Суперсвет(ЛП) - Дэниел Тони

Но все мысли о прошлом — а также о настоящем и будущем — быстро исчезали. Ее наполняло глубокое ощущение удовлетворенности. Счастья от хорошо сделанной работы. Но какой работы? Да, исследования продвигались, но никакими впечатляющими успехами она похвастать не могла.

Должно быть Амесу виднее, чем ей следует быть довольной. Он одобряет ее работу, а иначе она бы ничего такого не чувствовала. Так ведь? Она на своем месте. Все хорошо. Разве нет?

После того, как Тексток уходил, Ли спрашивала себя, не становится ли она все более похожей на него. Не поглощает ли ее нечто безымянное, некий чужой, более сильный разум.

Наконец упорный труд в Комплексе Б начал приносить первые плоды.

Сначала наступил прорыв в решении не слишком большой, но важной и сложной проблемы, которую она сама поставила перед собой. Проблема имела отношение к «оценочной» характеристике гравитонов, открытой еще Рафаэлем Мерседом более пятисот лет назад. Мерсед, крупнейший ученый со времен Эйнштейна, в основном определил главные направления изучения физики на полтысячелетия. Помимо прочего, он открыл и описал первые гравитоны — частицы, ускользавшие от физиков на протяжении предшествующих столетий.

Его знаменитая фраза звучала так: «Оказывается, атомы — то есть все элементарные частицы — есть крохотные машины времени».

Гравитоны не существуют в настоящем, вот почему никому не удавалось их обнаружить. Примерно так же, как фотон является «посланцем» света, гравитон несет в себе квант временной «энергии». Эта энергия неотличима от информации, и гравитоны занимаются тем, что летают туда-сюда во времени, указывая другим частицам, что им надобно делать и как себя вести, и в целом связывая любые возникающие парадоксы. Сама гравитация есть интерферограмма, созданная их прохождением, — накатывающая на берег и вызванная лодкой волна, но не сама лодка.

«Я не могу сказать, имеет ли вселенная как целое какое-либо значение, — писал Мерсед. — Но на локальном уровне она ведет себя так, как будто имеет».

Гравитоны «решают», как вывести квантовые частицы из сложных временных парадоксов.

«Я бы списал эти парадоксы на гравитоны, которые как бы собираются вместе и решают, что делать с тем или иным парадоксом. Решения никогда не совпадают в точности, но в них просматривается определенная тенденция сохранять реальность такой, какой мы ее знаем».

Мерсед понял, как заставить гравитоны принимать «решения». С помощью своего друга и коллеги, инженера-нанотехника Фейра Отто Бринга, он обуздал и использовал коммуникативную энергию для того, чтобы вынудить гравитоны сообщать нужную ему информацию. Именно это открытие стало фундаментальной основой для создания гриста. Везде и повсюду грист работает мгновенно. Не быстрее света, но мгновенно.

Каждый школьник знает назубок знаменитое уравнение Мерседа:

FT = (pq — qp) + mc2

FT здесь будущее помноженное на время как постоянная функция, pq и qp — квантовые матрицы, а mc2 — скорость света в квадрате.

Ли, разумеется, заучила эту формулу еще в школе вместе со всеми. Но позднее — как раз перед тем, как корабль с Мерседом и его друзьями врезался в Солнце, — великий ученый сделал один загадочный комментарий. Обнаружили его в последнем полученном с корабля сообщении, в документе, известном как «Путешествие изгнанников».

«Думаю, что я ошибался, — сказал Мерсед, — насчет времени. Нет возможности объяснять детально, но предполагаю, что однажды кто-нибудь присмотрится повнимательнее к F в моем уравнении. Не исключаю, что кое-что в нашем прошлом можно изменить к лучшему».

На протяжении последующих лет многие пытались воспользоваться этой подсказкой Мерседа. Выдвигалось немало теорий, но все они так и не дали ответа на вопрос, что именно имел в виду знаменитый физик.

