Джунгли - Эптон Синклер

Снова надвигалась зима, еще более грозная и жестокая, чем в прошлые годы. Стоял октябрь, и началась предпраздничная горячка. Чтобы на рождественские праздники хватило мяса, машина боен должна была работать до поздней ночи, и Мария, Эльжбета и Онна — винтики этой машины — работали по пятнадцати — шестнадцати часов в сутки. Выбора не было: если они хотели сохранить место, они должны были работать столько, сколько требовалось; кроме того, это добавляло кое-какие крохи к их заработкам, и, надрываясь, они несли свою непосильную ношу. Они ежедневно начинали работу в семь утра, в полдень съедали обед, а затем уже ничего не ели до конца работы, до десяти — одиннадцати часов. Юргис предложил ждать их, чтобы помогать им добираться домой; но они и слышать об этом не хотели: на удобрительной фабрике сверхурочной работы не было, и ждать Юргис мог только в пивной. Каждая из них выходила в темноту и плелась к углу, где они обычно встречались, а если оказывалось, что остальные две уже ушли, то садилась в трамвай и всю дорогу мучительно боролась со сном. Когда они приходили домой, то от усталости уже не могли ни есть, ни раздеться и пластом валились на постель в одежде и башмаках. Если они не выдержат, они обречены на гибель, если справятся — у них зимой будет достаточно угля.

Незадолго до дня Благодарения налетел снежный буран. Начался он после полудня, а к вечеру намело уже порядочно снега. Сперва Юргис хотел дождаться женщин, но затем он зашел в пивную обогреться, выпил две рюмки и сбежал от искушения; дома он прилег в ожидании и сразу уснул. Его мучили кошмары, он проснулся и увидел, что Эльжбета трясет его за плечо и плачет. Сперва он даже не понял ее слов — Онна не вернулась домой. Он спросил, который час. Было уже утро, время собираться на работу. Онна не ночевала дома! А на улице был мороз и крутом лежали глубокие сугробы.

Юргис вскочил. Мария плакала от страха, ребятишки хныкали, не отставал от них и Станиславас, охваченный ужасом перед снегом. Юргису потребовалось только надеть башмаки и пальто, через полминуты он уже выбежал на улицу. И тут он сообразил, что спешить не к чему, что он не знает даже, куда идти. Было темно, как ночью, падал густой снег. Царила такая тишина, что слышно было, как с шорохом ложатся на землю хлопья. За несколько секунд, пока Юргис стоял в нерешительности, снег облепил его с головы до ног.

Он побежал к бойням, останавливаясь у незапертых пивных, чтобы навести справки. Онна могла выбиться из сил по дороге, могла попасть в катастрофу на бойне. Добравшись до ее фабрики, он стал расспрашивать ночного сторожа, но тот не слышал ни о каких несчастных случаях. В табельной, уже открытой, табельщик сказал ему, что накануне номерок Онны был перевернут и, значит, с фабрики она ушла.

После этого Юргису оставалось только ждать, расхаживая взад и вперед по снегу, чтобы не замерзнуть. Бойни уже ожили, вдалеке выгружали из вагонов скот, через дорогу работали в темноте грузчики, перетаскивая в вагоны-ледники двухсотфунтовые куски говядины. Перед рассветом хлынула все сгущавшаяся толпа рабочих, они дрожали от холода и покачивали на быстром ходу судками с обедом. Юргис встал возле окна табельной — единственного места, где было хоть немного света. Шел такой густой снег, что Юргис, боясь пропустить Онну, заглядывал в лицо всем проходящим.

В семь часов утра пришла в движение вся машина боен. Юргис должен был уже стоять у своей удобрительной мельницы, но вместо этого он в мучительном страхе ждал Онну. Только через четверть часа он увидел возникшую из снежного тумана фигуру и с криком бросился к ней. Это была Онна, бежавшая изо всех сил. Увидев Юргиса, она покачнулась и почти упала в его раскрытые объятия.

— Что случилось? — взволнованно спросил он. — Где ты была?

Прошло несколько секунд, прежде чем Онна перевела дух и смогла ответить.

— Не сумела добраться до дома, — прошептала она, — Снег… Трамваи не ходили…

— Но где же ты была? — настаивал он.

— Пришлось пойти к подруге, — невнятно ответила Онна, — к Ядвиге.

Юргис облегченно вздохнул и вдруг заметил, что Онна всхлипывает и дрожит, словно у нее начинается один из тех нервных припадков, которых он так боялся.

— В чем дело? — закричал он. — Что с тобой?

— О Юргис, я так испугалась! — Онна исступленно прижалась к нему. — Мне было так страшно!

Они стояли возле табельной, и на них оглядывались. Юргис отвел Онну в сторону.

— Но почему? — растерянно спросил он.

