Убийство в частной лечебнице - Найо Марш

Филлипс ушел, и Аллейн отправился на поиски инспектора Фокса, которому пересказал утренние события. Когда дело дошло до визита Филлипса, Фокс выпятил нижнюю губу и уставился на свои ботинки.

— Опять ваша разочарованная гримаса, Фокс, — сказал Аллейн. — Это отчего же?

— Видите ли, сэр, могу сказать, что у меня свои сомнения насчет этой самоотверженности. Звучит все это очень мило, но это не та материя, которую люди охотно выдают другим, полагая, что сказанное еще вернется к ним с лихвой… перевязанное пеньковой веревочкой.

— Понятия не имел, что у вас такой изысканный слог! Вы хотите сказать, что не верите в мотивы Филлипса, побудившие его прийти сюда, или в предполагаемую попытку сиделки Харден отвлечь мое внимание?

— И то, и другое, сэр, но особенно — в первое. Как я понимаю, против сэра Джона Филлипса у нас получается более прочное дело, чем против кого-нибудь из остальных. Мне кажется, вы правы насчет политической стороны вопроса — она немногого стоит. Опять же, сэр Джон знает, в каком мрачном свете он предстает здесь. И что он делает? Он приходит сюда, говорит, что собирается поговорить с вами начистоту, и сообщает вам лишь то, что вы и так уже знаете. Когда вы ему на это указываете, он утверждает, что мог ошибиться насчет двух трубочек с лекарством. Вы в это верите, шеф?

— Нет. Чтобы прикончить жертву, ему пришлось бы растворить содержимое целой трубочки. Каким бы замороченным он ни был, он не мог совершить такое по ошибке.

— Вот именно. И он знает, что вы это сообразите. Вы спросите меня, сэр, — ораторствовал Фокс, — каковы его мотивы?

— Каковы его мотивы? — послушно повторил Аллейн.

— Его мотив — запутать следы! Он знает, что доказать его вину — дело сложное, и ему хочется произвести хорошее впечатление. Молодая леди действовала с ним в сговоре, а может быть, и нет. Она может повторить его же сказочку: «О, пожалуйста, не арестовывайте его — арестуйте лучше меня. Я этого, разумеется, не делала, но пожалейте моего милого», — сказал Фокс весьма оригинальным фальцетом с непередаваемым презрением.

Уголки рта у Аллейна подергивались. Он весьма поспешно прикурил сигарету.

— Вы что-то вдруг очень резко изменили точку зрения, — мягко возразил он. — Сегодня утром вы соблазняли меня рассказами о Сейдже, Бэнкс и Робертсе.

— Так оно и было, сэр. Это была версия, которую полагалось расследовать. Бойз этим и занимается, но пока что получается только пшик.

— О весть злосчастная! Расскажите подробнее.

— Бойз взялся за Робинсона, а Робинсон говорит, что все это чепуха на постном масле. Он утверждает, что их большевистский погоняла понятия не имеет, кто убил О'Каллагана. Робинсон считает, что если бы они были в этом замешаны, то он бы уж обязательно хоть что-нибудь про это знал. Об убийстве ему рассказал Какаров, и Какаров сам чуть не упал, когда узнал про это. Если бы с их стороны что-то было сделано, то, как утверждает Робинсон, они бы сидели тихо и никакого ликования не было бы. Они довольны, как поросята после помывки, и невинны, как ангелы.

— Очаровательно! Все хлопают в ладошки с детским весельем. Как насчет доктора Робертса?

— Я спросил насчет доктора. Похоже, они про доктора ничего не знают и смотрят на него как на постороннего. Они даже подозревают, что у него «не все дома», как они говорят. Робинсон сперва подумал, не наш ли это человек. Вы помните, ведь Маркус Баркер издал кучу памфлетов по поводу закона о стерилизации. Они сперва этот закон очень поддерживали. Ну вот, а доктор им интересуется.

— Да, конечно же, — задумчиво согласился Аллейн. — Это его область.

— Если поглядеть на некоторых сынов Страны Советов, — сказал Фокс, — они первыми и стали бы жертвой этого закона. Доктор прочитал один из этих памфлетов и отправился на митинг. Он присоединился к компании из Ленин-холла только потому, что рассчитывал на их поддержку этому закону. Робинсон говорит, что доктор все время к ним пристает, дескать, закон надо снова обсудить.

— Вот оно что. Звучит весьма правдоподобно, Фокс, и, главное, весьма соответствует характеру доктора. С его взглядами на евгенику он просто обязан поддерживать идею стерилизации. И не надо быть большевиком, чтобы понимать, что в определенной мере в ней есть смысл. Похоже на то, что Робертса судьба нам специально подкинула, чтобы затруднить нашу работу.

Фокс глубоко задумался.

— А как насчет мисс Бэнкс и малыша Гарольда? — спросил Аллейн.

— Ничего особенного. Эта Бэнкс не замолкает с момента операции, но ничего полезного пока не сказала. Можно сказать, купается в отраженных лучах славы.

— Как похоже на Бэнкс! А Сейдж?

