко читать.

Матэ стоял в сторонке и с удивлением смотрел на генералов, которые обходили окопы и что-то говорили друг другу. Вскоре они скрылись за деревьями, но их взволнованные голоса были слышны и оттуда.

Вечером начальник полиции пригласил Матэ на рыбалку, но, устав от поездки, тот отказался. Он решил отдохнуть дома. Из головы не выходило увиденное.

В половине шестого позвонили из обкома партии:

— Где генералы?

— Уехали.

— Очень хорошо. Надеемся, что вы все им показали.

Через полчаса раздался новый звонок:

— Никуда не отлучайтесь, скоро вам будет передано важное сообщение.

В восемь часов позвонили снова и сообщили, что на строительство в районе отпущено четыре миллиона форинтов, по всей области это самая крупная сумма. Матэ, разумеется, очень обрадовался, но все же спросил:

— Это и есть ваше важное сообщение?

— Нет, — ответили ему. — Сообщение получите завтра утром или послезавтра, а до тех пор из райцентра никуда не выезжайте.

Подходя к дому, Матэ еще издали увидел, что прокурор не спит: в комнате горел свет.

«Наверное, опять учится», — подумал Матэ, представив себе по-юношески тонкую и подвижную фигуру прокурора, склонившегося в густом облаке табачного дыма над юридическими книгами и судебными делами, которые он, стараясь разобрать и запомнить, перечитывал по два, а то и по три раза. Матэ нравились в прокуроре его юношеская энергия и любознательность.

Войдя во двор, Матэ остановился и подумал: «Нужно будет скосить этот сухой бурьян, а то однажды ночью кто-нибудь подожжет его, и огонь перекинется на дом». Войдя в комнату, он снял пальто и, бросив на стул, пошел умываться.

— Завтра твоя очередь идти за водой, — сказал ему прокурор, не отрываясь от своих бумаг.

Матэ налил в тазик немного воды, чтобы осталось и на утро.

— Завтра я хотел бы поехать домой, — сказал он. — Но ничего не получится: звонили из обкома и просили пока из города никуда не выезжать.

— Наверное, снова прикатит какая-нибудь делегация, — предположил прокурор.

— Только бы не такая, как эта, — заметил Матэ, вытирая руки полотенцем, от которого приятно пахло травами; Магда обычно клала их в шкаф с бельем. Матэ невольно вспомнил, как генералы бросились к окопам.

Неожиданно по окну словно прутом хлестнули.

— Слышал? — спросил Матэ и посмотрел на прокурора.

Этот звук насторожил их: последнее время никто не беспокоил по ночам.

— Гаси свет! — крикнул прокурор и, вскочив из-за стола, отпрыгнул к стене.

Через мгновение стекло со звоном разлетелось, а на пол упал брошенный в комнату камень.

— Ну, теперь не уйдешь! — крикнул прокурор и бросился к выходу. Осколки стекла хрустели у него под ногами.

Матэ поспешил за ним. У колодца схватил с земли камень, но, когда они выскочили на улицу, там никого не оказалось. Оба остановились у ворот в нерешительности, не зная, что делать дальше. За десять месяцев пребывания здесь они уже не раз оказывались в подобном положении. Осмотрелись, но ничего не увидели на пустынной улице, кроме высоких заборов, за которыми, казалось, ничего не было.

— Если бы я узнал, где прячутся эти мерзавцы, я бы вытащил их на белый свез! — зло проговорил прокурор.

— Трусливые негодяи! Хотя бы раз посмели показать свои грязные морды, фашисты! — выкрикнул Матэ в безмолвную улицу. Он в бессильной ярости сжимал в руке камень, потом со злостью запустил им в фонарный столб.

Оба вошли в дом и, не зажигая огня, сели. Спать уже не хотелось. Прокурор, сидя на кровати, по-мальчишески болтал ногами и вертел в руках булыжник, которым было выбито стекло.

«Если это булыжник, — размышлял он про себя, — то следует вывод, что эти негодяи имеют какое-то отношение к строительству дороги».

— Проклятое место, — сказал он вслух, в темноте глядя на Матэ. — Ты ради них сил не жалеешь, жизнью рискуешь, а спать должен ложиться с мыслью, не подожгут ли ночью твой дом.

Матэ промолчал.

Комната тем временем основательно выстыла. Прокурор достал из шкафа пуховое одеяльце. Они легли и укрылись. Оба лежали, тесно прижавшись друг к другу, словно родные братья.

— Послушай-ка, прокурор! — заговорил после некоторого молчания Матэ.

— Что такое?

— А мне ночью снилась собака.

— Собака — это хорошо, означает верность.

— А ты откуда знаешь?

— Моя мать всегда объясняла мне сны.

Снова замолчали. Каждый думал о своем. Услышав, что прокурор засопел, Матэ отвернулся к стенке и задремал.

И приснилось ему, будто рядом спит Магда, хрупкая и стыдливая, какой она была до встречи с ним.

Уже засыпая, Матэ решил, что завтра обязательно даст Магде телеграмму: пусть она отправит ребенка к матери, а сама едет к нему. Прокурор, если она приедет, сможет переночевать у себя в кабинете.

Утром погода испортилась, стало холоднее. Из-за реки медленно плыли дождевые тучи. Матэ налил в голубой тазик воды, бросил туда несколько горстей сухого гороха, чтобы он размок, и ушел на работу. Шел невыспавшийся и злой, перешагивая через дождевые лужи. По дороге в райком зашел на почту и отправил Магде телеграмму. В райкоме ему передали, что звонил начальник полиции. Предчувствуя что-то недоброе, Матэ тут же созвонился с ним.

— На мосту через Драву ночью закололи вилами сельского партсекретаря, а тело сбросили в реку, — сообщил Матэ начальник полиции. — Что ты на это скажешь?

Матэ сначала растерялся, а затем спросил:

— Иштвана Куна?

— Да, Иштвана Куна.

Матэ вспомнил, как на последнем партактиве Иштван Кун, улыбаясь, подошел к нему и спросил, получит ли его родственник пропуск в пограничную зону. Воспоминание об этой улыбке больно кольнуло Матэ в сердце, а все его старания и усилия, которые он прилагал до сих пор, работая в районе, показались ему мизерными и никому не нужными.

— Он умер? — спросил Матэ.

— Главный врач сейчас оперирует его в больнице.

— Преступника задержали?

— Хорошо еще, что ты не требуешь от нас, чтобы мы его уже казнили, — усмехнулся начальник полиции. — Нам пока ничего не известно. Следователь выехал на место преступления.

Райкомовская «шкода», похожая спереди на кривоногого железного пса, тяжело тронулась в путь. Проехали кукурузные делянки, на которых еще не начали ломать початки. Ближе к реке пахота сменялась заливными лугами, на высоких местах виднелись небольшие рощицы, в которых до поздней