У аборигенов Океании - Януш Вольневич

лодка без особых затруднений преодолевала причудливые излучины реки. Палящее солнце, которое светило то с одного борта, то с другого, покрывало загаром лица. Временами мы плыли в течение четверти часа по нескольку раз в противоположных направлениях. Наш путт-путт отлично справлялся со всеми затруднениями. Подчас было просто жалко смотреть на утлые, плывущие против течения лодки, управляемые натруженными руками гребцов.

Вскоре мы оказались у места впадения реки Юат в Сепик. Поблизости находились большие поймы, на протяжении целых километров покрытые листьями водных лилий. Зеленые чаши с подогнутыми вверх краями легко удерживали по нескольку копошившихся над водой птиц. По примеру аборигенов мы отведали немного зерен, содержащихся в плодах этих растений. Однако ' такая пища не доставила мне никакого удовольствия.

Видно, полуголодное существование и сформировало i своеобразно сложившиеся обычаи в деревне Камбарамба, куда мы прибыли пополудни. Это селение напоминает Венецию, естественно, довольно примитивную, со своим Большим каналом и стоящими в воде на сваях бамбуковыми «дворцами». В то же время это — нечего греха таить — и дом терпимости на большой реке. Ибо в Камбарамбе моряки испокон века покупают ласки замужних женщин. Подоплека здесь весьма проста. Земля вокруг деревни не поддается возделыванию, мало саговых и кокосовых пальм. Пропитания для населения, насчитывающего около шестисот человек, не хватает, а поэтому… мужчины вынуждены предлагать путникам своих жен, чтобы добыть средства к существованию.

Но замужняя женщина ни в коем случае не продает себя сама. Все сделки совершаются при посредничестве ее мужа. Однако до замужества девушка в Камбарамбе должна сохранять девственность.

Мы медленно плыли вдоль главной улицы. С вполне понятным любопытством глядел я на эту деревню со сложившимися многовековыми традициями. С борта лодки были видны занимающиеся починкой сетей рыбаки, а также женщины, которые ловили крабов. Камбарамба ничем не отличалась от других деревень, расположенных у большой реки, в которых мы побывали. Жители были столь же горды, как и их соседи, а женщины— не менее привлекательны. По берегу носились красивые дети. У причалов стояли искусно украшенные лодки.

На здании совета деревни снова вижу плакаты, призывающие избирателей к участию в выборах, которые должны вскоре состояться. Для нас это мрачное напоминание, так как, вступив на территорию Острова, мы дали властям обязательство покинуть ее не позднее начала выборов. Мы со Стахом много раз размышляли об этом строгом условии, но так и не могли понять его причину.

В Камбарамбе ни о каких прогулках не могло быть и речи. Нашим личным островком стал очередной заезжий дом, и только на четверть часа нам удалось проехаться в лодке, чтобы поглядеть на нырявших за крабами девушек.

Укладываясь спать, расспрашиваю о мерах, принимаемых австралийской администрацией в вопросе, стяжавшем Камбарамбе сомнительную славу.

— Установили же вы на реке врачебно-гигиенический надзор и справились с малярией.

Мне ответили, что уже издавна прилагаются усилия, чтобы ликвидировать в деревне это традиционное «ремесло». Но пока безуспешно. Жители селения, как говорят, с олимпийским спокойствием приводят в свое оправдание следующий довод: «Коль скоро говмены велят платить налоги, мы не можем отказаться от единственной деятельности, которая приносит нам доход».

Засыпая под плеск окружающей хижину воды, я думал что вряд ли нас сочли за солидных клиентов. Ведь нам не сделали никаких предложений. Или, быть может, здесь не любят блондинов?

Диковины большой реки. Тамбараны, маски, крокодилы… А теперь еще и водные стрекозы.

На пристани в Ангораме, близ фактории «Кровавый пират», мальчишки сидят над водой и с хлопушками в руках охотятся за огромными стрекозами. Сверкают на солнце хитиновые, достигающие в размахе пяти сантиметров крылышки. Редкие удары всегда метки. Поверженная стрекоза тут же исчезает… во рту маленького охотника. Слышится хруст прозрачных крыльев, и охота начинается заново. Всюду, где мне только приходится бывать, я с удовольствием пробую местные блюда, но на этот раз не испытываю никакого желания полакомиться. Будь они хоть печеными, как термиты… Но сырыми… право, не решаюсь.

В Ангораме проживают почти две тысячи человек, в том числе довольно большая колония европейцев из шестидесяти человек. Есть маленькая гостиница, есть пиво и радио. Приходится даже переодеваться к ужину. Надев измятую в вещевом мешке сорочку, устраиваюсь у радиоприемника…

Чиновник местной администрации нс очень точно знает, где находится Польша. Я разъясняю и мы выпиваем по кружке пива. Поданное прямо из холодильника, оно превосходно.

За следующей кружкой чиновник рассказал мне случай, происшедший несколько лет назад с австралийцем Эдвардом Макдональдом, представителем правительства в расположенной неподалеку от Ангорамы местности Амбунти. На находившемся в его ведении участке служил проводник, абориген-полицейский. Он имел любимую собаку. Однажды ему пришлось отправиться в дальний путь, и собаку передали его товарищу. Однако, когда владелец вернулся, новый опекун не проявил ни малейшего желания вернуть собаку обратно. Дело было передано на рассмотрение Макдональда, который попытался вынести «соломоново решение». Поместив обоих полицейских в одну комнату, он потребовал, чтобы они одновременно позвали собаку. Та сразу же подбежала к новому владельцу, и Макдональд присудил ее ему.

В ту же ночь первый полицейский застрелил спавшего под москитной сеткой Макдональда, а затем вскарабкался на пальму и, спрыгнув с ее верхушки, попытался покончить жизнь самоубийством, но лишь сломал ногу. Убийца был схвачен, осужден и повешен.

В Ангораме существует некое подобие «Цепелии»[37], конторы и склады которой помещаются в старом там-баране. Аборигенов долгое время обманывали всякого рода торговцы, скупая за бесценок произведения их искусства. Маска из района Сепика или роспись на древесной коре стоит в Нью-Йорке сотни долларов. Здесь же, на месте, их приобретали за несколько пачек табака или стальной нож. Администрация решила повести с этим борьбу. Был создан кооператив. Теперь местные жители работают на скупку, однако цены за их изделия все еще невысоки.

В этом большом здании немало дешевых массовых изделий, но попадаются и старинные предметы, произведения прежних мастеров. Но даже на них цены вполне доступны. Какой-то молодой человек вертится перед зданием. Там хранятся бревна с нанесенной на них красивой резьбой. Это лавочник из Сиднея. Как-то не верится, что он увлекается искусством Сепика.

Возвращаясь в гостиницу, еще раз оглядываюсь назад. Заходящее солнце подчеркивает выразительность большой маски на фронтоне тамбарана. Удивительно, как это американцы не успели еще купить все здание. Оно, бесспорно, прекрасно. А, может быть, именно поэтому и не купили?

Прощаемся с Сепиком и совершаем короткий перелет в Вевак. Справа с борта самолета виден ровный конус действующего вулкана на острове Манам. Там, в дымящемся кратере, согласно верованиям обитателей нижнего Сепика, пребывает всемогущий бог Пекойа. Это