Банда профессора Перри Хименса - А. Вороной

— Ну, знаешь, Перри, я в растерянности… Если это так, как та говоришь, то, разумеется, мы вложим в это дело свои деньги, и ты получишь кредит. Но опять же, Перри, где обеспечение?… Сколько стоит твоя загородная вилла в Нью‑Джерси?

— Тысяч девяносто, Бершнет, но я не собираюсь ее продавать. Она мне нужна. Там так хорошо отдыхается и работается…

— А твоя яхта в Нью‑Йоркском заливе, Перри? Тысяч на пятьдесят потянет?

— Да, Бершнет, мой дорогой ясновидец, потянет!

— Но у тебя кое‑что еще имеется и на Багамских островах, Перри?

— Имеется, Бершнет. Имеется…

— Еще тысяч шестьдесят, не так ли? Я думаю, если ты пришлешь мне завтра закладную на перечисленную мною «мелочь», то я выдам тебе 200 тысяч, с учетом, мой друг Перри Химинс, как мы и договаривались, 15 процентов годовых.

— Ты скверный человек, Бершнет. Ты взял меня за горло и душишь. Ты кровопийца и акула. Но… я согласен.

Бершнет самодовольно засмеялся, показав ровные фарфоровые зубы. Он эти слова уже слышал не один раз и не только от профессора Хименса. И они были ему приятны, были наилучшей похвалой его финансовой деятельности. Его банку, точнее, их банку, переживаемый Штатами экономический кризис был не страшен. И даже, улыбнулся Сэм Бершнет, отключаясь от Хименса, шел на пользу.

Глава 5. ЧЕЗАРО ПРОНИКАЕТ В ПРОШЛОЕ

Разговор с одним из директоров банка «Бершиет и Молер» подействовал на Хименса как красная мулета на разъяренного быка. Он тут же начал обдумывать, как получше использовать ту небольшую лазейку, которую он берег на «черный день», он уже по‑иному расценивал предложение Дика Ричардсона, он ощутил только что, как дуновение ледяного ветра, что его могут уничтожить, разорить, растоптать, что все его научные труды из— за каких‑то банковских бумажек могут пойти насмарку.

Еще год назад он присмотрелся к своему соседу по загородной вилле, к тихому и симпатичному итальянцу, к Чезаре Кассини. Он обхаживал его, как красную девицу, но все намеками да намеками, и лишь на скачках чуть раскрылся, но Чезаро, кажется, так ничего и не понял.

При встречах профессор вежливо кланялся соседу, будто того разговора между ними и не было. Он видел, как скромный итальянец подкатывал к своей красивой вилле на шикарном, последней модели, с оранжевыми кругами, ясно, с гравитром, черном «крайслере», как часто его машина гудела среди ночи, тот, видимо, куда‑то уезжал по делам. Мог не появляться по несколько недель, а то торчал целыми месяцами, водил по газонам своих смуглых двух мальчиков, о чем‑то беседовал с восхитительной стройной женой.

Вечером, подглядев, что жена Чезаро уехала куда‑то с детьми на такси, профессор пригласил того на чашечку кофе, объясняя что‑то насчет скуки, тоски и одиночества. Чезаро рассеянно глядел на профессора, лицо его было меланхолически и по‑детски беззаботным. Почему бы и не зайти к профессору? Почему бы и не выпить чашечку кофе, если жена увезла детей, а ему и самому сейчас так тоскливо и так скучно.

Они просидели у камина до поздней ночи. Чезаро был чуточку застенчив или так профессору чудилось. Мягкость и застенчивость итальянца открывалась его жене просто, он считал своего соседа, этого чудаковатого профессора, шизофреником, помешанным на своих фантастических изобретениях. Держался Чезаро скованно, но когда Хименс принес из погребка несколько бутылок «Вини деи кастелли», расслабился, разговорился. Оказалось, что он окончил лет десять назад университет в Палермо, факультет древних искусств, и работает сейчас консультантом, обслуживает богатых собирателей картин и меценатов. Естественно, еще ранее, по разговорам с соседом, Хименс догадывался, что профессия того как‑то связана с искусством, но чтобы так сильно, чтобы такая удача выпала ему, он и не надеялся. И снова, постепенно, осторожно, он начал доказывать итальянцу, что это совершенно безвредно, что ему нечего беспокоиться, а самое главное, что это возможно, что он, профессор, никакой там не шарлатан и не шизофреник.

Чезаро внимательно смотрел на Хименса, морщил чуть свой высокий лоб, силясь разобраться, что это, розыгрыш или и в самом деле достижения физики. После третьей бутылки «Вини деи кастелли» Чезаро не выдержал натиска профессора, сдался, махнул рукой — рисковать так рисковать, только ни слова Джулии. Возможно, здесь не последнюю роль сыграло и то, что Хименс предложил делить прибыль поровну.

Первый переброс в прошлое Чезаро Кассини был намечен на среду. И тот, шикарно вырядившись, пожаловал в лабораторию к профессору после обеда, как и было обусловлено. Посмотреть на красавца‑итальянца сбежались все юные лаборантки. Он и в самом деле был неплох. Улыбка, что миллион прибылей, белые здоровые зубы, шоколадный цвет лица и привораживающий блеск карих выразительных глаз. В них светилась жажда деятельности, приключений, риска.

Ричардсон, Волкер, Брант и Джойс осуществляли подготовку эксперимента. Профессор весьма туманно доложил цель переброса, кратко проинформировал их, что, дескать, вот нашел подходящего мутанта, желающего съездить в прошлое, повидать родную древнюю Италию.

Все прошло удачно. Отчасти удачно. Удачно для здоровья Чезаро. Но в системе трансформации временных интервалов что‑то сработало не так. И как потом рассказывал сам Чезаро, заливаясь смехом, — ему очень понравилось это путешествие — он оказался в Риме задолго до рождения великих мастеров живописи и архитектуры. Еще не появился на свет Рафаэль Санти, не было и Микеланджело Буонаротти, а великий Леонардо да Винчи еще где‑то бегал без штанов с другими оболтусами, валялся в пыли дороги на Пизу.

Второй заброс в прошлое Чезаро они осуществили в следующую пятницу. Чезаро соврал жене, что уезжает на недельку по делам в Чикаго, и поднялся в лабораторию к Хименсу, одетый уже намного поскромнее. Его переодели в соответствующий наряд.

И на этот раз не все прошло удачно. Они малость промазали, попали во Флоренцию, где расшитый золотом плащ Чезаро чуть не стоил ему жизни. Чезаро приняли за какого‑то дона Галло, зачинщика нового заговора, схватили и чуть не четвертовали на площади. Спасло итальянца его обаяние и хладнокровие. Когда его уже привязали к колесу, он все еще думал, что народ просто тешится. Но когда на шею набросили веревку, чтобы поменьше он водил головой и не строил женщинам непристойные мины, это, по‑видимому, ему не понравилось. Он вытащил свой кольт и выстрелил три раза вверх. Милые и добродушные жители Флоренции в панике бежали с площади, вопя: «Дьявол! Сатана!» И как большим зеленым горохом окрест все было усыпано плетеными корзинками и башмаками. Нет лучшего развлечения для обывателя Флоренции, как поглазеть на казнь несмирившегося еретика. И на тебе, зрелище было сорвано, и каким образом — средь ясного белого дня вдруг раздались удары грома.