Пир потаенный - Филип Фармер

Наконец Аи-не-на решила прервать молчание:

– Последнее время у вас обоих появилось ощущение, которое очень смущает вас и которое вы оба расцениваете как проявление патологии, не так ли?

– Да, – ответили мы хором.

– Калибан, – сказала она, – доктор Калибан, как бы вы объяснили появившиеся изменения?

Калибан слегка улыбнулся, давая понять, что заметил сарказм, явно прозвучавший в вопросе старухи.

– У меня еще не сложилось определенного мнения на этот счет. Если только это не…

– Продолжайте.

– Вполне возможно, что это побочное действие эликсира.

Док указал на кубки, которые Глашатай в это время наполнял напитком, черпая его из скульптурной каменной вазы. Этим жестом он хотел дать понять, что, по его мнению, эликсир входил в состав ингредиентов жидкости с приятным медовым привкусом, которую давали пить всем во время этой церемонии. Но он не был в этом абсолютно уверен. Никто из служителей не знал, каким способом ему назначался эликсир. У меня были такие же сомнения, что и у Дока, так как им больше не давали пить ничего необычного, за исключением этой жидкости. Девять никогда не говорили, в какой момент и в какой форме каждый из нас получал свою порцию эликсира.

– Я не знаю, каким образом подобный психологический механизм мог бы внезапно проявиться во мне, учитывая мой возраст, если только это не следствие длительного приема эликсира. Я понимаю, конечно, что данный необычный рефлекс был всегда интегрирован во мне, но так глубоко, что я даже не подозревал о его существовании. Судя по всему, Грандрит стал жертвой такой же альтерации, что и я. Он так же, как и я, регулярно принимал эликсир, и это единственное, что у нас есть общего с ним.

Должен признать, я не разобрался еще в сути данного механизма. Я использую термин «механизм», хотя с таким же успехом мог бы сказать «психологический травматизм» или «патологический рефлекс».

Его великолепный глубокий голос обладал поистине гипнотическим воздействием, и я едва не поддался ему. На какое-то мгновение моя душа будто подверглась анестезии и освободилась от ненависти, переполнявшей меня.

Из ступора меня вывел голос Аи-не-ны, которая в этот раз обращалась ко мне.

– Грандрит. Доктор Грандрит! Каково ваше мнение по этому вопросу?

Глаза Калибана едва заметно расширились. Я думаю, он не знал, что я тоже являюсь доктором медицины.

– В противоположность Калибану, – сказал я, – я не являюсь лучшим врачом в мире. Я – даже не лучший врач в Кении. Но я способен думать и размышлять, и в этом вижу мое главное отличие от большинства врачей, с которыми мне приходилось сталкиваться. Я согласен с Калибаном в том смысле, что эликсир пробудил в нас патологические наклонности, которые уже были заключены в нас в патентном состоянии. Судя по всему, я потерял способность к обычной нормальной эрекции при сексуальном общении с женщиной, если только я не заставлю ее испытывать мучения. Не знаю, смогли ли вы заметить, но у меня началась эрекция, когда я откусил клитор у той женщины. Меня возбудила сама мысль доставить ей боль, а не сексуальный аспект этого действия. Если бы я подумал, что сейчас убью ее, думаю, вы увидели бы меня в состоянии полного оргазма.

Я действительно весьма встревожен. Но последнее время я настолько был вынужден защищать свою шкуру, что у меня почти не было времени подумать над этим вопросом. Если вы знаете ответ, умоляю вас сказать его мне.

Эта просьба, почти мольба, ясно давала понять всю степень моего отчаяния. У Девяти нельзя просить ничего, в особенности у Аи-не-ны, не подвергая свою жизнь серьезной опасности.

Она промолчала. Тогда я добавил:

– Может быть, действие эликсира тут ни при чем. Первое проявление этого извращения у меня совпало с шоком, вызванным близким взрывом снаряда. Калибан, быть может, тоже был жертвой какого-нибудь шока. Но, в общем-то, это довольно странно, что лишь мы двое пострадали, причем это выразилось у нас в одинаковой форме.

И я подумал о шоке, который он испытал при известии о смерти его кузины.

– Красавица Патриция Вайлд, – задумчиво протянула Аи-не-на. – Итак, мы больше не увидим ее в наших рядах. Как цветы, она… Нет, не обращайте внимания. Это очень старая история. Обычно нам нет дела до того, в каких взаимоотношениях находятся между собой наши служители, если это не касается их безоговорочного повиновения и не мешает осуществлению наших планов. Я говорю это, Калибан, поскольку вы только что подрядили одного человека выкрасть жену Грандрита и тем самым отомстить ему за якобы совершенное им насилие над вашей кузиной и за ее смерть. Это совсем не похоже на вас. Ведь вы всю вашу жизнь боролись со злом во всех его проявлениях, доблестный рыцарь Добра.

