Всё прекрасно. Всё чудесно - Ирина Бондарук

— Буду ждать.

Грейнджер шагнула в кабинет, где уже проходил урок Истории Магии. Преподаватель кивнул, позволяя ей занять своё место рядом с Гарри. Как только она достала из сумки свои принадлежности, она тут же слегка пригнулась и толкнула друга в бок. Поттер повернулся в её сторону и улыбнулся.

— Всё в порядке, — прошептала она, наблюдая за профессором Бинсом, который парил рядом со столом и держал в руках свиток.

— Что хотела от тебя МакГонагалл? — также тихо спросил Гарри, придвинувшись к ней чуть ближе.

— Не она, а семейный врач Малфоев. Нарцисса пригласила его, чтобы он осмотрел меня, — с ноткой гордости сказала Грейнджер, слегка улыбнувшись.

— И как всё прошло? — Поттер даже бровь не повёл, словно понимал, что всё так и должно было быть.

— Всё хорошо. В конце декабря буду знать, кто это, — с улыбкой произнесла девушка и опустила руку себе на живот. Этот ребенок словно стал её частью. Ведь так, по сути и было. Но сейчас она осознавала, что этот маленький комочек стал настолько важным для неё, что не представляла себе, как могла отказаться от него ещё несколько недель назад. Поттер лишь слегка улыбнулся, когда увидел жест Грейнджер. И через секунду опустил ладонь рядом с её.

Ей было приятно, что, несмотря на то, что он знает, кто отец этого крохи, Гарри продолжает её поддерживать. Вопреки всему.

* * *

Они сидели возле Чёрного озера. На улице стоял уже конец ноября. Он усадил её себе на колени, а сам оперся на ствол дерева, которое росло рядом с озером. На улице стояла безветренная и пасмурная погода.

Они встречали с ней на протяжение полутора месяца слишком часто. Но Драко чувствовал себя превосходно. За шесть лет он никогда столько времени не проводил рядом с Грейнджер. Он никогда не замечал, что она знает так много интересных вещей. Что она может так часто и искренне улыбаться одному. И он был счастлив, что стал именно этим человеком.

Грейнджер без умолку что-то рассказывала ему, пока он нежно поглаживал её слегка округлившийся животик. Его всё ещё не было видно другим студентам под её старой формой, но Грейнджер была уверена, что каждый замечает то, что она беременна. Поэтому она перерыла половину библиотеки в поисках заклинания, с помощью которого слегка увеличила свитер. Малфой предлагал ей купить новую форму, но она наотрез отказалась. Беременность беременностью, а её упрямство никто не отменял.

Он уже мечтал узнать пол ребенка. С одной стороны, ему было плевать, кто это будет — мальчик или девочка. Грейнджер же настаивала, что хочет сына. Но разве такое можно предугадать? Конечно, нет, ведь судьба достаточно коварна.

На виду у студентов Малфой и Грейнджер старательно держались на расстоянии. Это частично их устраивало, ведь слухи о них едва исчезли. Грейнджер не хотела слышать различные обрывки историй по углам Хогвартса, которых не было в реальности.

Например, у Малфоя эта версия была самая любимая, что он подлил ей в тыквенный сок Амортенцию и теперь Грейнджер, как сумасшедшая, занимается сексом с ним по принуждению и терроризирует других слизеринцев. Было ещё много таких историй, но эта почему-то отчетливо запомнилась Малфою.

Ведь он даже не задумывался, а такие ли чувства преследовали бы его, если бы Грейнджер подлила ему в сок Амортенцию? Нет, точно нет. Такие чувства, как были у него, нельзя было бы сымитировать или подделать. Нельзя было избавиться от него даже при использовании противоядия. Без неё он не представлял своего будущего. Что его ждёт дальше сейчас, он тоже не знал. Но она была рядом.

Ведь без неё ему бы не казался пасмурный день светлым. Без неё он бы упускал любую возможность и удачу. Без неё не чувствовал бы вкуса чего-либо. Без неё он рисковал бы жизнью, стоял бы каждый раз на коленях перед Смертью и вымаливал прощения. Без неё каждый день был бы тёмным. Без неё в его сердце было бы слишком много свободного места. Без неё не существовало бы реальности между сном и явью. Без неё он не хотел бы рассматривать звёзды в ночи. Без неё у него не было бы воли и судьбы.

Ещё в начале шестого курса он был готов разорвать эту порочную цепь, что держала его возле Грейнджер. Он был готов отравиться этой запретной любовью, что струилась по его венам. Но каждый раз, когда она была в поле его зрения, он немел и понимал, что, если яд попал внутрь, у него было два выхода — смерть или жизнь дальше с тем же отравляющим веществом внутри. И каждый раз, как сумасшедший, он выбирал второе. Он был бессилен перед этой любовью.

И, по итогу, он ждал. Продолжал таить внутри надежду, что она посмотрит на него так же, как смотрит сейчас. Слегка улыбаясь, изогнув брови. И что-то шепчет ему, положив голову на плечо.

— Ты меня совсем не слушаешь, — грустно произнесла Грейнджер, тяжело вздохнув.

— Слушаю, — серьёзно произнёс Малфой, отгоняя от себя любые, заполнившие его голову, мысли.

— Тогда, что последнее я сказала? — с нотками наглости произнесла она. Девушка слегка приподнялась, чтобы видеть лицо растерянного Малфоя. А юноша судорожно вспоминал, о чём же она говорила в последнюю секунду. Так, сначала ты говорила о Джинни. Что-то о Поттере и вскользь упоминала Уизли.

— Что ты помирилась с Рыжим? — вопросительно изогнув бровь, спросил Драко.

— Не угадал. Я напоминала тебе, что через две недели каникулы, — слегка помотав головой в разные стороны, сказала Грейнджер и вновь опустилась на его плечо.

Откровенно говоря, Малфою было плевать на то, что до Рождества осталось всего ничего. Он старался об этом не думать вообще. Эти две недели нужно было пережить. Он не знал, что будет в Мэноре.

Конечно, чтобы уберечь их обоих в первую очередь, Малфой рискнул подойти к Поттеру во время перерыва на прошлой неделе. Он попросил его писать Грейнджер почаще, когда они прибудут в Мэнор. Объяснил он это тем, что если вдруг что-то произойдет и Поттер не получит от неё ответа, то он должен немедленно отправить сову МакГонагалл и в Министерство. Малфой знал, что Поттер его не ослушается, ведь речь шла о его подруге. Сцепив зубы, очкарик согласился. И Драко удалось вздохнуть от облегчения.

Как бы там ни было, юноша где-то глубоко в себе сомневался, что всё пройдет гладко. Но поделать с этим он ничего не мог. Как и с тем, что ему досталась самая непростая судьба. Но