Оправдание - Константин Бушуев

Проходили годы, и отец постепенно стал более спокойно относиться к тому, что у дочери есть собственная жизнь, собственные увлечения и собственный круг общения. Да и Наталья Михайловна мягко урезонивала его, объясняла, что рано или поздно Настя будет жить отдельно, что у нее будут мужчины, что она не сможет вечно находиться рядом с родителями… Александр Винсентович был вынужден смириться и с Настиными занятиями спортом, и с ее посиделками в кругу школьных друзей, и с длительными прогулками… Чуть позже ему пришлось смириться и с появлением рядом с Настей юношей, которые смотрели на нее вожделеющими, отнюдь не дружескими взглядами.

Некоторые запреты все ж таки оставались в силе. Например, Трофимов желал в любую минуту точно знать, где находится его любимая дочь. По-прежнему запрещал ей ночевать вне дома. Исключение составляли разве что квартиры девочек, с которыми Настя дружила с первого класса. А уж о том, чтобы поехать совсем одной в санаторий вблизи башкирского поселка Абзаково на десять дней, не могло быть и речи…

После окончания десятого класса Настя Трофимова выразила желание провести две-три недели где-нибудь в лесостепной полосе, в гористой местности, где были бы все бытовые удобства и в то же время была бы возможность покататься верхом на лошадях. С детства она питала слабость к этим красивым сильным животным, несколько месяцев даже занималась в конно-спортивном клубе. Перелопатила в интернете кучу информации о соответствующих турбазах и домах отдыха на Южном Урале и на Алтае и в итоге остановила выбор на санатории «Изумруд». Наталья Михайловна была только рада, что дочка поедет дышать свежим воздухом и любоваться красотами южноуральской природы, сидя верхом на какой-нибудь резвой кобылке. Александр Винсентович, конечно, не хотел отпускать Настю, но в конце концов на семейном совете удалось найти компромисс. Настя поедет не одна, а с братом Максимом. Ему все же девятнадцать лет, второй курс окончил. Сильный, крепкий парень, вполне способен постоять и за себя, и за любимую сестренку… Так и порешили.

Две недели в санатории пролетели, как один миг, наполненные конными и пешими прогулками, экскурсиями, плаванием в бассейне и посиделками в вечернем кафе. Само собой, у Насти и Максима Трофимовых появились новые знакомые из числа персонала и отдыхающих… Все знакомства были шапочными, поверхностными. С кем-то общались в столовой, в баре, во время конных и пеших прогулок. А с кем-то за все время не перекинулись и парой слов.

***

— Со Светланой Семченко мы тогда не знакомились, — уверенно заявил Трофимов. — Возможно, я ее видел, хотя лицо не запомнил. И она меня видела, значит. И вчера в коридоре узнала. Я ведь заметил, что она на меня пристально взглянула..

— А вам ее лицо знакомым не показалось?

— Нет. Говорю же, я ее если и видел тогда в Абзаково, то не запомнил.

Следователь недоверчиво покачал головой. Легонько постучал кончиками пальцев по застеленному клеенкой столу. На кухне нас было четверо: Харченко, Сергей Волков, Максим Трофимов и я. Подъехавшие двадцать минут назад эксперты-криминалисты продолжали осмотр места преступления, изучали ванную комнату и пол в коридоре. Опера ходили по подъезду в поисках возможных свидетелей.

Рассказанная Максимом Трофимовым история показалась мне не то что неправдоподобной, а какой-то искусственной. Я не мог точно сформулировать, что именно мне в ней не нравится, но видел, что и Федора Михайловича тоже терзают большие сомнения. Хотя по большому счету ничего фантастического не произошло. Ну, допустим, Света на самом деле отдыхала шесть лет назад в башкирском санатории, в том самом, где проводили время Настя со своим братом. Сколько лет тогда было Свете?.. Пятнадцать. Могла она увидеть Трофимова? Могла. Даже если с ним и не общалась. А узнать его спустя шесть лет она могла? Да без проблем. По словам моего юного друга, она сначала вообще не была уверена, что раньше где-то встречалась с Трофимовым.

— Когда мы вчера ехали к ней домой, она спрашивала меня про тебя, — глухим голосом произнес Сергей, обращаясь к Трофимову. — Сказала, что ей твое лицо показалось знакомым. Но так и не вспомнила на момент нашего прощания. Хотя про свою поездку в Башкирию она мне рассказывала, примерно месяц назад…

— Ладно, давайте еще раз, по порядку, — настойчиво сказал Достоевский-Харченко, — она позвонила вам сегодня утром, примерно в девять тридцать. Так?

— В девять тридцать пять, — уточнил Трофимов, взглянув на дисплей своего телефона, — вот, сами смотрите.

