Путешествие по Востоку и Святой Земле в свите великого князя Николая Николаевича в 1872 году - Дмитрий Скалон

Невольно закралось сомнение. Что, если они вздумают нас ограбить? Или, еще хуже, увести в степь и потребовать выкуп? Дело нехорошее! А, кажется, Холу-паша просил не отделяться! Ну, будь, что будет! А может быть и нечего беспокоиться, бедуины скрылись с глаз, и, вероятно, свернули куда-нибудь в сторону. Рассуждая таким образом, я подвигался вперед, пытая безлюдную даль и не желая тревожить Обермюллера, не сообщал ему своих опасений. Вправо от нас была глубокая рытвина; впереди отроги невысоких холмов незаметно пересекали пустыню, сливаясь для глаз в ровную поверхность своими вершинами.

Я было забыл бедуинов, и стал опять, придерживаясь направления на выдававшуюся группу Галилейских гор, разбирать знакомые следы подков и поступи лошадей, которые давали мне возможность выбирать тропу. Как вдруг, ничего не видя пред собою, мы явственно услышали топот скачущих коней, а через минуту, совершенно неожиданно, бедуины выскочили с правой стороны из рытвины. Я только успел повернуть им навстречу, а Обермюллер вскрикнул: «Ну! Что теперь с нами будет!», как мы были мигом окружены со всех сторон. Из рытвины они поднялись по тропинкам в несколько рядов, с опущенными наперевес копьями, поровнявшись с нами, некоторые поклонились; а один даже показал мне рукою дорогу, и, затем, продолжая скакать, также быстро исчезли за холмами.

Все это произошло так скоро и неожиданно, что я успел только ответить на поклон, свернуть опять на тропу и расхохотаться не оправдавшемуся страху. Но, должно откровенно сознаться, что испугался, когда неожиданно увидел, что человек тридцать всадников, с опущенными копьями, выскочили из рытвины прямо на нас. Оправившись от страха, я стал подтрунивать над доктором, которому эти похождение пришлись совсем не по сердцу.

– Подождите же! – кричал он мне. – Куда вы едете? Чорт знает что!

– Так что же делать! Ведь не оставаться же здесь, не назад же идти? Легко может случиться, что Великого Князя проведут другою дорогой, так, что мы его даже не увидим. С тропы я не собьюсь. А что тут стоять, что вперед идти, все также подвергаешься возможности нападения. Так поедемте лучше вперед!

Мы продолжали путь; через некоторое время обогнали спешившегося заптие (так называют составленную из курдов земскую полицию); лошадь его чуть волочила ноги. Между тем тропа спустилась в небольшую долину, по которой изредка возвышались вековые дубы, низкорослые, с корявым стволом и густою макушкой мелкой листвы. Мы остановились в ней, чтоб оправить лошадей и осмотреться.

Я въехал на пригорок и увидел, что мы находимся недалеко от нашего привала. Предо мной расстилалась долина Иордана, эта глубочайшая впадина, низменность которой у Мертвого моря опускается до 1300 футов ниже поверхности океана. Я мог окинуть взором только часть этой гигантской морщины земной коры; начиная от горы Хермон, откуда берет свое начало Иордан, вдоль гор Галилеи и до Генисаретского озера. Далее, очертание песчаного и раскаленного Гора[18] исчезали в голубой завесе сгущенного испарениями воздуха.

С особенною любовью я всегда хранил и лелеял в памяти впечатления детства, когда учил священную историю; когда, и случайно познакомившись из детских повестей с крестоносцами, увлекся их подвигами и мысленно сопутствовал моим героям по Малой Азии, Сирии и Палестине. Прошли годы, и вот как забилось мое сердце, когда я различил сквозь густую синеву воздуха бирюзовую поверхность Генисаретского озера, любимого местопребывания Христа Спасителя. Меня охватило невыразимо отрадное чувство!.. Я видел пред собою Обетованную Землю, где с раннего детства витало мое воображение. Мои первые грезы и мечты посетить ее – исполнились! Я стою на пороге страны, где жил Божественный Учитель, у колыбели христианского учения. Как ярко светит солнце, как нежно очерчены контуры гористой Галилеи и зеркальные поверхности озер, между которыми, по дну долины, Иордан изредка сверкает как рассыпанная нитка бриллиантов.

После привала, через полтора часа ходу, мы спустились к Иордану и остановились у моста «Дочерей Иакова»

Через малое время мы добрались до привала и рассказали товарищам наши похождения. Каково же было наше удивление, когда мы узнали, что шайка пеших бедуинов напала на людей, следовавших с припасами, но была отбита и разогнана не замеченным ею конвоем, который следовал сзади и успел переловить из них четырех человек. А пред тем за две недели были ограблены англичане, путешествовавшие в числе двух мужчин и трех дам; их раздели донага и оставили на произвол судьбы. Можно себе представить, что испытали эти путешественники.

После привала, чрез полтора часа ходу, мы спустились к Иордану и остановились у моста «Дочерей Иакова» с развалинами предмостного укрепления и сторожевой башни, римской еще постройки. Название моста «Дочерей Иакова» дано ему по народному преданию, будто праотец Иаков, возвращаясь из Месопотамии, переправлялся чрез Иордан в этом месте.

Первым моим делом было подойти к священной реке и омыть себе голову. При ширине около 6–7 сажень, она быстро течет, образуя по иловатому дну глубокие яры, или каскады, на небольших, пересекающих ее порогах. Лагерь был разбит на левом берегу, найдя который сырым, Его Высочество приказал спальные палатки перенести на правую, каменистую сторону.

Пока мы перебирались, пригнали захваченных конвоем бедуинов. Паши послали за ближайшим шейхом. Когда он приехал, выкурили с ним трубки, угостили кофеем, а грабителей жестоко отодрали и отпустили домой. Кроме того они вынесли не меньшее наказание, пока их гнали по каменистой дороге, скрученных и привязанных к лошадям.

Пред обедом многие из нас купались в затоне у моста против башни, а когда стемнело, Великий Князь пошел гулять по бивуаку. Лошади и вьючные животные уже выели корм; у одного костра нукеры пели и плясали под звуки рожка. С приходом Его Высочества круг расширился, и два нукера – араб с негром – стали танцовать, при дружных ударах в ладоши, притоптывая ногами и переминаясь с одной стороны круга на другую. За ними вышел другой араб, большого роста, в куртке и шароварах; ему подали две обнаженные сабли, и он стал танцовать «Сабэх» (Sabeh), или «Танец сабель». Описывая круги блиставшими при свете костра клинками, он скрещивал их над головой, за спиной, у ног, подвигался вдоль круга, все скорей и скорей вращая сабли, которые под конец, как молнии, сверкали около его туловища.

Перейдя на тот берег, мы были встречены пляской курдов, исполнявших при нашем караване должность заптиев. Обнимая друг друга за плечо и пояс, они составляли как бы подвижную стену, пели воинственную песнь, пристукивали каблуками, выбрасывая правую ногу, подавались вперед всем корпусом, и затем, твердо ударяя оземь ногою, выпрямлялись. Впереди этой фаланги двое танцовали, играя саблями. На курдах был очень живописный наряд: красная куртка с широкими белыми рукавами, шаровары в сапоги и тюрбан. Этот характерный танец чрезвычайно оригинален и красив, в особенности при свете факелов, озарявших своим неровным пламенем мужественные лица и белую одежду курдов.