Сарказм ее слов был едва ощутим, и я скорее догадался, чем почувствовал его.

– Мне это показалось вполне справедливым, – ответил Калибан. – Грандрит должен заплатить за свое гнусное преступление.

– Разве за преступление платят преступлением?

– Я не считаю, что мои действия – это преступление, – воскликнул он. Я никогда не слышал столько горячности в его голосе.

– Итак, вы решили, что стали жертвой нарушения нервной корреляции.

– Это нарушение состоит только в одном и ни в чем больше: у меня не будет эрекции все время, пока я не заставлю кого-нибудь страдать или умереть. Или, по крайней мере, не представлю себе, как кто-то страдает или умирает от моей руки.

Очко в его пользу. Ах, если бы у меня «вставал» лишь от мысли о причинении страданий! Но в таком случае, чем бы я занимался? Настоящей любовью или только выглядел бы занимающимся ею? Я ласкал бы ее, но на самом деле мысленно был бы за тысячи миль от моей Клио. Голова моя была бы полна ужаса смерти и агонии, в то время как она думала бы, что я сливаюсь с ней в любовном экстазе.

Аи-не-на немного помолчала. Остальные члены Девятки сидели столь неподвижно, что можно было бы подумать, что все они спят. Факелы прогорели почти до конца. И по мере того, как слабело их пламя, мрак, затаившийся под сводом пещеры, стал спускаться все ниже и ниже. Темнота сгущалась и плотнела, становясь почти осязаемой. Воздух тоже изменился, стал густым и тягучим. Его почти можно было пить. Став более плотной, окружающая нас атмосфера, вместо того, чтобы нагреться, стала потихоньку становиться все более и более холодной.

Аи-не-на прочистила горло и сказала:

– Грандрит, у вас было два дяди. Один, как вы знаете, умер в Африке. Другой был вынужден эмигрировать в Америку в юношеском возрасте, после того как он, находясь в состоянии приступа бешенства, набросился на одного из своих учителей и едва не убил его. Ваша семья вскоре потеряла все его следы и никогда больше не слышала о нем. Тем не менее, он стал врачом и взял себе другую фамилию… Вайлд.

Этого не смогло выдержать даже хваленое самообладание Калибана. Он подпрыгнул, как ужаленный, и круглыми от изумления глазами уставился на Аи-не-ну.

– Вы знаете, Грандрит, кто был вашим отцом, – меж тем невозмутимо продолжала та. – Ваш дядя так и умер, ничего не зная о его дальнейшей судьбе. Последний раз, когда он слышал о нем, ваш отец бродил где-то в окрестностях Уайтчепела. В обществе ходило множество слухов о его делах, но никто так и не узнал его настоящего имени. Никому не известно, что сталось с ним после того, как прекратились преступления, связывавшиеся с именем Джека Потрошителя. Никому, кроме нас. Мы знаем это, потому что он был одним из наших. Он тоже эмигрировал, но в Соединенные Штаты, где так же выбрал профессию врача. В то время сумасшествие полностью покинуло его. Итак, он стал медиком, как и его младший брат, с которым он совершенно случайно встретился многие годы спустя. У младшего была дочь, у старшего – сын, родившиеся и одна, и другой на американской земле.

Аи-не-на сделала очередную паузу. Со сжавшимся от неясной тревоги сердцем я нетерпеливо ждал продолжения. Меня слегка подташнивало, потому что я догадывался, что именно она сейчас скажет.

– Все – мужчины с необычайной физической силой, со склонностью к сумасшествию и убийствам. Все – врачи, будто нож был вашей эмблемой, вашим тотемом, вашим желанием, вашим удовольствием. Все – охваченные страстью к насилию.

И вновь замолчала старуха. Упавшая тишина была подобна той, что разделяет два последних удара сердца умирающего.

Калибан странно захрипел, глухо и протяжно, и на фоне этого хрипения тихо, но явственно прозвучало его: «Невероятно!»

– ВЫ ОБА – СЫНОВЬЯ ОДНОГО И ТОГО ЖЕ ОТЦА.

Глава XXVII

Менее чем через минуту после потрясающего заявления Аи-не-ны нам с Калибаном завязали глаза и вывели через люк в центре трибуны. Подкожная инъекция какой-то жидкости тут же отправила меня в страну грез. Очнулся я уже на борту небольшого самолета, который вскоре приземлился. Кто-то помог мне спуститься на землю и только тогда снял повязку с моих глаз. Самолет приземлился на дне глубокой долины, со всех сторон окруженной горами, покрытыми пышной тропической растительностью.