Следователь взял телефон в руки, посмотрел звонки. Не только входящие, но и исходящие, и пропущенные. Я знал, что он этим не ограничится, наверняка запросит у компании сотовой связи распечатку детализации.

— Что она вам сказала? Вспомните дословно.

— Дословно не вспомню, она ж меня своим звонком разбудила, я долго сплю… Она представилась, напомнила мне про Абзаково и попросила срочно приехать. Адрес назвала. Сказала, что хочет поговорить со мной о Насте. Я, конечно, поинтересовался, в чем дело, но она ответила, что по телефону ничего объяснять не будет, только добавила, что хочет сообщить нечто очень важное. И отключилась.

— А вам не пришло в голову позвонить гражданину Волкову?

— А зачем? Я ведь не знал, что эта самая Света и есть его новая девушка. Он нас не знакомил…

— Верно, не знакомил, — кивнул Сергей.

— Но вы же вчера видели их вместе, возле двери моего кабинета, — не отставал следователь, — и видели, как они вместе уходили. Как же вы могли не догадаться, что они знакомы?

Трофимов, казалось, был озадачен. Почему, действительно, он не сообщил Сережке о звонке Светланы? Да потому, что с Сергеем у него отношения весьма прохладные, никак не дружеские. Вот они вроде бы оба помогают мне в расследовании, оба желают вытащить Настю из камеры, оба руководствуются глубоким чувством, один — братским, другой — любовным в стиле «агапэ»… Тем не менее недоброжелательность между ними явно наличествует.

— Я не знаю, — вымолвил наконец Максим, — мне действительно не пришло в голову ему позвонить.

— Допустим, — кивнул Харченко. — И что вы делали после разговора с Семченко?

— Выпил чашку кофе, сел в машину и поехал к ней.

— Подробнее! Во сколько вышли из дома?

— Когда я завел машину, часы на приборной доске показывали десять минут одиннадцатого. Сначала хотел ехать прямо сюда, но заметил, что антифриз почти на нуле, поэтому заехал в автомагазин, купил канистру…

— Что за магазин? Название, адрес?

— «Четыре колеса», на улице Белинского.

— Так, так, — пробормотал следователь, делая пометку на листке бумаги. Нетрудно было догадаться, что он обязательно поручит операм проверить, действительно ли Максим заезжал в автомагазин. И вообще, Максима Трофимова теперь обложат со всех сторон. Человек, заявившийся на квартиру к незнакомой девушке, которая была убита за несколько минут до его прихода, автоматически попадает в число подозреваемых. Максим, очевидно, тоже понял двусмысленность своего положения. Порылся в кармане, вынул маленькую бумажку и положил на стол.

— Вот чек из магазина, смотрите сами.

Чеком немедленно завладел Харченко. Внимательно осмотрел, сунул в папку. Резко повернулся к Волкову, спросил:

— А вы, Сергей Васильевич? Вы ведь часто бывали здесь? Припомните, когда вы были в этой квартире последний раз?

— С четверга на пятницу. Я провел здесь ночь.

— Интересно. А вчера? Я допросил сначала вас, потом вашу подругу, потом ко мне зашел гражданин Трофимов. Куда вы с Семченко поехали, когда вышли из отдела?

— Я довез ее до дома и высадил у подъезда. В квартиру не поднимался.

— Почему?

— Как «почему»? Потому что я здесь не жил. Оставался ночевать два, ну максимум три раза в неделю. Но вообще-то вчера я мог бы к Свете и приехать, вечером… Часов в шесть с минутами я высадил Свету и поехал в офис к Валерию Павловичу, — он посмотрел на меня, и я кивнул, — там пробыл примерно сорок минут. Потом позвонил Свете. По ее голосу понял, что она не в настроении. Решил, что нет смысла к ней ехать, и отправился домой.

— А что у нее было не так с голосом?

— Ну как сказать… Недовольство, раздражительность чувствовались. Я думаю, ей было неприятно, что я принимаю участие в судьбе Анастасии Трофимовой. Сами ведь знаете женщин, знаете женскую ревность… А может, дело и не в ревности. Судя по моим прикидкам, у Светы вот-вот должны были начаться критические дни. Если они начались, то вот и причина плохого настроения.

— Значит, ночевали вы дома?

— Конечно, — грустно улыбнулся Волков, — если пожелаете проверить, сделайте запрос на телефонную станцию. Около одиннадцати вечера я звонил маме с домашнего телефона. И еще, я свою машину обычно ставлю на парковку, которая попадает в объектив камеры наблюдения, она на стене соседнего дома висит. Всю ночь моя «нексия» там простояла...