— Робинсон о нем ничего такого не слышал. Сейдж не из выдающихся членов партии.

— Он врет насчет второй дозы, которую мисс О'Каллаган дала своему брату. Он признает, что дал ей это лекарство, но утверждает, что оно было составлено по рецепту врача и он по рассеянности не занес его в регистрационный журнал. Все это вранье. Мы можем легко отсеять правду, если найдем ее доктора, но, разумеется, Сейдж может быть просто напуган и невинен как младенец. Ну вот, к чему же мы пришли? Мы снова лицом к лицу с чистосердечным признанием сэра Джона Филлипса.

— Не таким уж чистосердечным, если хотите знать мое мнение.

— Интересно… Завтра я собираюсь провести следственный эксперимент и посмотреть всю операцию. Филлипс устраивает мне такую возможность. Как вы считаете, он — потеря для сцены?

— Вы что имеете в виду, шеф?

— Если он и есть наш преступник, то он один из самых лучших актеров, каких я когда-либо встречал. Приходите завтра в клинику, Фокс, и увидите сами. В пять часов. Мне хочется повидаться с леди О'Каллаган перед этим балаганом и, если получится, еще и с Робертсом. Я хотел бы послушать, что он думает про Ленин-холл. А теперь я собираюсь пойти на ленч. Au revoir, Фокс.

— Повторите это, пожалуйста, еще раз, сэр.

— Au revoir.

— Au revoir, monsieur, — старательно выговорил Фокс.

— В ближайшее же время приду послушаю ваши пластинки. Как-нибудь вечерком, если можно.

Фокс залился кирпично-красным румянцем от удовольствия.

— Это очень мило с вашей стороны, — сказал он сдержанно и вышел.

Аллейн позвонил в дом на Кэтрин-стрит и узнал, что леди О'Каллаган будет рада принять его завтра без десяти три. Он провел полчаса, изучая дело. Пришли рапорты об анализах раствора гиосцина в пузырьке и таблеток Филлипса. В обоих случаях была обнаружена обычная концентрация гиосцина в препарате. Он послал на анализ «Фульвитавольтс» и кусочек обертки от второго лекарства Рут О'Каллаган. Было возможно, хотя и очень маловероятно, что лекарство могло попасть на обертку. В час дня он отправился домой и перекусил. В два часа Аллейн позвонил в Ярд, и ему передали сообщение сэра Джона Филлипса о том, что эксперимент с операцией будет проведен на следующий день в предложенное время. Он попросил передать это Фоксу, потом позвонил Филлипсу и поблагодарил его.

Аллейн провел остаток дня, дополняя папку с делом и составляя нечто вроде конспекта для себя. Он сидел над этим до десяти часов, а затем намеренно отложил записи, прочел второй акт «Гамлета» и не в первый раз задумался над тем, как отнесся бы принц датский к работе в Ярде. Потом он почувствовал себя очень уставшим и отправился спать.

На следующее утро он просмотрел свои записи, особенно ту часть, которая касалась гиосцина. Там было написано:

Возможные источники гиосцина.

1. Пузырек с аптекарским раствором.

У Бэнкс, Мэриголд, Харден, Томса и Филлипса был доступ к этому пузырьку. Все они были в операционной перед операцией. Каждый из них мог наполнить гиосцином шприц для сыворотки. Если это было сделано, тогда кто-то с тех пор долил в пузырек 10 кубиков идентичного раствора. Никто не мог этого сделать во время операции. Мог ли кто-либо сделать это позже? Отпечатки искать бесполезно.

2. Таблетки.

Филлипс мог превысить дозу, приготавливая раствор. Возможно, придется проследить, где он покупал гиосцин.

3. Патентованные средства.

(а) «Фульвитавольтс». Ничтожное количество, если только Сейдж не приготовил специально другую дозу, предназначенную для Рут. Проверить.

(б) Второе лекарство, приготовленное для Рут. Могло содержать смертельную дозу, приготовленную Сейджем в надежде уничтожить О'Каллагана, жениться на Рут и ее деньгах, а заодно нанести удар во славу Ленина, Любви и Свободы.

С отвращением просмотрев свои заметки, Аллейн отправился в клинику, дополнительно условился относительно следственного эксперимента в пять часов и после многих хлопот не добился совершенно никаких успехов в отношении аптекарского раствора гиосцина. Затем он посетил фирму, которая снабжала лекарствами сэра Джона Филлипса, и не узнал там совершенно ничего, что могло бы ему помочь. После этого он перекусил и отправился с визитом к леди О'Каллаган. Нэш принял его с тем особенным снисхождением, которое он до сих пор приберегал только для политических деятелей. Инспектора провели в гостиную — зал, оформленный с большой элегантностью, но совершенно безликий. Над каминной полкой висел выполненный пастелью портрет Сесили О'Каллаган. Художник опытной рукой изобразил блеск волос и платья и нарисовал добросовестную карту ее лица. Аллейн почувствовал, что от оригинала он добьется столько же толку, как и от этого портрета. Она вошла, бесцветно поздоровалась с ним и пригласила его сесть.