В уравнении Мерседа F означает будущее. Все будущее помноженное на все время — прошлое, настоящее и будущее — дает в результате один-единственный гравитон. Точнее, два гравитона — один, который существовал в прошлом со спином равным 0, и один, который существовал в будущем со спином +2.

Специализацией Ли были спин-0 гравитоны — то есть частицы, путешествующие из настоящего в прошлое (или наоборот) и доставляющие блоки энергии — что-то вроде временных почтальонов. В настоящем их наблюдали с помощью устройств, вызывающих экстремальные парадоксы в пространственно-временно континууме. Фактически весь грист содержал в себе как раз такие крохотные машины времени. Каждый кусочек гриста — своего рода детектор гравитонов.

Обычно грист обнаруживал лишь синхронные явления в настоящем. Изредка, в крайне экстраординарных обстоятельствах, он обнаруживал прошлое.

Спин-0 гравитоны сообщали информацию только на основе принципа необходимого знания — то есть только то, что нужно знать квантовой частице для разрешения парадокса на субмикроскопическом уровне, а не то, кто, скажем, был свидетелем запуска первого спутника в бывшем Советстком Союзе, или кто пишет диссертацию о победах Юлия Цезаря в Галлии.

Случались, однако, весьма интригующие исключения из общего правила. Одно из них — весьма странный эффект, известный как «конвертерный дежа вю». Иногда, причем, как будто без какой-либо видимой причины, детали мозаики сами складывались в «историю» и конвертер — цифровая часть человека (или, в случае со свободным конвертером, цифровая сущность в ее целостности) — обретали воспоминания о событии прошлого, свидетелями которого быть не могли.

События такого рода всегда сопровождались тем, что конвертер обнаруживал себя в том же логическом состоянии, как и какая-либо другая компьютерная программа в его прошлом. В сущности для конвертера получалось что-то вроде «прошлой жизни». Как ни глупо звучит, но иногда конвертер мог вспомнить, как проводил определенные вычисления в совершенно иных обстоятельствах — обстоятельствах, действительно имевших место в прошлом.

Невероятно! Воспоминания эти выглядели такими же реальными — то есть верными с логической точки зрения, — как и любая другая информация, хранящаяся в файлах памяти.

Единственная проблема заключалась в том, что почти всегда моменты эти были совершенно малозначительными, вполне тривиальными. И абсолютно случайными. Порой такие «конвертерные дежа вю» даже использовались как генератор случайных чисел для защитных кодов в системах секретной коммуникации в пределах Мета. Математически они оказывались более «случайными», чем даже, например, радиоактивный распад.

Работая над вариацией такого вот доказательства и одновременно решая о том, как бы повежливее отклонить последнее приглашение побывать дома в ближайший выходной, Ли вдруг подумала, что никто еще не пытался доказать, что гравитоны из будущего, спин 2-гравитоны, могут подобным же образом создавать «конверт-предвидение».

— Такое должно случаться постоянно, — сказала она себе, — но сообщенная информация еще не реализовалась, и никто ничего не замечает… пока не настанет нужное время. Мы должны помнить. А конвертер должен знать, что наблюдал событие ранее!

Однако ж никто, ни компьютерная программа, ни человеческий «софт», не мог предвидеть будущее. Значит, этого не бывает. Не должно. Но…

Ли начала записывать импликации, потом остановилась, откинулась на спинку стула и пробежала глазами по записям. Возможно ли такое?

Никакой случайности. Каждый случай дежа вю в точности уравновешивал взгляд в будущее. Он заменял тривиальную информацию из прошлого нетривиальной информацией, поступающей из будущего.

— Нетривиальной, — пробормотала себе под нос Ли, — то есть важной. Вся информация из будущего нетривиальна.

Если принять в расчет спин-2 гравитоны, можно даже предсказать, когда случится дежа вю.

Конвертерное дежа вю есть способ, с помощью которого вселенная предотвращает поступление важного знания из будущего в настоящее. Это проявление природного регулирующего механизма.

Можно даже вывести небольшой алгоритм…

Можно опровергнуть выдвигавшиеся на протяжении столетий предположения и даже обрушить случайно целую индустрию.