Изгнанники Зеннона - Алина Брюс

дала себе клятву: я не буду просить для себя послаблений. Несмотря на благосклонность Олеа и дружелюбие Тарины, мое положение весьма шатко. И если я хочу однажды вернуться домой, мне надо как следует постараться.

В день Предков, помыв посуду после завтрака и умудрившись ничего не разбить, я поднялась отдохнуть в свою комнату. Хотя я и была вымотана до предела, заснуть всё же не смогла – в голове роились непрошеные мысли.

Прошла неделя после нашего с Кинном изгнания, а о возвращении в Зеннон никто даже не заикнулся. Псов пускали обратно раз в год, но, судя по тому, как отросли у всех волосы, особенно у Олеа, они находились в изгнании уже не меньше полугода.

Сколько осталось? Еще полгода? Выдержу ли я?..

И главное, где сейчас Кинн? Более честный вопрос – жив ли он – я от себя упорно отгоняла.

То дело, о котором Кинн говорил, – выполнил ли он его? Если да, то куда теперь подастся? Придет ли к Псам? Мне очень хотелось на это надеяться, но странная зудящая боль в груди словно говорила: нет, не придет.

Несколько дней назад, когда мы с Тариной собирали зелень для салата, она спросила меня:

– Есть у тебя там кто особенный?

Я не сразу поняла, что она имеет в виду. Потом подумала про Хейрона и несостоявшуюся свадьбу, про Кинна, который ушел, оставив меня ради какого-то таинственного дела, и отрицательно покачала головой.

Но сейчас, когда крики Теней не терзали уши и сердце, когда не надо было никуда спешить и во всём доме царило затишье, я наконец нашла мужество, чтобы признаться себе самой.

На самом деле Кинн для меня особенный.

Я почувствовала это с самой первой нашей встречи. Но я боялась. Сначала боялась его ненависти, потом – того, что, если мы станем близки, он рано или поздно узнает о моей лжи и моей аномалии. А узнав, разве захочет быть со мной?

Бернелам требовалось знатное имя в родословной, Хейрону – жертва. А Кинну? Нужна ли ему просто Вира Линд?

Судя по всему, нет.

Слезы подступили к глазам, и я отвернулась к стене, чтобы выплакаться, как вдруг в дверь коротко и решительно постучали. Я едва успела сесть на кровати и вытереть глаза, когда, не дожидаясь ответа, внутрь зашла Нери. В руках у нее были ножницы.

Не обращая внимания на мой оторопелый взгляд, она взяла ближайший стул и, поставив его спинкой к себе, бросила:

– Садись. Подровняю.

При виде Нери с холодной усмешкой и острыми ножницами меня охватило дурное предчувствие, и я попыталась как можно вежливее отказать:

– Спасибо, не стоит тратить на меня время.

– Я не тебе услугу собираюсь оказать, а себе. Не могу больше смотреть на твою стрижку.

Нери выжидательно посмотрела на меня, но я не торопилась занимать стул. Она улыбнулась уголками губ:

– Боишься? Мне нет никакой выгоды тебе вредить. Вот если бы тебя решила подстричь Тарина, я бы на твоем месте засомневалась.

– Вы имеете в виду, что она плохо обращается с ножницами?

Нери беззвучно рассмеялась.

– Во-первых, мы здесь все на «ты». А во-вторых… Плохо обращается? Да, именно так она бы тебе и сказала. Потом.

Я не сдержала раздражения:

– Не понимаю, на что вы… ты намекаешь. Тарина – единственная, кроме Олеа, кто с самого начала хорошо ко мне относится.

Нери издала смешок.

– Хорошо относится? Да ты еще наивнее, чем кажешься. Не люблю давать непрошеные советы, но, вижу, тебе нужно. – Нери уставилась на меня темными глазами. – Как бы Олеа ни хотелось в это верить, мы не одна большая семья. Мы чужаки. Изгнанники. Каждый со своими секретами. – В ее взгляде мелькнуло какое-то непонятное выражение. – Если ты не избавишься от своей наивной веры в людей, то здесь, снаружи, тебе это может стоить жизни.

Нери щелкнула ножницами, заставив меня вздрогнуть, и широко улыбнулась:

– Ну так что, подстричь?

Я смотрела на нее, не понимая, чего она от меня хочет: чтобы я согласилась или отказалась? Даже если это была какая-то проверка, по ее лицу невозможно было ни о чем догадаться. Я вздохнула и опустилась на стул.

– Вряд ли эту стрижку можно испортить.

В голосе Нери прозвучала усмешка:

– Никогда не недооценивай чужой способности всё портить.

Но ее руки, когда она взялась за мои короткие пряди, двигались уверенно и мягко, и постепенно я расслабила плечи.

– Мне бы хотелось тебе доверять, – сказала я вполголоса.

Нери сразу же откликнулась, продолжая стричь:

– Я бы не советовала. Доверие – это яд. Рано или поздно убьет.

Я едва удержалась, чтобы не покачать головой. В Зенноне я мало кому могла доверять, но как можно жить совсем без доверия?

Закончив подравнивать сзади, Нери встала передо мной, и я с удивлением отметила для себя, что ее наглухо застегнутое платье как нельзя лучше выражало ее саму: совершенно за крытый человек. Самое большее, что про нее можно было сказать – по голосу и манерам, – она не из простой семьи. При этом она наравне с другими трудилась и готовила, и делала это иногда даже лучше, чем Тарина.

Завершив стрижку, Нери слегка взъерошила мне волосы.

– Так будет чуть менее ужасно.

Я подняла голову, чтобы поблагодарить, и мне показалось, что в ее темных глазах блеснули слезы. Она отвела взгляд и сказала с явной ноткой горечи:

– Ты напомнила мне младшую сестру. Наивную и глупую. – Нери посмотрела на меня в упор, и я увидела, что слез в ее глазах не было – только усталость. – Именно из-за ее доверчивости меня изгнали.

И, не говоря больше ни слова, Нери ушла.

Несколько минут я сидела, совершенно растерянная. Оказывается, за холодным насмешливым фасадом скрывалась заботливая израненная душа. Но что касалось Тарины, Нери наверняка ошибалась. Какой был Тарине прок лицемерить и втираться ко мне в доверие? Здесь я не была «той самой Вирой Линд». У меня не было сильного дара или каких-то исключительных способностей. От меня ничего не зависело. Если Тарина и проявляла дружелюбие, то, скорее, просто из жалости.

Я стряхнула отрезанные волосы на пол и вздохнула: еще придется поискать, чем подмести. Осторожно выглянув в коридор и убедившись, что он пуст, выскользнула из комнаты и прокралась в ванную – мне хотелось первой увидеть плоды Нериных трудов.

С замиранием сердца я заглянула в зеркало и несколько мгновений, не дыша, изучала свое отражение. Потом расправила плечи и подняла подбородок.

Я больше не выглядела взъерошенной вороной. Нет, каким-то чудом Нери удалось убрать лишнее,