— Я боялась, я так боялась! — всхлипывала Онна, — Я знала, что ты не догадаешься, где я, и я не знала, что ты можешь натворить. Я старалась добраться до дома, но я так устала. О Юргис! Юргис!

Он так обрадовался ее возвращению, что больше ни о чем не мог думать. Ее смятение, ее страх, ее бессвязные слова не вызвали у него никаких подозрений — все это казалось пустяками по сравнению с тем, что она вернулась. Он дал ей выплакаться, но было уже около восьми часов, и если бы они задержались дольше, у них вычли бы еще за час работы, поэтому Юргис ушел, а Онна осталась у дверей фабрики; лицо ее было бело, как бумага, а в глазах застыл смертельный ужас.

Затем последовала еще одна короткая передышка. Близилось рождество, снег не таял, мороз пробирал до костей, и каждое утро Юргис, спотыкаясь в темноте, почти на руках тащил свою жену на бойни. Но однажды ночью наступил конец.

До праздников оставалось три дня. Мария с Эльжбетой вернулись около полуночи и, увидев, что Онны еще нет, переполошились. Они не нашли ее на условленном месте и, прождав немного, пошли к ней в цех, но, узнав, что работницы разошлись еще час назад, тоже отправились домой. Снег в ту ночь не шел, было не очень холодно, и все-таки Онна не вернулась! На этот раз, должно быть, случилось что-то серьезное.

Они разбудили Юргиса, и, приподнявшись, он сердито выслушал их. Должно быть, она опять пошла к Ядвиге, сказал он, Ядвига живет всего в двух кварталах от боен, а Онна, наверно, устала. Ничего с ней не случилось, а если и случилось, то все равно до утра ничего сделать нельзя. Юргис повернулся на другой бок, и не успели женщины закрыть за собой дверь, как он уже храпел.

Утром, однако, он встал и ушел раньше обычного. Ядвига Марцинкус вместе с матерью и сестрами жила по другую сторону боен, неподалеку от Холстед-стрит, в полуподвальной комнатушке. Ее Миколас недавно получил заражение крови и потерял руку, так что о свадьбе следовало позабыть навсегда. Чтобы попасть к Ядвиге, надо было пройти через узкий задний двор. Юргис увидел свет в окне и услышал шипенье сковородки. Он постучал с тайной надеждой, что ему откроет Онна.

Но вместо Онны сквозь приоткрытую дверь на него смотрела одна из сестренок Ядвиги.

— Где Онна? — спросил Юргис.

Девочка удивленно переспросила:

— Онна?

— Да, — сказал Юргис. — Разве она не здесь?

— Нет, — ответила девочка, и сердце Юргиса упало.

В ту же минуту из-за спины сестренки выглянула Ядвига. Увидев Юргиса, она мгновенно спряталась, потому что была еще не совсем одета. Юргис должен ее извинить, начала она, но мать очень больна…

— Онна не у вас? — спросил Юргис.

Он был слишком встревожен, чтобы дослушать до конца.

— Нет, — ответила Ядвига. — А почему вы решили, что она здесь? Разве она собиралась прийти к нам?

— Нет, но она не вернулась домой, и я подумал, что она здесь, как в прошлый раз.

— Как в прошлый раз? — удивленно повторила Ядвига.

— Как в тот раз, когда она ночевала у вас, — объяснил Юргис.

— Это какое-то недоразумение, — перебила его Ядвига. — Онна никогда не ночевала у меня.

До его сознания не сразу дошел смысл ее слов.

— Да нет же, Ядвига! — воскликнул он. — Две недели назад, она мне сама сказала, — в ту ночь, когда шел снег и она не могла добраться до дому.

— Это какое-то недоразумение, — повторила девушка. — Она не приходила сюда.

Юргис оперся о косяк, а обеспокоенная Ядвига (она любила Онну) широко распахнула дверь, придерживая на груди кофточку.

— Вы, наверно, ее не поняли! — взволнованно сказала она. — Должно быть, речь шла о ком-то другом. Она…

— Она сказала, что была здесь, — настаивал Юргис. — Она рассказала мне о вас, и как у вас дела, и о чем вы говорили. Вы уверены? Может, вы забыли? Может, вас не было дома?

— Нет, нет! — воскликнула Ядвига, но тут до них донесся сварливый голос:

— Ядвига, ты простудишь ребенка. Закрой дверь!

Юргис постоял еще с минуту, что-то растерянно бормоча в узкую дверную щелку, а затем, так как говорить больше было не о чем, попрощался и ушел.

Он брел оглушенный, не сознавая, куда идет. Онна обманывала его! Онна лгала ему! Что все это значит, где она тогда была? Где она сейчас? Он не только не мог разобраться в случившемся — он и осознать этого как следует не мог, но тысячи диких подозрений роились у него в мозгу; им овладело ощущение надвигающегося несчастья.